Заревев от боли, Китовая Акула с силой взмахнула хвостом и вырвалась из плена. Этим сразу же воспользовался Лупибей.

— Вперед! Ворота открыты! Все в бой! — заорал он, но поскольку сам не двигался с места, то и все остальные стояли.

— Трусы! — багровея, Лупибей тряс щупальцами. — Вперед, город наш!

— А где царевич? — раздались голоса. — Его нет… Он погиб!

— Мы возьмем город без него! Ворота открыты — город в нашей власти!

Это подстегнуло нападающих. Они двинулись к воротам.

— Полки резерва — в бой! Все на штурм! — надрывался Лупибей.

А в это время Храбрый Ерш поставил у ворот свое войско для последнего боя.

— Как только покажется первый нападающий — бросаемся в атаку! — наставлял он.

Все ближе и ближе стена врагов…

— Ну, кажется, пора, — сказала девочка Смешинка.

— Да, пора, — ответили Ласточки, Чернобровка и Черноспинка, мышка Альмина, Плотвичка-Гимнастка, Кузовок и Сабира. — Пора!

В полной тишине забарабанил Крокер. Главнокомандующий, напрягшийся для последнего броска, оглянулся.

Из Голубого дворца медленно выползал Великий Треххвост.

Самозванец

Храбрый Ерш видел владыку моря только за прозрачной стеной, и хотя его громадные размеры поразили бунтаря, но он не испытывал такого острого страха, потому что чувствовал себя несколько защищенным прозрачной стеной. Теперь же, столкнувшись с ним нос к носу, он показался сам себе рачком Капшаком перед Китом.

И все же Храбрый Ерш не струсил, не убежал. Растопырив колючки, схватив свою верную гимнотиду, он ринулся на владыку. Тот чуть-чуть приоткрыл пасть — словно улыбнулся, и главнокомандующего как не бывало.

Крик боли и гнева пронесся по рядам защитников города. Они двинулись к пасти чудовища, готовясь последовать за своим главнокомандующим, с ними хлынули все морские жители… еще миг — и Великий Треххвост начнет глотать их сотнями, тысячами.

— Стойте! — крикнула Смешинка. — Храбрый Ерш жив! Она подала знак, пасть Великого Треххвоста приоткрылась с глухим рыком и… появился главнокомандующий. Он был взъерошенный, растерянный, но все такой же решительный, словно побывал не в пасти чудовища, а в простой уличной потасовке.

— Не бойтесь, это… — закричал он.

— Молчи! — остановили его Смешинка и Сабира. — Услышат враги! Молчи!

Владыка продолжал выползать из дворца под недоумевающими и испуганными взглядами жителей. Туловище еще не успело показаться до половины, а голова уже приблизилась к воротам. И тут ее увидели нападающие.

— Великий Треххвост! — прокатился рев по всему фронту. — Владыка в городе! Наш повелитель здесь!

Узкая хищная голова чудовища как-то съежилась, протискиваясь в ворота, а потом вновь стала расправляться и раздуваться еще больше. Из дворца только показался первый хвост. Туловище тянулось и тянулось нескончаемо… Оно пестрело серо-зелеными и синими разводами, хвосты и плавники были ярко-розового цвета, живот поблескивал перламутром, а глаза полыхали изумрудами.

Наконец чудище выбралось из ворот и заколыхалось перед своим войском. Теперь все увидели, как он, владыка, несказанно велик. Даже Акулы казались рядом с ним мелкой Тюлькой. Он мог проглотить любую из них, даже не поморщившись. А уж о Скатах, Кальмарах и Крабах говорить нечего — они были мельче его чешуи.

Великий Треххвост медленно разинул пасть, и могучий трубный голос его заставил всех содрогнуться:

— Слушай мой приказ!

Все насторожились. Адмиралы, Генералы, Капитаны вытянулись в струнку.

— Уходите отсюда.

— А как же город? — кричали Акулы, Кальмары, Морские Коты, Медузы, Крабы. — Мы хотим пировать… Мы голодны! Лупибей обещал…

— Вот пусть Лупибей и накормит вас, — в голосе владыки сквозь грохот зазвучала насмешка. — Можете съесть его самого!

— Ну уж дудки! — завопил Лупибей, приходя в себя после неожиданного потрясения при виде самого владыки. — Лучше мы сожрем тебя! Тем более, что ты самозванец!

— Самозванец… Самозванец… — зашуршала толпа.

— Ты нахал, Лупибей, это я знал, — ответил владыка.

