– И это тоже, – согласился он и с такой силой прижал ее к себе, что Сима невольно охнула. Он пробормотал извинение куда-то в волосы Симы и начал нашептывать на ухо ласковые бессвязные слова. Потом долго-долго целовал ее в губы. Руки Симы обвили его плечи, голова плыла.

Сат был не такой, как всегда. Что-то тревожило. Он был горячий и страстный, но Сима не могла согреться его теплом. Она отшатнулась. Сат не понял ее внезапного испуга. Он посмотрел удивленно, на нее всю, с головы до ног, и снова привлек к себе. Глаза у него – серые, с черной каемочкой, как жемчужины, подсвеченные изнутри. И глаза отличались от самого Сата, такого, какой он был сейчас. Он отстранил ее и сказал, переводя дыхание:

– Я люблю тебя, маленькая, люблю просто за то, что ты есть... Я все делал не так, прости меня, пожалуйста. Хорошо, что ты встретилась мне, и я теперь знаю…

– Ты куда-то торопишься? – прошептала Сима, не желавшая приходить в чувство.

Он снял с себя ее руки и ушел. Некоторое время в голове стоял туман, а в ушах раздавался барабанный бой. Когда же туман чуть-чуть рассеялся, Сима поняла. Она схватила стакан и шваркнула его об стену. На пороге стояла запыхавшаяся Арина и без удивления наблюдала за подругой.

– Он приходил прощаться! – крикнула Сима. – Он умирает!

– Ему срочно нужна генетическая операция, – подтвердила Арина. – Надеюсь, что еще не поздно. Пакет уже у хирурга-генетика, в нем описание, как провести операцию. Беги, Сима, найди его и приведи в операционную номер три. Каф, помоги ей.

Серафима выбежала в коридор. Сотрудники Лаборатории молча указывали направление, куда он пошел, и она нашла его. Он сидел в глухой подсобке на полу, положив светлую голову на согнутые колени и безвольно опустив руки. «Неужели все?» – пронеслось в голове Симы. В два прыжка она оказалась рядом. Он слабо шевельнулся.

– Пойдем со мной! – прокричала она. – Тебе сделают операцию, ты будешь жить, слышишь?!

Она взяла Сата за щеки и посмотрела в лицо. Она не знала, видит он ее или нет. Щеки были холодные, глаза затянуты поволокой, дыхание слабое. Сима испугалась так, что у нее отнялись ноги. Каф отстранил ее и взвалил тело Сата себе на плечи.

Сима осталась за дверями операционной. Седой генетик дочитывал пакет Доктора на ходу.

– Есть надежда? – вцепилась в него Серафима. Генетик развел большими руками:

– Еще вчера шансы равнялись ста процентам. Сейчас их поменьше.

Он ободряюще улыбнулся.

– Мы сделаем все, что от нас зависит.

Сима села в кресло около операционной и стала ждать. Ей кто-то позвонил, она машинально поднесла телефон к уху и услышала знакомый голос:

– А, жива осталась? Это я, Трамвай… Док не отдавал приказа андроидам, чтобы они убивали каждого, кто проникнет в «Чистилище», это сделал я. Черт с тобой, живи. Но помни, что смерть Анджело – на тебе. Вы, человеки, не любите жить с таким грузом, верно? А меня не бойся, я тоже скоро «уйду». Мне пятнадцать…

В трубке послышались гудки, и Серафима безвольно опустила руку с телефоном. Потом опомнилась и сунула его в карман. Злости на Руслана не было. Там же, в кармане, она наткнулась на плотную бумагу и вытащила ее. Письмо Анджело Сайенса! Она совсем о нем забыла. Сима посидела еще немного, и когда поняла, что способность соображать к ней вернулась, вскрыла письмо. Ровные строки, написанные уверенной рукой, так и запрыгали перед глазами.

«Милая моя Серафима, мой маленький кареглазый дьяволенок!

Сейчас ты, как и все, недоумеваешь, почему могущественному королю вдруг расхотелось жить. Два мира Вселенной были у меня в ладонях, я достиг таких вершин, каких еще никто не достигал. Это всего лишь то, что касается моей жизни, и это известно всем.

А моя смерть не касается никого. Это мое личное дело. Но тебе я попробую объяснить. Ты единственный человек из обоих миров, который мне близок и который многое для меня значит.

