— Вот ее и принесешь, — решительно махнул рукой Лысюра.

— А другую нельзя? Это ведь моя самая-самая любимая…

Лысюра заложил руки за спину.

— Значит, любимую книгу хочешь оставить себе? А другим отдать то, что тебе не нужно? «На тебе, боже, что мне не гоже?» Живцов, запиши для карикатуры.

Макар взъерошился:

— А ты-то сам какую принесешь?

— Я? — Лысюра вытащил опять блокнот из-за спины и по складам прочитал: — «Роль профсоюзных организаций в развитии горнодобывающей промышленности». Один рубль пятьдесят копеек.

— Что?! — Макар даже задохнулся. — Это твоя любимая книга? Да врешь ты все! Мы же знаем, что ты только про шпионов читаешь.

— Про шпионов — это я так читаю, — Лысюра отвел глаза. — Когда нечего делать. А вот эта книга стоящая. Рубль пятьдесят.

— Да что ты заладил: рубль пятьдесят, рубль пятьдесят, — Макар метнулся к полке с книгами. — Вот! «Кулинария»! Два рубля семьдесят! Могу отдать вместо «Маленького принца», мама купила, а все равно в нее не заглядывает.

Послышались глухие всхлипывания. Это смеялся Живцов, потом захихикала и Даша.

— Вы чего? — оторопел Синицын.

— Ой, не могу… «Кулинария»! Кто же ее читать будет?

— А кто будет читать эту… как ее? — Синицын наставил палец на Генку. Тот послушно снова прочитал по бумажке.

— Эту-то? Еще как будут! Вон Живцов уже изъявил желание, забил очередь. Правда, Зина?

— Твою книгу тоже никто читать не будет, — спокойно сказал Живцов, прочищая кисточку. — Не ври, пожалуйста, ничего я не забивал.

Генка скрестил руки на груди и раздул ноздри.

— Ага! Значит, подводишь друга? Ну ладно, попомнишь меня, Зиновий. Твое мнение какое, Поспелова?

— Мое мнение такое, — звонко сказала Даша. — Чтобы все было без обмана, каждый пусть приносит хорошую книгу. Не обязательно любимую.

— Но ведь понесут ерунду всякую! — схватился за голову Лысюра. Кампания провалится. Нет, надо объявить, чтобы приносили именно любимую. А?

— Тогда ты тоже приноси любимую, — вмешался Живцов. — «Секретный агент на чердаке». Идет?

Генка грозно вытаращил глаза. Очевидно, он думал, что глаза его сверкают. Но потом сник и деловито сказал:

— В общем так! — он зачем-то постучал ногтем по столу. — Каждый пусть приносит самую любимую книгу. Точка! — и, скрипнув зубами, добавил: — Я принесу «Секретного чердака», — тьфу! — «Секретного агента на чердаке».

Пока шла перебранка насчет книг, а потом Лысюра диктовал передовую, Синицын совсем забыл, что заголовок придется рисовать ему. Он смотрел, как старательно выписывала Поспелова статью Лысюры. «Отличница!»

— Не дыши в затылок! — передернула она плечиками, и Макар передвинулся к Живцову. Тот быстрыми движениями карандаша набрасывал карикатуру. На бумаге появился испуганный толстый человечек, который, озираясь, прятал в шкаф книги.

— Кого это ты рисуешь?

Вместо Живцова ответил Генка:

— Это пока без фамилии. А потом подпишем фамилии тех, кто будет кампанию срывать, — тон его был зловещим.

Наконец передовая статья и еще несколько заметок были написаны, карикатуры готовы, наступила очередь Синицына рисовать в верхней части газеты красочными буквами: «Пионер».

С тяжелым вздохом Макар подошел к газете, вооружился фломастером и, согнувшись, застыл над листом бумаги. Тут он заметил под острием какую-то соринку. Отложил карандаш и принялся сметать с бумаги незримую пыль.

— Намусорили, понимаешь… Не могут аккуратно работать.

Он поднял голову и встретился взглядом с Поспеловой. Подперев кулачком подбородок, она внимательно следила за его движениями. Ох, лучше бы она не смотрела!

— Ну, чего тянешь? — не выдержал Генка. — Рисуй, а то уже поздно. Стенгазету нужно завтра вывесить.

— А вы чего смотрите? — взвился Макар. — Не могу рисовать, когда все вокруг стоят и глазеют.

— Ну, ладно, ладно, не будем, — успокоил его Живцов. — Давайте лучше, ребята, почитаем свежий номер «Пионерки».

