— Это… это… Ты сожрала Самсона? — оглушительно ревет он. — Я месяцы потратил на него. Почти заполучил его душу, был, черт побери, так близок! — Его лицо багровеет. — Вокруг столько легкой добычи, а ты сожрала Самсона! Невероятно! Я уже не говорю о том, что некому дорабатывать чертову смену!

Меня еще никогда не ловили на том, что я «пожираю» людей, но реакция на это мне почему-то представлялась другой. На короткий момент мир стал четче и что-то забилось на краю сознания — это беспокойство пыталось пробить себе путь сквозь дурманящую пелену.

Но оставим беспокойство людям, которые не могут голыми руками разодрать взрослых мужиков на части.

Щекастый широкими шагами направляется ко мне, и я пригибаюсь и снова шиплю. Он тут же останавливается и троица многозначительно переглядывается.

— Как ты сказала, тебя зовут? — спрашивает главный, сузив глаза.

Солгать? Но какой в этом смысл? Даже если я оставлю их в живых (я правда оставлю, мам!), с их стороны будет глупо следовать за мной, зная, на что я способна.

— Меда, — отвечаю я, и они опять переглядываются.

— Зи-Меда или пол-Меда? — медленно спрашивает главный.

Хммм… пятьдесят на пятьдесят, что я выберу правильный ответ.

— Зи, — говорю я. Судя по тому, как они тут же оскаливаются, обнажив зубы, ответ был неправильным. Кажется, они только что поняли, что никакой зи-Бен меня сюда не посылал. Похоже, драки не избежать. Прости, мам, я пыталась.

Разве?— шелестом проносится в голове ее голос.

Да! Так и вижу, как она стоит, скрестив руки на груди и постукивая ногой по полу. А вот выражение лица не улавливаю. Время стерло его. Ну хорошо, не пыталась.

Как же мне хочется, чтобы она все еще была жива. Ее памяти я лгать не могу.

— Зи-Бен не посылал тебя, так ведь? — подтверждается мое подозрение. — Так кто ты там, ты говоришь?

Ваша смерть, странные людишки. То есть, это… ваши увечья. Никаких убийств, только легкое калечение. Чтобы я могла уйти. Покалечить ведь не так страшно.

Мужчины пригибаются, принимая такую же позу, как и я, и начинают двигаться по узкому коридору ко мне. Они крадутся плавными, скользящими шагами. Отлично, люблю, когда еду доставляют прямо в руки, особенно если при этом не нужно платить чаевые курьеру.

Тьфу, не еду, противников. Я не собираюсь их убивать. Правда.

Ко мне, кис, кис, кис.

Они подходят ближе. Я уже могу атаковать их отсюда, но они пока до меня достать не могут. Не со своими человеческими конечностями, не оттуда. Они подходят еще ближе, их шаги так тихи, что я практически не слышу их за клокочущим рычанием в горле. Идите ко мне. Ближе, ближе. Я прыгну. Может, прыгну и пару раз ударю. Только пару раз! Просто чтобы растрепать их волосы и располосовать костюмы. Чтобы дать понять, что здесь было и чего они избежали. С моей стороны это очень гуманно — дать им осознать, как им повезло, оценить то, что у них есть — к примеру, головы на плечах. Чересчур много людей принимают это как должное.

При их приближении я пригибаюсь совсем низко, одновременно поднимаясь на пятках. Готовая прыгнуть, готовая рвануть. Готовая показать этим дурням, что они не могут меня контролировать. Я не какой-то там слабый маленький человечек. Я особенная, уникальная. Обладающая мощью, которую они никак не могут от меня ожидать. На самом деле, я еще никогда не ощущала себя столь могущественной. Должно быть, свежая душа Самсона была невероятно сильна.

Они идут ко мне. Двенадцать футов, десять, восемь. Они рычат, обнажая зубы, и воздух в узком коридоре вибрирует от нашей вражды. Они подгибают пальцы, так же, как я. Подражают мне? Надеюсь на это. Лопнувшее самомнение прекрасно смотрится на тарелке победителя.

Они уже близко.

Шесть футов. Я прыгаю, с точностью рассчитав, что окажусь между их головами и подвесным потолком. В смертельном танце я балерина. Хочу увидеть их округлившиеся глаза, шок, благоговейный страх. Но вместо этого, взглянув вниз, вижу кулак, и перед глазами все взрывается красным.

Раздается хруст и тихий фыркающий смех.

