С наступлением рассвета причал ожил. Три партии грузчиков набивают брюхо «Ибервиля» хлопком. Две партии — целиком из негров, в третьей — белые. Они делают ту же самую работу, но расовые предрассудки не позволяют им работать вместе. Трое из каждой партии подвозят со склада спрессованный в тюки хлопок, сваливают его на два растянутых троса, четвертый стягивает их концы, подцепляет к петле стальной крюк, тросы, потрескивая, натягиваются, и вот уже восемь центнеров груза плывут вверх. Одна партия за другой, с утра до вечера, изо дня в день. Через каждые шестьдесят пять секунд на дне трюма раздается хор ревущих голосов семи парней. Это сигнал машинисту лебедки опустить груз на нижний ряд тюков. Потом следующий и следующий…

На седьмую ночь «Ибервиль» тихо, словно корабль контрабандистов, отчалил от берега. Направление? Очередной американский порт Галвестон. Вместо хлопка чрево судна заполняют груды лимонно-желтой серы. Поток глыб и пыли по ленточным транспортерам течет из железнодорожных вагонов прямо на судно. Слезящимися глазами смотришь на эту печальную картину, на желтую пелену, которой покрыты причалы, крыши складов, ковши землечерпалок, суда и люди, бродящие по берегу. Даже поверхность моря желтая, вспененная, словно усеянная нарывами, которые оно пытается слизать, но так и не может. Желтая пыль, от которой першит в горле и щиплет глаза, неподвижно висит в воздухе. Люди возле вагонов и в кабинах крапов надели на глаза очки, в легкие же набирают серной пыли сколько хотят.

— Эта гадость добывается примерно в ста милях от Галвестона. Возят ее сюда непрерывно один поезд за другим, — говорит негр возле крана. — Только что мы закончили погрузку английского судна, оно взяло ровно десять тысяч тонн. И снова грузим!

На тринадцатый день за бортом проплывает густой лес нефтяных вышек, непрерывная цепь нефтеперегонных, цементных, коксовых, металлургических заводов, доменных печей. Мы прокладываем себе путь через центр техасских нефтепромыслов в Хьюстон, второй по величине американский порт. Запах нефти пропитал все вокруг, буровые вышки сползают с суши в океан, море серебристых цистерн тянется в глубь материка. Нефтью здесь поят суда, стоящие на якоре у берега, нефтью заполнены газеты. Сегодня как раз завершен день рекордной добычи. В период с 9 по 16 сентября в Соединенных Штатах ежедневно добывалось 5 938 000 баррелей нефти, из которых на Техас приходится ровно тридцать пять процентов!

Вместо желтой пищи сегодня «Ибервиль» принимает черный корм: тысячи мешков сажи для европейских резиновых комбинатов — разумеется, рожденной нефтью. И снова в море.

Мы плывем по извилистой реке, землечерпальные работы на которой стоят бешеных денег — десять миллионов долларов ежегодно! На восемнадцатый день после отплытия из Мексики мы в устье Миссисипи. Широкое грязное течение се, с обеих сторон сжатие густым ковром зелени, мчится навстречу океану. Вот она, Оlman river, старая река, прославленная Полем Робсоном. Вероятно, благодаря могучему голосу Робсона она сделалась самой могучей рекой мира.

Здесь же, к сожалению, приходится внести поправки в свое прошлое представление о ней. Нил под мостом Аббаса IIв Каире определенно был шире. Шире было и Конго, шире была Замбези над водопадами Виктории. Ты почти готов дать голову на отсечение, что и Парана у впадения в Ла-Плату шире Миссисипи. А может, это оптический обман, надувательство ее поросших берегов?

В Нью-Орлеане снова хлопок, но груз быстро иссякает. «Ибервиль» стоит у причала, и от голода у него бурчит в животе.

— Трудно с грузами, — жалуется капитан. — Шведы, что стоят рядом с нами, ждут уже восьмой день, не хотят идти порожняком. Я получил из Парижа приказ послезавтра вернуться в Корпус-Кристи.

— Что? В Корпус-Кристи?

— Так точно, мосье. Чтобы деятельность компании «Трансатлантнк» имела смысл, ей нужно заработать на перевозках триста тысяч долларов. А для этого нельзя ходить порожняком!

Таким образом, на двадцатый день «Ибервиль» направился обратно к американо-мексиканским берегам. Кому какое дело до того, что на борту судна находится пассажир, который считает время возвращения домой не днями, а часами! Оборотная сторона транспортного договора густо отпечатана блошиным текстом, который никто не читает именно потому, что он такой мелкий.

