— Тьфу, ненавижу домашних животных, — бормочет она.

Интересно. Большинство девчонок любит животных. А домашних — особенно. Я смотрю на неё с любопытством.

— Почему люди платят столько денег за эту обузу, — шепчет она. Вау, да в ней меньше человеческого, чем во мне. Я, по крайней мере, ценю хороших собак. Хотя и от плохих получаю удовольствие, только другим способом.

Мы ждём, пока Хай и Ури закончат врать Фредерику и весело помашут ему на прощание. Мы слышим, как закрывается дверь, и парни манят нас за собой. Больше нежеланных встреч на пути к самому ветхому крылу школы не возникает. Мы огибаем его, заходя со двора, и останавливаемся у сильно поржавевшей двери. Кто-то просунул кусок картона в дверной косяк, чтобы держать дверь закрытой, но она легко открывается, когда Хай дергает её на себя. Он заглядывает внутрь, затем проскальзывает в отверстие, показывая нам жестом следовать за ним.

Я делаю глубокий вдох и захожу в учреждение, обучающее убивать Меду.

Интерьер полностью противоположен потрескавшемуся и ветхому экстерьеру. Нижние окна заколочены, потому что те, кто это сделал, не хотели, чтобы кто-нибудь увидел, что находится внутри. Ведь большинство старших школ не включает в себя тренировочный центр, хотя иногда с этой целью используются детские спортивные площадки. Двухэтажный спортзал типичен для школы: блестящий, но поцарапанный пол, белые блочные стены и складные трибуны, вот только тренировочный инвентарь не типичный — боксёрские груши, мишени для стрельбы, клетка для борьбы и боксёрский ринг, а также стандартные маты, препятствия и канаты.

Но самое увлекательное — стены, увешанные тренировочным оружием. Деревянные клинки всех видов свисают со стеллажей, которые большинство жителей пригородов используют для гаражных инструментов, в то время как вся коллекция настоящего холодного оружия хранится в металлическом ящике — как я могу предположить, закрытом.

Коричневые глиняные шарики со святой водой заполняют корзину из проволочной сетки, в которой обычно хранят мячи.

Мы крадёмся через спортзал к коридору. Я слышу вдалеке топот и крики детей, но в ту стороны мы не идём. Мы резко поворачиваем налево, проходя ещё один коридор. Проскальзываем на лестницу и поднимаемся на площадку второго этажа. Вместо того, чтобы пойти по коридору, Хай направляет нас к окну, выходящему на крышу соседнего корпуса.

— Круто! — щебечет Ури. По-видимому, старшеклассники не рассказали ему об это пути побега.

Хай предлагает мне своё мускулистое предплечье и поднимает меня, пока Ури поддерживает меня снизу. (Это так ужасно неловко.) Хай предлагает аналогичную помощь Джо и получает в ответ холодный взгляд. Разве он ещё не понял? Даже Ури достаточно умён, чтобы не предлагать ей помощь. Но, с другой стороны, я не могу представить хоть кого-нибудь, у кого хватило бы достаточно храбрости, чтобы без приглашения прикоснуться к заднице Джо, и не важно, с хорошими намерениями или нет. Джо поднимается самостоятельно, без посторонней помощи, затем выкарабкивается Ури, и мы движемся дальше по наклонной крыше. Мы подходим к главному корпусу здания, и Хай, махнув нам, чтобы мы подождали, заглядывает в окно. Убедившись, что путь свободен, мы забираемся в мужской туалет.

— Круто, круто! — снова радуется Ури.

— Пойди, убедись, что там чисто, — произносит Хай с отеческой улыбкой, кивнув на дверь.

Ури практически светится от дарованной ему привилегии. Выглянув, он машет нам, и они с Джо выскальзывают в коридор. Хай останавливается у двери.

— Готова сыграть плохую девочку? — спрашивает он, изогнув светлую бровь.

Я злобно скалюсь во все зубы, и он отступает назад.

— Хорошо получилось? — нахмурившись, интересуюсь я.

Он моргает.

— Хм, да, хорошо.

Хе-хе.

Он придерживает для меня открытую дверь, и мы присоединяемся к тем, кто уже выполз из своих комнат и спускается к завтраку.

Таким вот образом, маленький полудемон в лице меня легко и просто узнал, как проникнуть в логово Тамплиеров.

