В Мексике туристу представляется исключительный случай потренировать свою зрительную память и выучить самое длинное слово в наречии науатль. В нем всего тридцать шесть букв, и, как утверждает историограф Эрнандес, оно обозначает ацтекское растение mihuiittilrnoyoiccuitlatonpicixochitl (неважно, если наборщик сделает в нём какую-нибудь ошибочку, все равно ее никто не заметит).

Зная, следовательно, что у мексиканца в запасе такой выбор наречий и, прибавляя ко всему прочему тот факт, что он с удовольствием говорит длинно и темпераментно, тем более удивительно, как часто он отдает предпочтение пляске святого Витта вместо крепкого слова. Это можно объяснить, пожалуй, тем, что для выражения цветистых мыслей сперва не хватало голосовых связок, поэтому пришлось призвать на помощь глаза, брови, пальцы, ладони, локти, потом полностью руки и ноги. На высшей же стадии развития вдруг выяснилось, что голосовые связки уже не нужны. Так родилась в Мексике сильно распространенная жестикуляция. Весьма вероятно, что первыми начали жестикулировать влюбленные юноши, будучи лишены возможности громко говорить под балконом своей возлюбленной.

Запас жестов, которым располагает хороший актер пантомимы, для мексиканца недостаточен.

Если мексиканец придавит мизинец большим пальнем другой руки к ладони, тем самым он сэкономит фразу: «Это действительно так, верь тому, что я тебе сказал!»

Продавщица прекрасно глазированных чашек на рынке в Толуке бьет кулаком правой руки о левый локоть, говоря тем самым соседке: «Ну и жмот, за сентаво он готов удавиться!»

Два подростка, стоя в проходе, договариваются, как побольше заработать на ком-то третьем. Третий, который тем временем молча следил за разговором, нажимает вдруг большим пальцем на нос, а остальными начинает быстро шевелить у левой щеки: «Ничего у вас не выйдет, голубчики!» или «После дождика в четверг!»

Шофер легкого фургончика прощается с девушкой. Он торопится и потому экономит слова: «Так, значит, завтра в четыре на вашем углу». Для этого он оттягивает указательным пальнем нижнее веко правого глаза, на правой руке показывает четыре пальца, а левой рукой хлопает себя по правому локтю.

На Пасэо де ла Реформа вы хотите из среднего ряда повернуть налево. В этот момент шофер слева, двигающийся в прямом направлении, выпускает из рук руль и поднимает перед собою обе ладони, как будто он пробует вес килограммовых гирь. Растопыренные пальцы говорят недвусмысленно: «Ты, болван, чего лезешь на Реформу, если еще не научился ездить!»

Иностранцу в Мексике, однако, не рекомендуется подражать мексиканцам и при обмене мнениями совать под нос раздвинутые указательный и средний пальцы в виде латинского «у». Это очень грубое оскорбление, и после него пантомима может печально кончиться.

В самом центре столицы, на углу площади Республики и калье Рамос Ариспе, стоит большое здание Palacio Jai Alai, где происходит самая быстрая в мире игра в мяч. Правда, с той же быстротой в нее играют и в Испании, откуда ее перенесли баски вместе с мячом, плетеными ракетками и красными беретами. Дело только в том, что в Испанию эта игра попала вместе с соратниками Кортеса. Научились они этой игре у ацтеков, которые именовали ее звукоподражательным названием «tlaihiyolentli», читай: «тлайотентли». Произнеся это слово два-три раза подряд, начинаешь чувствовать его звуковой рисунок и слышишь, как мяч с быстротой молнии летает из конца в конец, хлопает о ракетку — бац! — ударяется о высокую стену на передней линии поля, и не успеешь оглянуться, как он уже отскочил от задней стены и скользнул в удлиненную ракеткой руку противника.

Четыре раза в неделю четырехунциевые мячики летают под сводами этого зала, который на первый взгляд напоминает большой вокзал. Четыре раза в неделю, каждый раз по три часа, непрерывно здесь льется пот бесчисленных команд, которые скромно называются «красные» и «синие», но которые известны всему спортивному Мехико. И также четыре раза в неделю приходят сюда истратить последнее песо ярые болельщики. Потому что афиши, приглашающие на «фронтон», игру, ясно говорят: Apuc.stas pcnnilidas. Пари разрешены.