И он вытащил из кармана газету.

Синицын понял, что его уже ничто не спасет. И вдруг вспомнил про мышонка.

— Ребята, а что я видел сегодня! — с жаром заговорил он, откладывая в сторону фломастер. — Из-под холодильника белый мышонок выскочил, а усы и хвост у него золотые. Честно-честно!

— Ой, с золотым хвостом! — всплеснула руками Даша. — Вот бы поглядеть на него…

Но остальные смотрели недоверчиво.

— Что ты нам басни рассказываешь, Синицын? — прищурился Генка. Ты кто — Крылов И. А. или Сергей Михалков? Где это ты видел мышей с золотыми хвостами?

— Вот тут, под холодильником! Ну точно, ребята, видел! — заныл Макар. — Не верите? У него и глаза были золотые!

— Ха-ха, — без улыбки сказал Генка. — А уши у него какие серебряные?

— Уши я не рассмотрел, — понурился Макар.

— Работай, работай, — начальническим тоном бросил Лысюра. — Вновь принимайся за газету.

Синицын горестно плюхнулся животом на стол. Ему было так не по себе, что даже собственная рубашка показалась ему тесной и неудобной. Он задвигал локтями, крепко стиснув фломастер, и вдруг раздался Дашин крик:

— Ой, что ты наделал! Тушь опрокинул!

Глубокой ночью

Синицын отпрянул от стола. По чистой белой скатерти расплывалось громадное черное пятно.

— Эт-то я оставил пузырек открытым, — заикаясь, пробормотал Живцов.

А Даша, между тем, командовала:

— Быстрее снимайте скатерть и — в ванную! Попробуем отмыть…

Скатерть сдернули и потащили в ванную. Даша сложила ее углом и сунула под струю горячей воды. Струя почернела.

— Поворачивай, эту сторону подставляй, — помогал ей Лысюра. Через плечо с несчастным видом заглядывал Макар.

— Ну как, отмывается?

Скатерть отжали и развесили на батарее. Пятно стало бледнее, но зато больше. Синицыну казалось, что оно расползлось на половину скатерти.

— Ну, влетит тебе! — сделала большие глаза Даша. — Я лучше побегу, а то еще и мне попадет.

Живцов и Лысюра тоже почувствовали себя неуютно.

— Ну, мы это самое… пойдем… — почесал затылок Генка. — Я совсем забыл: надо готовиться к контрольной. По математике.

— И мне тоже, — Зина уронил с носа очки, но благополучно поймал их. — Домой к тому же далеко добираться.

Они направились в прихожую и стали торопливо одеваться.

— В общем, ты рисуй… Завтра придем за газетой. Договорились? Генка тряхнул руку Синицына и как-то боком юркнул в дверь вслед за Дашей и Живцовым. Синицын остался один.

«Скоро мама придет! Что делать, что делать?» Он заметался. А что делать? И Макар сделал то, что делают в таких случаях многие мальчишки и девчонки: скрыл следы «преступления». Он расстелил скатерть на столе, а поверх пятна положил стенгазету. И вовремя! Едва он закончил свои труды, как в комнату вошла мама. Не раздеваясь, она прошла прямо к столу и, прищурясь, стала рассматривать стенгазету.

— Молодцы, — похвалила она. — А где же заголовок?

Макар в это время с озабоченным видом хлопотал: то подтирал кое-где резинкой, то подправлял карандашом линии.

— Да мне поручили, — буркнул он, а сам косился: не заметила ли мама чего-нибудь? Но она спокойно сняла пальто.

— Как это тебе поручили? Ты ведь не умеешь!

— Поручили, значит, нужно суметь, — ляпнул Макар.

Мама возмутилась:

— Есть же ребята, которые хорошо рисуют, зачем поручили тебе? Вот я поговорю с Ниной Борисовной.

Макар испугался, что его обман обнаружится:

— Не надо говорить с Ниной Борисовной!

— Почему?

Он понес и вовсе несусветную чушь:

— Понимаешь, это у меня общественная нагрузка. Каждый должен ее иметь.

— Пусть тебе дадут другую. Ту, что по силам.

— А других нет. Все нагрузки уже разобрали, а эта мне досталась.

— Ерунда какая-то, — мама пожала плечами и ушла к себе. Вскоре в ее комнате погас свет.

— Ты думаешь ложиться? — окликнула она.

— Я сейчас, мама! Вот только тут кое-что подправлю.