Нет, мама, конечно нет. Я ничего такого не сделаю!

Она качает головой, слишком хорошо меня зная. Я дуюсь.

Главный корпус, должно быть, открыт для всех, потом что выглядит он, как любая малоимущая, чрезвычайно дерьмовая школа. Не то чтобы мне разрешалось учиться в такой — мама, вероятно, хотела свести к минимуму весь потенциальный негатив. Стены из цементных блоков окрашены в бежевый цвет, на полу лежит черно-белый узорчатый линолеум. В коридорах висят пробковые доски с напоминаниями и рекламой. Практика, Пятницы 2-4, — просто написано на одной из них. Я могу только представить, что практикуют в школе для профессиональных убийц. Здесь даже есть ужасная коллекция никуда не годных мотивационных плакатов. На одном ярко раскрашенном объявление изображена целая куча улыбающихся щербатых детей со словами «Будь собой» большими печатными буквами. Худший совет, который я когда-либо получала с плаката. Я смотрю на изображение очумело улыбающихся детей. Им, кажется, он тоже не понравился.

Это коридор со спальнями парней: на дощечках возле дверей перечислены мелом имена жильцов, большинство из которых ужасающе библейские. Иезекииль, Авраам, Мафусаил (вы не шутите?). И даже Иуда. Кто решил, что это хорошая идея? Мама сильно подсела на библию, теперь, зная, что она родила полудемона, я начинаю понимать, почему.

Мы идём вместе с толпой на первый этаж, и человеческие звуки становятся громче — разговоры, хихиканье, выкрики. Их источник — пара потрёпанных деревянных дверей в самом конце коридора. Я чувствую запах завтрака и предполагаю, что это и есть столовая, хотя нигде нет указателя. Когда мы подходим ближе, у меня в животе образуется комок нервов. Полагаю, нервничать в свой первый день в школе, даже когда остальные ученики не хотят тебя убить, — вполне нормально.

Мы проходим через двери.

Это типичная столовая, если можно верить телевизору. Длинные столы с приставленными к ним скамейками тянутся по залу, утыканному цементными столбами. Зал кишит кучей человеческих личинок — должно быть, их здесь более сотни. Дети повсюду, по численности они превышают взрослых, достигших двадцати одного года. Повсюду дети разных возрастов: от тех, что только научились ползать, до тех, кому уже исполнилось восемнадцать. Они кричат, падают и дерутся, в основном ради веселья. Зал словно наполнен энергичными щенками. Один ребёнок ударяет другого, который потом прыгает на того, хохоча, как сумасшедший. Волчата.

Те немногочисленные взрослые, которых послали сюда, чтобы справиться с детьми, впечатляют своим видом — два древних старикашки, у которых на лице больше волос, чем мускул на теле, и однорукий парень. Им нужны кнуты и стулья, а не ходунки. И, конечно, по меньшей мере, все конечности. Ничего не могу с собой поделать, но думаю, что променяла один дурдом на другой, только в этот раз им управляют сами больные. Выпущенные на свободу дети озверели. Наверное, Борцы считают, что их дети — хорошие ребята, и поэтому сильного присмотра им не нужно. Идиоты. Хороший подросток, как хороший демон — различие только в условиях.

Дурдом, короче.

Интересно, как они собираются объяснить моё появление взрослым? Я даже перестала беспокоиться в этом хаосе. Ладно, почти перестала.

Когда мы заходим, остальные учащиеся поворачиваются, чтобы поприветствовать нас. А точнее, поприветствовать Хая.

— Хай, Хай![3]

— Хай!

— Доброе утро, Хай!

По-видимому, я гостья короля школы охотников на демонов.

Никто не приветствует Джо. Наткнувшись на неё взглядом, все отводят глаза, как будто она покрыта тефлоном[4]. Я бы списала это на её не-очень-то-обаятельную персону, если бы их глаза не цеплялись за ножной корсет.

Даже я получаю свою долю внимания.

— Кто это? — спрашивает один рыжий веснушчатый ребёнок, указывая на меня.

— Двоюродная сестра Джо, Эмма, — выпаливает Ури, поспешив соврать.

Кто-то вздыхает, кто-то хихикает — такое ощущение, что я изгой класса. Они презрительно улыбаются и отворачиваются. Я обнажаю зубы в убедительной дьявольской улыбке.