— Конечно, самозванец! — надрывался Спрут, держась, однако, на почтительном расстоянии от чудища. — Настоящий владыка в замке, он не может выйти оттуда.

— Почему это я не могу выйти из замка? — загрохотал Великий Треххвост. — Вот видишь, я здесь…

— Нет, ты не вышел! Ты не можешь выйти, поэтому самозванец! — блеял Лупибей, как бешеный носясь вдоль фронта. — Не слушайте его! Хватайте его, рвите! Вперед, Акулы!

— Я проглочу тебя, подлый изменник! — Владыка раскрыл пасть и двинулся вперед. В чудовищной пасти белели острые зубы величиной с самого Лупибея. Зловеще извивался язык. Чернела бездонная глотка…

При виде такого зрелища Лупибей словно обезумел. Он с остервенением принялся нахлестывать упряжку Меч-рыб и кинулся удирать. Дрогнуло войско. Акулы сыпанули кто куда, Морские Коты упали на дно, Окуни-Зебры полезли в густые заросли зостеры. Крабы громадным валом покатились прочь от города, давя друг друга…

А в это время на стенах города ликующие жители взахлеб рассказывали друг другу, что Великий Треххвост на самом деле не настоящий владыка, а его чучело, которое сшили за две ночи Коньки-Тряпичники из биссусной ткани и раскрасили красками Мурексов. Движут чучело сидящие внутри раздувшиеся Иглобрюхи, а говорит через громадную рапану Язык, который устроился внутри глаза чудовища.

И вот теперь Язык и сотня раздувшихся Иглобрюхов, сидящих в ярко раскрашенном чучеле, прогнали врага от города. Смешинка, глядя на эту картину, подбоченилась и стала смеяться. Она смотрела на удирающего Лупибея, на прожорливых Акул, на коварных Каракатиц и Кальмаров, на трусливых Спрутов, еще недавно рвавшихся в город. Гнев и ярость прорывались в ее смехе. Этот смех — гневный и торжествующий — подхватили все защитники города.

Войско было рассеяно.

Смешинка посмотрела на покачивающееся чучело.

— Уничтожьте его, чтобы жители ничего не боялись и чувствовали себя счастливыми.

— С радостью! — закричал Храбрый Ерш и, прихватив две гимнотиды, помчался к чучелу. Он поднырнул под чудище, нашел шов и провел по нему гимнотидой по направлению к пасти. Чучело на глазах у всех распалось, из него вывалились раздувшиеся, одуревшие в темноте Иглобрюхи. Они таращили ничего не понимающие глаза.

Последним выпал Язык с громадной витой раковиной. Чучело съежилось, стало плоским и медленно опустилось на дно. Язык посмотрел на него с сожалением.

— Что ты наделал? — загремел он на Храброго Ерша, приставив раковину ко рту. — Там было так уютно и весело! А Храбрый Ерш снова появился на защитных стенах.

— Эх, с каким удовольствием я уничтожил бы самого Великого Треххвоста! — мечтательно произнес он. — Но…

— Но прежде я уничтожу тебя, ничтожный Ершишка! — раздался гневный голос, и все обернулись.

Дельфины, которые до этого плавали наверху, выполняя просьбу Смешинки, теперь спускались вниз. На одном из них, на Сольдии, сидел так дерзко похищенный царевич.

— Ты?! — Храбрый Ерш задрожал от ярости.

— Да, я сын Великого Треххвоста! А ты способен только расправляться с безжизненными чучелами, герой!

Главнокомандующий выхватил гимнотиду:

— Защищайся! — И никто не успел произнести и слова, как он бросился на царевича.

Капелька взмахнул саблей. Храбрый Ерш был опытным бойцом, не раз сражался даже с восьмирукими Спрутами. Он на ходу увернулся от удара и сам ткнул врага ножом, целясь в щель панциря. Капелька успел подставить руку и отразил удар перламутровым налокотником. Храбрый Ерш извернулся и тут же ударил снизу — только панцирь снова спас его противника.

Но вот сабля сверкнула и выбила у Храброго Ерша гимнотиду. На миг он застыл от неожиданности, и все затаили дыхание: сейчас царевич нанесет удар… Но Капелька указал на нож:

— Подними! С безоружными я не дерусь.

Главнокомандующий захлебнулся от возмущения:

— Не дерешься с безоружными? Но ведь ты закован в панцирь с головы до пят! Давай биться по-честному, без кольчуг и панцирей!