Кровать, аккуратно застланная выцветшим фиолетовым ватным одеялом, занимает практически всё пространство. Магнитофон (можно подумать, что он сохранился ещё с эпохи динозавров) стоит на низком столике рядом с коллекцией дешёвых книг в мягкой обложке, резинками для волос, дисками и другими свидетелями детства Джо. На одной из стен есть пробковая доска, завешанная постерами, поздравительными открытками и фотографиями. Это опять же фотографии семьи и школьные снимки, но на них уже фигурируют двое других людей. Один из них — Джо, а другой…

Хай.

Хмм. Судя по тому, что я видела, я бы не назвала их лучшими друзьями.

Парень со снимков копается в шкафу.

— Джо! Ты идёшь? Я не знаю, что ей дать!

Джо забирается внутрь. Комната настолько мала, что не может вместить нас всех. Я сажусь на кровать.

— Иди возьми в кухне ножницы, и… — Джо сглатывает, — …папину машинку для стрижки из-под раковины в ванной. Нам надо что-то сделать с её волосами. — Она смотрит на меня. — Бунтарки не выглядят так. — Рада видеть, что она снова «жизнерадостна и весела». — Что случилось с твоими волосами? — Затем ей на ум приходит более очевидный вопрос: — И почему ты вообще оказалась в сумасшедшем доме?

Меня так и подмывает сказать: «Потому что я сумасшедшая», — просто для того, чтобы увидеть её реакцию, но мне удаётся побороть это желание. Вместо этого я заимствую историю, которую слышала от одной встреченной на улице девочки.

— Мне некуда было идти, — пожимаю я плечами. — Я думала, что в больнице будет… безопаснее… чем в доме моей последней приёмной семьи … — Я показываю на свои оборванные волосы и шрамы, позволяя ей самостоятельно заполнить пробелы.

На ее лице написано: «Чушь собачья», но рот остаётся закрытым.

Джо вытаскивает Хая в коридор и, заняв его место, принимается копаться в шкафу. Она вслепую кидает в мою сторону джинсы, а за ними чёрную футболку с нарисованным на ней неоново-зелёным кроссовком, от которого разбегается куча таких же неоновых молний. Видно, вытащила наугад. Покопавшись глубже, она достаёт потрепанную куртку в военном стиле: армейско-зелёного цвета, с заклёпками и поясом на талии. Хоть рукава её и потёрлись, выглядит она очень даже круто. Маме нравилось одевать меня в пастельных тонах, как будто вся эта нежность могла в конечном итоге впитаться в меня.

— Переодевайся, — приказывает Джо и, выйдя наружу, закрывает за собой дверь.

Я переодеваюсь. Джо выше и грудастее меня, поэтому джинсы мне приходится подвернуть, а рубашка оказывает немного свободной, но сидит всё это достаточно хорошо.

Хай и Джо ждут меня в ванной комнате. Точнее, в ванной комнате находится Джо, и так как помещение слишком мало, Хай смог ступить туда только одной ногой. Если быть честной, то нога у него, действительно, большая.

Джо держит ножницы, за которыми посылала Хая. Обычно я не позволяю девчонкам, которые не испытывают ко мне симпатии, находиться рядом со мной с чем-нибудь острым, а уж тем более, я не позволяю им стричь мои волосы. Протиснувшись в ванную, я забираю у неё ножницы. Она пожимает плечами, кладёт машинку для стрижки на раковину цвета авокадо и оставляет меня одну.

Да уж, постаралась я изуродовать свои чудесные чёрные локоны. Искромсала их так, что с одной стороны они совсем короткие, длиной всего несколько сантиметров, а с другой — длинные. К счастью, я мастер своего дела, поэтому приступаю к работе.

Моя новая стрижка осталась ассиметричной, но теперь создает впечатление, как будто так и было задумано. Между модой и безумством всегда лежит тонкая грань. Думаю, я на правильном пути. Длинная сторона достигает до конца скулы. Короткая сторона подправлена и подстрижена ярусами. Очень модная плохая девочка.

Я перехожу к косметике: сильно подвожу глаза контурным карандашом сверху и снизу и покрываю ресницы тушью. К сожалению, чёрного лака для ногтей нет, поэтому я быстро наношу слой тёмно-фиолетового.

Я слишком худая, практически тощая из-за пребывания в психбольнице, и бледная. Худоба и бледность наркомана. Порез на щеке больше не кровоточит и теперь служит прекрасным дополнением к моей дурной славе, так что я сдираю пластырь, чтобы выставить его напоказ. С ассиметричной стрижкой, подведёнными глазами и выданной мне одеждой я выгляжу как какая-нибудь старшеклассница, заставляющая своих родителей уважать собственных детей. Идеально.