— Это ваша ошибка, мосье. Там имеется абзац, где говорится, что Всеобщая компания оставляет за собой право на любые изменения расписания и за ущерб, нанесенный в результате этого, ответственности не несет.

Таким образом время повернуло назад.

По лицу капитана, до сих пор вежливо улыбающегося при встречах с единственным на судне пассажиром, коммерчески благожелательного, сегодня заметно: что-то не в порядке.

— Простите за беспокойство, у меня для вас несколько… неприятное известие. Не пугайтесь, ничего страшного не произошло!

— Что такое? Вы хотите высадить меня на мексиканской территории?

— Ну что вы! Завтра мы уже окончательно поднимаем якорь и без остановки пойдем в Европу. Я только хотел вам сказать, что в вашу машину залез неизвестный злоумышленник. Возможно, из нее что-нибудь пропало. Можете потребовать вознаграждение за причиненный ущерб. Не хотите ли взглянуть на место происшествия? Я пошлю вместе с вами вниз помощника. Впрочем, так или иначе, машину нам придется переместить в другое место, четвертый трюм днем будем загружать хлопком.

— А когда это произошло? В Хьюстоне я спускался вниз, и «татра» еще была в порядке. Она ведь закрыта, ключ согласно предписаниям я отдал лично вам!

— Да, да. она все время закрыта. Злоумышленник забрался внутрь через разбитое окно. Это произошло, вероятно, в Нью-Орлеане, а возможно, что уже здесь, в Корпус-Кристи. Мои люди этого сделать не могли. Ведь во время плавания трюмы закрыты. Это, должно быть, американцы!

На дне трюма, словно кем-то забытая игрушка, затерялась «татра».

— Сюда по трапу, разрешите, я спущусь первым.

Осколки «небьющегося» стекла валяются с правой стороны машины. По крайней мере видишь, насколько оно не-бьющееся! В Кении, когда на узкой лесной дороге мы подверглись нападению стада павианов и один из них швырнул в «татру» камнем, стекло выдержало. На нем остались две звезды с разбегающимися лучами трещин, следы обезьяньего коварства. Здесь же коварство расписалось грудой осколков. Кто и чего искал в машине, когда сквозь окна видно, что она пуста?

В правом дверном кармане обычно находился бортовой дневник. Но он не тронут. Ага, вот оно все-таки что: кто-то отмонтировал специальный высотомер и забрал… нашего неразлучного игрушечного Криштофа с двигающимися коленями, который пропутешествовал с нами, начиная от первого метра у пражского автоклуба. Он весело улыбался нам со своего наблюдательного пункта на зеркале заднего вида. Даже когда нам было вовсе не до смеха. Он умел с одинаковым успехом рассмешить как воинов масаев с их копьями, так и угрюмых функционеров некоторых автоклубов. Весь мир был ему не страшен, кроме американских мелких воришек! Погодите-ка… Техническое руководство и иллюстрированный каталог запасных частей тоже исчезли! Это уже не было ни случайностью, ни погоней коллекционера за талисманами!

Экономический шпионаж?

Большую благодарность от своего хозяина злоумышленник вряд ли заработал. Он забыл, что такие пособия посылаются каждому покупателю с каждой приобретенной машиной. И даже на его языке!

— Ну вот, и будет ваша «татра» укутана ватой со всех пяти сторон. Советую, однако, вам днем сходить в четвертый трюм присмотреть за нею…

И молодой матрос — француз, обслуживавший внизу машины, улыбаясь, исчез в спирали винтовой лестницы.

Пол в правом переднем углу трюма несколько наклонный. Прежде чем машина окажется в зоне действия троса подъемного крана, необходимо проделать с нею сложные манипуляции, столь же опасные, как и во время погрузки в Веракрусе. Двое рабочих упираются в бампер и отодвигают машину на три дециметра. В эту долю секунды необходимо втиснуться между бортом ее и опорной колонной, наклониться в открытое окно и затянуть ручной тормоз. Затем нужно чуть повернуть руль, осторожно растормозить и спустить машину немного вперед. А потом быстро вытащить верхнюю половину собственного тела из машины, отскочить и… помочь рабочим. Гораздо удобнее было бы остаться в машине, но капитан сказал, что троих рабочих он дать не может. Еще раз назад, тормоз, руль, отпустить тормоз…