Я отлетаю назад и ударяюсь о стену, затем падаю лицом в пол, хватая ртом воздух. Не могу дышать. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь сморгнуть с глаз темноту.

Как?.. Мой пораженный мозг смертельной хваткой цепляется за только что пошатнувшийся в сознании мир. Как? Я же одна такая. Мама говорила, что я особенная. Но доказательство обратного стоит надо мной, зубоскаля и злобно смеясь.

Моя добыча не смеется, я смеюсь.

Однако сейчас вместо этого лежу в луже своего собственного лопнувшего самомнения, и до меня медленно и жутко доходит очевидное.

Они такие же, как я. Как я.

— Что это было? Ты только что пыталась нас перепрыгнуть? — прорезает сумятицу в моей голове насмехающийся голос главного, и я фокусирую свое внимание на его лице. — И ты всего лишь полукровка. «Зи», как же, размечталась, — со смехом подвывает он.

И еще они говнюки. Я с рыком вскакиваю на ноги, но, к несчастью, они дрожат, и я шатаюсь, вызывая этим новый приступ хохота.

Щекастый сгибается, пытаясь отдышаться от смеха, но Ястреб, поймав его взгляд, изображает девчачий мелкий прыжок, и тот снова ухохатывается.

Я сужаю глаза.

— Ооооо, не злите ее! — выдыхает главный сквозь смех.

Ярость бушующим потоком затмевает сознание, и я прыгаю, целя в его жирный рот. Он с молниеносной быстротой делает шаг в сторону и со всей силы впечатывает меня в стену, даже не переставая смеяться. Ястреб хлопает его по спине, держась за живот и радостно булькая смехом.

Вы. Перестанете. Смеяться.

Резко крутанувшись, я делаю обманчивое движение, будто собираюсь снова двинуть главного, но в последнюю секунду прыгаю на его не подозревающего подвоха дружка, cмачно давая Ястребу по морде. Ноготь большого пальца вскользь проходит по его щеке, на которой тут же вспухает тонкая красная линия. Я ухмыляюсь.

И тут же осознаю, что я идиотка. Пьяная от поглощенной души идиотка.

О чем я думала? У меня, наконец-то, появилась возможность найти ответы на кое-какие из вопросов, и что же я делаю? Даю этой возможности по морде.

Черт.

Они перестают ржать и, шипя, хищно пригибаются. Кажется, профуканая возможность получить ответы сейчас самая меньшая из моих проблем. Они превосходят меня числом, они сильнее меня и они взбешены.

Черт.

Когда они прыгают, я срываюсь с места и бегу, пригибаюсь, подпрыгиваю. За спиной слышен рык и топот. Добежав до лестницы, я перепрыгиваю сразу первый пролет ступеней, затем второй. Они несутся за мной. Я впечатываюсь в дверь, и при столкновении она вылетает вместе с косяком. Это замедляет меня всего лишь на полсекунды, но этого достаточно. Меня хватают сзади. Ярко раскрашенная мебель и оранжевая стена цветным пятном пролетают мимо, когда мы падаем и катимся по полу. Приемная — единственная гостевая комната в психушке и, конечно же не случайно, единственное комната, которую посетители могут увидеть. В том, что я умру в единственной комнате, где можно было бы на самом деле жить, есть какая-то ирония.

Я переворачиваюсь, чтобы увидеть, кто меня схватил — тот, кому я порезала щеку. Ястреб. Он швыряет меня в стену.

Больно.

Обхватывает пальцами мое горло. По его лицу течет кровь.

— Думаешь, можешь драться со мной, полукровка? — Ястреб наклоняется, почти тычась своим похожим на клюв носом в мой нос.

Я полукровка. Половина чего-то. Половина того, что представляют собой они.

Ястреб медленно ведет пальцем по моей щеке, в том же месте, где я ранила его. Я открываю рот, чтобы извиниться, чтобы задать вопрос, на который до смерти хочу получить ответ всю свою жизнь.

Но его вопрос предупреждает мой, черные глаза жестко смотрят в лицо:

— Думаешь, можешь порезать меня, полукровка?

Он нажимает большим пальцем на мою щеку, и ноготь вспарывает кожу. Легкое жжение начинает гореть огнем, когда он вдавливает ноготь глубже. По щеке бежит кровь, и вопросы, начинающиеся с «кто» и «что», вянут и умирают на моем языке. Он собирается меня убить.