Я присоединяюсь к остальным, сидящим в гостиной, которая (едва ли) похожа на комнату.

— Вау! — Ури разевает от изумления рот. Галёрка одобряет. — Как ты это сделала?

— У меня хорошо получается резать… — кратчайшая пауза — …волосы.

Думаю, Джо оценила мою многозначительную заминку, так как в её глаза возвращается жесткость. Тем не менее, ничего не говоря, она протягивает мне мужские носки и потрёпанную пару чёрных кед.

Хай, плюхнувшись на диван, пытается удержать ручку на кончике языка. Оглядев меня, восклицает:

— Очень плохая девочка!

Ури плюхается рядом с ним и что-то ищет — вероятно, ручку.

Джо падает в желчно-бежевое кресло, устремив глаза на колени.

— Нам надо выбраться отсюда до завтрака и присоединиться ко всем в столовой.

Я сажусь на пол и надеваю обувь. Ури находит ручку, и они с Хаем начинают соревноваться в балансировании ручки на языке. Джо отрывает липучку с корсета на ноге и прикрепляет её обратно, затем снова отрывает. Проходит несколько бесшумных, если не считать повторяющегося звука, издаваемого липучкой, минут.

— Сколько осталось времени до завтрака? — спрашиваю я.

— Мно-о-ого, — предполагает Ури, роняя ручку из-за бесполезного ответа. Он вытирает с лица слюни. — Завтрак в 9.30.

Сейчас должно быть около 8. Убейте меня.

— Итак, что я должна знать, чтобы быть Эммой? — спрашиваю я. Это должно отвлечь Джо от её занятия. Она моргает, но не отвечает. — Джо?

— Хорошо. — Она выпрямляется. — К счастью, Эмму никто не любит, поэтому тебе не придётся много говорить.

— Как они могут не любить её, если даже не могут её узнать?

Джо пожимает плечами.

— Она отказалась от Наследия.

Я понятия не имею, что это означает, поэтому Джо разъясняет:

— Она не хочет быть Борцом.

Умная девочка. По мне так жизнь Борцов — полный отстой.

— Кажется, это тяжелая работа, — замечаю я.

Этого достаточно, чтобы заставить Хая убрать ручку в сторону.

— Как можно решить не сражаться с дьяволом?

У Хая, действительно, доброе сердце, но, возможно, на его храбрость повлиял тот факт, что он не знает, сколько раз за эту ночь он едва не умер.

И давайте будем честны, у него всё ещё есть возможность умереть.

Меда!

Шучу, мама. Шучу.

— Нас и так мало. Чем больше тех, кто отказывается помочь, тем опаснее это становится для остальных из нас. — Слова прагматика Джо. — В любом случае, ты — позор своих родителей, своей общины, никто тебя не любит. Твой отец, Илия, и мой отец — братья. Твоя мать, Бека, стала Тамплиером после замужества, поэтому у тебя есть много кузенов, которые не являются Тамплиерами.

— Ужасное имя, — добавляет ребёнок, которого назвали Уриэлем.

Я растеряна.

— Что?

Они объясняют, что Тамплиеры происходят от настоящих Рыцарей Тамплиеров, религиозного ордена, сформировавшегося в двенадцатом веке. Их первоначальной целью была защита паломников, которые хотели посетить святые места. Паломники чаще всего были хорошими людьми, готовыми рисковать жизнью, поклоняясь Богу. Некоторые из них даже обладали потенциалом сделать мир лучше, их называли Маяками. Демоны узнали об этом и начали их отлавливать. В те тёмные и опасные времена им удавалось это без особого труда.

Чтобы уровнять силы демонов и рыцарей, первых членов ордена Тамплиеров небеса наделили особыми способностями, а вместе с ними и обязанностями уничтожать демонов и защищать Маяки. Проблема была в том, что они хорошо справлялись со своей работой. Слишком хорошо, хотя и смогли сохранить причину своего успеха в секрете. Религиозные и мировые лидеры заинтересовались ими и начали использовать Тамплиеров в личных целях. Они заставили их вербовать новых членов, чтобы расширить их ряды, но новые члены не имели сил, которыми обладали основатели ордена и их потомки. Постепенно в орден просочились люди, контролируемыми демонами, после чего всё пошло не так, как надо. Настоящие тамплиеры попытались вернуться к их первоначальной цели, и в результате были практически ликвидированы в четырнадцатом веке. Многих казнили, но некоторым удалось уйти в подполье. Выжившие потомки перегруппировались. Так что только потомки настоящих Тамплиеров обладают особыми силами.