Ракетки — cesias — И в самом деле по форме напоминают корзинки, как об этом говорит испанское название. Это узкие, изогнутые в форме корыта совки, которые специальным бандажом прикрепляются к кисти руки. Их привозят из Испании вместе с мячиками, которые изготовляют из самого высококачественного бразильского каучука. Тончайшие, как бумага, слои его чередуются со специальной тканью, поверхность мяча покрыта двумя слоями козьей кожи, perga-mino de cabra. Стоит такой мяч сущие пустяки, всего сто песо, недельный заработок трамвайщика.

За весь вечер проводится всего пять игр, из которых две парные встречи, как в теннисе, partidos a treinta tantos, по тридцать очков каждая. Между ними, для разнообразия, устраивают блицвстречу, qumiela a seis tantos, в которой участвуют шесть игроков, борющихся за шесть очков.

Поле длиною в семьдесят четыре метра с трех сторон обнесено высокими бетонными стенами, вместо четвертой продольной — изгородь из проволочной сетки. Она поставлена для охраны тысячи пятисот зрителей, на тот случай, если летящий на большой скорости мячик перепутает направление и вместо плетеной ракетки выберет своей мишенью бурно реагирующих зрителей.

Трибуна заполнена вся до последнего местечка, зрители, сидящие друг над другом, как куры на насесте, в круто поднимающихся рядах взволнованно шумят, на поле уже выбежали обе пары игроков… Э-э-э, смотри-ка, никак они поссорились! Те, что у передней стены, повернулись к своим коллегам спиной. Левой рукой они нервозно ощупывают запястья своих удлиненных правых рук, по вот уже весело улыбаются друг другу, значит ничего между ними не произошло! Так уж заведено правилами, что играющие на второй линии — zaueros — смотрят в спину тем, что стоят впереди — delanteros.

И вот первый мяч в игре. Новичку кажется, что темп игры с самого начала чертовски быстрый, но знатоки громко протестуют против такой наивной оценки, они подбадривают «красных». Ну же, омбре, шевелитесь, ведь мы заплатили по десять песо! «Красный» берет мяч слева, на долю секунды задерживает его в совке, акробатически падает на землю, лежа прогибается, как лук, и — раз!., мяч пулей летит в переднюю стену, полторы тысячи пар глаз следят за его полетом. Гляди, «синий», в оба за козьим снарядом, а то не успеешь поймать его своим совком! Тогда прощай, очко!

Игроки искусно пользуются обманными ударами, направляют мяч в боковую стену, чтобы он пошел фальшивым ходом и отскочил туда, где делаптеро ждет его меньше всего. Стоящий сзади мчится на помощь своему обманутому коллеге, мчится сломя голову; часть публики, поставившая на «красных», отмечает его старание одобрительным ревом; столь же стремительно он тут же несется обратно; мяч, отразившийся от ракетки заднего «синего», уже снова здесь. Но он не успевает, опоздал всего на какую-то долю секунды!

— Burro, burro! — гневно ревет сотня глоток из круто поднимающегося зрительного зала в адрес заднего «красного», который беспомощно свалился на землю. — Эх ты, осел!

«Красный» сагуеро поднялся, тяжело дыша, оперся о степу, можно хоть десять секунд отдохнуть, пока «синие» отыщут мяч и выбегут с ним на линию подачи…

Не менее лихорадочное оживление царит и по другую сторону проволочной сетки. Мы не говорим о выкриках, ругани и проявлениях симпатии. Снаружи сетки носятся спортсмены иного рода — букмекеры в белых куртках, красных баскских беретах и разыгрывают из себя великодушных радетелей за деньги полутора тысяч зрителей. Они громко предлагают участвовать в ставках и швыряют зрителям разъемные мячи с талонами. Они не выпускают из поля зрения ни игроков, ни своих клиентов, проворно ловят мячи, которые те им возвращают, при этом еще успевают пересчитывать деньги.

— Сорок против ста! — кричат они в публику при счете 19:22 в пользу «синих».