Чем дольше человек живет на свете, тем дороже ценит свою жизнь. Я прожил очень длинную жизнь, длиной в четыреста тридцать семь лет. Впереди развертывается Вечность, я себя к ней приговорил. А позади – всего ничего, всего каких-то четыреста тридцать семь лет... Мне еще много, очень много надо сделать, мне необходимо еще много лет жизни. Но Вечность – это не просто годы, это пустота, бездна. Страшная бездна, и очень холодная, поверь.

За несколько часов до моего последнего в жизни решения у меня был посетитель. Ты с ним знакома. Недавно он показал свои возможности, когда встал на твою защиту. Это мой бывший работник, он погиб в 2019 году. Ты хорошо его помнишь, его имя – Александр Сычев. Он предложил одну интересную сделку и даже подкрепил ее документально.

Я не имел права тебя останавливать, когда ты отправилась на Сахалин, но я был уверен, что ты обязательно сунешься в «Чистилище», и тебя ничто не остановит. Поэтому я направил туда андроидов, чтобы они уничтожили его. Не думаю, что ты стала бы выбивать почву у меня из-под ног, но все же не хочу, чтобы ты имела надо мною еще и такую власть. Однако и меня, и тебя опередили. Александр отдал мне фотографии оттуда вместе с описанием нескольких экспериментов. Вместе с документами он предъявил письменный ультиматум: если хоть один волос упадет с чьей-либо головы по моей вине, если я вздумаю провести хоть один опыт, целый ворох этих документов ляжет на столы крупнейших судов мира.

Святая простота! Ни одно великое дело без жертв не делается! Без этих опытов все мои замыслы равны нулю. Наука не будет развиваться, если откажется от экспериментов. Без опытов над людьми я не смогу создать нового, универсального человека. Андроиды – это только ступень к восхождению. Знаю, ты еще не дочитала письмо, а уже споришь – мол, нельзя ставить опыты на людях. А без опытов никому не удастся оздоровить человечество. Я бы не только избавил человечество от всех болезней, каждый желающий смог бы корректировать свой генетический код, в разумных пределах, разумеется.

Мне помешал Сычев со своим наивным гуманизмом.

Кто же из нас гуманнее: я или Сычев?

Серафима, я выкрутился бы даже из такой ситуации. Еще не то в жизни было! На меня работает множество юристов, и я могу нанять в тысячу раз больше. Проблемы, которые мог устроить мне Сычев, я хоть и с трудом, но решил бы. Проблема совсем иная: рядом никого нет, с кем бы я мог по-домашнему обсудить положение. В близкие люди никого не наймешь.

О, этот проклятый «икс», эти фантазии, эти чувства! Они губят нас, Сима. Этот «икс» и погубил Доктора Сайенса. Я привык к славе, почету, слепому богатству, я привык к высотам, привык быть первым. Я честолюбив и ревнив, и никого не могу видеть даже близко от себя.

Никого, кроме тебя. Здесь пасует мой здравый смысл. Я догадываюсь, о чем ты думаешь. Ты недоумеваешь: зачем бессмертному королю генетики вдруг понадобилось на тебе жениться?

Все гораздо проще, чем ты думаешь. Все очень просто. Я люблю тебя до безумия. Я полюбил тебя четыреста лет назад, но время не стерло чувство, а лишь притушило. Несколько столетий минуло – и оно вспыхнуло снова. Любовь заложена в генах, в этом ты убедилась сама, когда Анатолий в образе Сата полюбил тебя заново. Думаешь, Сат тебя любит? Заблуждаешься. Тебя по-прежнему любит Анатолий, только теперь в образе Сата, это его гены виноваты. Сможешь ли ты разобраться, кого ты любишь, Анатолия или Сата?

Моя любовь к тебе не столь чиста, как ты надеешься. Я отомщу тебе за мои страдания. Я оставил Арине пакет, туда я положил инструкцию, как продлить жизнь андроида до обычной человеческой. Я сделал это не из чувства гуманности – я прожил очень долгую жизнь, видел множество людей, знаю цену каждому «доброму человеку», а это изрядно притупило мой гуманизм. Я сделал это только из чувства мщения. Когда Арина прочитает пакет, Сата будет поздно оперировать. Я знаю время его смерти с точностью до минуты. Можешь теперь назвать меня чудовищем, в ответ я назову тебя ласточкой, любимой, желанной и поцелую в ямочки на щеках. Нет больше надежды, ты у меня ее отняла. Ничего мне теперь не хочется, ничего не надо. Кажется, даже стены надвинулись на меня и вот-вот сомкнутся…