— Ой, и все, кто вступают в брак с Тамплиерами, — добавляет Ури.

— Но как? — спрашиваю я.

Все смотрят на меня.

В итоге, Ури отвечает:

— Так угодно Богу.

Ладно.

— Тамплиеры рождаются с минимальными сверхспособностями (мы немного сильнее, немного быстрее), а потом в наш тринадцатый день рождения мы проходим церемонию, — продолжает Джо.

— Некоторые потомки настоящих Тамплиеров ещё не с нами, но они просто не знают, кто они такие, — объясняет Хай, наклонившись вперёд и положив локти на колени. — Мы пытаемся отследить их, а обнаружив, стараемся вернуть в орден. Обычно это целые семьи, в которых все дети обладают сверхъестественными атлетическими способностями. К сожалению, иногда нам не удаётся добраться до них вовремя.

— Их настигают демоны?

— Иногда да, а иногда это делает слава.

— Слава? — Я бы не возражала, чтобы меня настиг этот враг.

— Да, например Серена и Венера Виллиамс, — говорит Хай. — Мы уверены, что они Тамплиеры.

— Или Пейтон и Эли Мэннинг, — добавляет Ури, и Хай кивает.

— Они слишком известны, чтобы вернуть их в орден сейчас. — Хай прискорбно качает головой.

Вряд ли бы супер-звёзды миллионеры разочаровались, узнав, что вместо роскошной жизни могли бы иметь короткую и полную насилия жизнь, отягощённую обетом бедности.

— А Тамплиеры могут быть Маяками? — спрашиваю я.

Хай обдумывает это, затем качает головой.

— Никогда об этом не слышал.

— В любом случае, — направляет нас в нужное русло добрая Джо, — когда нам исполняется тринадцать лет или же когда нас приводят сюда, мы проходим церемонию, принимаем наше Наследие и обретаем супер-способности. Или, как в случае с Эммой, не получаем ничего.

— Так что, никто не будет ожидать от меня каких-либо супер-способностей?

— Нет. Возможно, лишь немного атлетизма, — Хай подмигивает. — Мы удостоверимся, чтобы никто не предложил тебе сыграть в какую-нибудь спортивную игру.

Похоже, сейчас у меня прекрасная возможность узнать побольше достоверной информации о своих естественных врагах.

— А какие необычные способности получают Тамплиеры во время церемонии?

Хай и Ури одновременно открывают рты, чтобы ответить, но Джо обрывает их, сверля меня взглядом:

— Это не имеет значения, у тебя нет ни одной из них.

О-па! Кажется, чтобы выведать побольше информации, мне придётся потерять свою дорогую кузину. У меня есть только одна неделя, а чтобы завладеть доверием Джо, потребуется гораздо больше времени. Я не удивлюсь, если она обменяла свою ногу на дополнительные мозги.

К счастью, парни сливают информацию так же быстро, как я сливаю кровь. К сожалению, объединить эти наши два хобби не выйдет, поэтому просто нужно отделить Джо от остальных.

Всё оставшееся время меня мучают унылой биографией Эммы. Ей семнадцать (хотя, никто не может вспомнить, когда у неё день рождения), у неё есть брат и кот (оба очень большие) и бла-бла-бла, кого вообще это волнует?

В конце концов, часы показывают 9.15, настало время покидать эту дыру и направляться в школу. Хай и Ури идут впереди, Джо замыкает шествие. Думаю, она хотела бы взять руководство на себя (она до сих пор не соглашается признать во мне невинный цветочек), но с её ногой не особенно повышагиваешь впереди, а она скорее задохнется, чем попросит замедлить темп ради неё, так что довольно скоро она исчезает из нашего поля зрения.

Хе-хе.

Мы бежим рысцой между трейлерами, нагибаясь под их окнами. Солнце уже полностью встало, однако воздух всё ещё холодный и при выдохе у нас изо рта идёт пар. Мы сворачиваем влево, к противоположному концу от того места, где зашли в долину, и идём прямо вперёд между трейлерами. Теперь мне видно большое здание: должно быть, это школа. Мне приходится замедлиться, чтобы рассмотреть его целиком.

Здание школы — разрушающаяся каменная коробка высотой в четыре этажа с расползающимися в стороны двух- и трёх-этажными пристройками с нечётным количеством углов. Когда его расширяли, никто не принял во внимание стиль первоначальной постройки (если только «большую коробку» можно счесть за стиль), материалы не сочетаются совершенно. Одно крыло выглядит так, словно его отлили из обычного цемента, или вообще привезли из СССР, когда СССР ещё существовал. Несколько стоящих близко друг к другу корпусов обернуто предупредительной лентой, их окна забиты досками. Ржавеющий труп качелей трогательно склоняется возле входа.

Этот монстр создан архитектором Франкенштейном.

«Проект Просветительской Благотворительной Школы» — провозглашает большой и ещё в большей степени прогнивший деревянный указатель.

Они шутят, что ли?

Я так пристально разглядываю эту уродливую школу, что не замечаю под ногами железную цепь, пока не спотыкаюсь об неё. Она гремит и бряцает, пробуждая спящего монстра — тощего маленького любителя вцепиться в щиколотки с короткой, но объёмной седой и кудрявой шерстью. Он разражается безумным лаем и дергается на цепи так, словно хочет разорвать меня в клочья. Это чувство взаимно, но сейчас не время для этого.

Я смотрю на Хая и Ури, стоящих в двадцати шагах от меня и замерших в нерешительности, не желая бежать без меня. Входная дверь трейлера распахивается от удара. Я всё ещё нахожусь позади трейлера вместе с сумасшедшим зверем, а вот Ури и Хай стоят прямо напротив входа. Они собираются бежать, но уже слишком поздно.

— Не двигаться, я вооружён, — произносит голос из трейлера.

Вот дерьмо, нас поймали.

Глава 6

Гав, гав, гав, гав, гав.

— Малахай? Уриэль? Это вы? — По крайней мере, кажется, именно это сказал тот человек. Мне едва удаётся услышать что-либо за лаем собаки, похожей на мокрую крысу.

С того места, где я нахожусь, прямо за трейлером, мне видно Хая и Ури, но не стоящего в дверях владельца трейлера. Поза Хая сменяется с изогнуто-вороватой на ручки-за-спиной ангельскую. По его лицу расплывается милая улыбка, и Ури пытается скопировать её, но уже с меньшим успехом. То немногое, что я смогла услышать, было произнесено старым голосом, так что, возможно, у его обладателя достаточно плохое зрение, чтобы Ури показался ему убедительным. Кажется, они обмениваются любезностями, но даже мой суперслух не может ничего разобрать из-за этой чёртовой собаки.

Быстро взглянув на Хая и Ури и убедившись, что их внимание сосредоточено не на мне, я протягиваю руку и хватаю маленькую собачонку. Прежде чем я успеваю сделать что-то ещё, Хай стреляет в мою сторону взглядом, и мне приходится невинно улыбнуться и потрепать противное животное по голове. Зверь отвечает на мою доброту брыканием и рычанием, пытаясь цапнуть меня за запястье. Как только внимание Хая возвращается к мужчине, я вздёргиваю животное за загривок и поднимаю до той поры, пока его мокрый чёрный нос не оказывается в нескольких сантиметрах от моего. Мы пристально смотрим друг другу в глаза, и я вижу, как они у него расширяются, когда я рычу ему в лицо. Собака мочится, но ведёт себя неимоверно тихо. Я швыряю его обратно в будку. Иногда плохишам надо напоминать, что они не единственные, кто может укусить. Хай разворачивается ко мне из-за того, что пёс внезапно заткнулся. На моих губах сахарная улыбка.

Чтобы положить конец некоторым спорам, могу сказать точно, что у собак действительно есть души. Правда, не такие аппетитные и сытные, как у людей. С питательной точки зрения, я бы сказала, что на дюжину собачьих душ приходится одна человеческая. Полагаю, я могла бы совершить такой обмен и даже выжить, но я этого делать не буду. Хорошая собака всегда ценнее плохого человека. Я могу положить конец ещё одному спору: не все собаки отправляются в Рай, большинство из них такие же ужасные, какими и кажутся.

Позади доносятся неровные шаги, и, развернувшись, я вижу догоняющую нас Джо.

— Их застукали? — шепчет она. Я киваю. — Что ж, по крайней мере, это всего лишь Фредерик. Он уже через пять минут забудет о том, что видел. Будем надеяться, что их больше никто не заметит. — Она опускает взгляд на собаку, которая скулит и копошится в грязи, и поспешно делает пару шагов в сторону от неё.