— Es el principal, — с уважением произнес Хулио, когда мы отошли настолько, что нас не могли слышать. — Высший представитель местного самоуправления, нечто вроде мэра. Посох служит признаком его величия, он выпускает его из рук, только когда разговаривает с президентом республики.

Пока мы искали плотничные принадлежности, нам попались мужчины и в других фантастических одеяниях. Их котонес, шерстяные куртки, были расшиты со спины отличительным местным орнаментом, изображавшим нетопыря с распластанными крыльями. Через плечо у них были переброшены сетчатые мешки, на головах белые соломенные шляпы, напоминающие цилиндры боливийских индианок из Потоси.

Хулио, который проехал за рулем всю Гватемалу вдоль и поперек, о своей родине кое-что знал: извилистые орнаменты на костюмах в окрестностях Чичикастенанго означают горы, полоски на ткани — это кукурузные поля, разноцветные пятна символизируют кукурузные зерна. Цвета выбираются не случайно, при выборе придерживаются древних легенд индейцев майя. Черный цвет является отличием знати, потому что оружие изготовлялось из черного обсидиана, вулканического стекла, и носить его имела право только знать. Желтый — это цвет кукурузы, то есть благополучия. Красный — это кровь, жизнь, веселье. А голубой — благородство, символ правящего рода.

С правлением нынче в Гватемале дела обстоят несколько иначе, чем раньше. После Боливии и Перу Гватемала «самое индейское» государство на свете. Почти две трети ее населения — чистокровные индейцы, остальные — ладииос, потомки креолов, метисы и переселенцы. Поэтому местное самоуправление двойное, индейское и ладинское. На первый взгляд каждое из них самостоятельно, но индейский мэр в конце концов вынужден подчиняться второму, потому что в руках ладинос финансовая власть, торговля.

Сведения о числе жителей отдельных городов или сел Гватемалы много вам не скажут. Дело в том, что гватемальские индейцы страстные путешественники, большую часть года они проводят за пределами родных мест. Едва они закончат изготовление своего товара — это может быть как добротная ткань, так и гончарные изделия собственного обжига или выращенные ими бобы какао, — то сразу же мчатся его продавать. Скорее из дому, подальше от него, куда глаза глядят. В будни Чичикастенанго словно вымирает, а на воскресный базар, как говорят, в город сходится более двадцати пяти тысяч народу со всех концов.

Точно так же было и в Сололе. То здесь, то там встречались нам люди, каждый из них тащил что-нибудь на спине либо на голове, на площади прохлаждались здешние старики, на другом конце городка, где нам удалось раздобыть прочные тросы из сизаля. мы увидели кучку женщин за домашними ткацкими станками, а чуть дальше — нескольких торговок, сидящих на цветных шерстяных попонах.

Обращали ли вы когда-нибудь внимание на то, как люди сидят? Как сидят целые народы? Нет, не те народы, что обзавелись скамьями, стульями, креслами, тронами или хотя бы высокими табуретами в барах, а как это делают народы, привыкшие сидеть, так сказать естественно, на земле. Люди на такие пустяки, казалось бы, почти не обращают внимания. У тебя болят ноги? Ладно, садись! При виде новой манеры сидеть в голове вдруг мелькает мысль: в других местах сидят не так!

Ну ладно. Арабская Африка и значительная часть Америки сидят, скрестив ноги, спина прямая, колени на земле, бедра как-то совершенно развернуты. В Центральной Африке женщины вытягивают ноги перед собой вправо. Мужчины подтягивают колени к подбородку, но им даже и в голову не приходит обхватывать их руками, чтобы ноги не скользили. Пигмеи в Конго целиком складываются: они садятся на корточки, колени под мышками, ступни полностью на земле. Едва вы попробуете так сесть, как непременно свалитесь на землю. Судан, особенно Судан ремесленников, любит сидеть, подтянув одно колено к подбородку, а второе положив на землю.

Что же касается гватемальских торговок, то мы долгое время подозревали их в том, что они занимаются классическим балетом. Подъем и голень у них составляют одну прямую, ноги сложены под собой, сидят они прямо, как изваяния, и только из-под задних округлостей торчат пальцы босых ступней. Выглядело это очень смешно, и нас так и подмывало отломить где-нибудь прутик и пощекотать у них между пальцами.

Поселившись вечером в маленьком пансионе, мы решили поиграть в сололских торговок. Стали коленями на пол, сдвинули их вместе и всю тяжесть тела опустили на пятки и тут же вскочили. Сухожилия подъема, не привычные к таким упражнениям, резко запротестовали. Ничего, торговки сидят так половину своей жизни, попробуем еще раз.

Мы не смогли выдержать и минуты…

Над озером робко поднимался новый день, искристое апрельское утро поспешно собирало все радужно сверкающие кристаллы, рассыпанные по росистой траве и листьям. Поверхность озера блестела, как гладко отполированное зеркальное стекло, по ней скользила стая рыбачьих лодок, а вершину вулкана окутывали такие прелестные пухленькие тучки, что смотреть на них было одно удовольствие. Воздух был насыщен влагой вчерашнего дождя и ароматом хвои дальних лесов.

Это был самый подходящий момент для того, чтобы осмотреться вокруг и произнести испанское adios краю, где Вергилий мог бы писать свои пасторали ( буколики).

Двое встречных направились к недалекому маленькому полю. Они привязали длинной веревкой козу и принялись за работу. Только вблизи мы заметили, что лишь один из них был взрослым. Второй оказался совсем ребенком, ему было не более семи лет. Мальчонка привычно поплевал на ладони и движением, говорившим о твердом навыке, схватил мотыгу, рукоятка которой была едва ли не больше его самого. Когда мы остановились, поравнявшись с ними, и поздоровались, он посмотрел на нас равнодушным старческим взглядом и на исхудавшем, так мало похожем на детское, лице его резко очертилась морщина от горькой улыбки.

Без боли невозможно было смотреть на все это. Берешь в ладони его маленькие, изуродованные тяжким трудом руки со скрюченными пальцами, покрытые мозолями. И вдруг краски буйной природы словно бы померкли, помутнели прозрачные воды озера. Как может уживаться красота там, где на детских руках твердеют мозоли?

Мы долго были не в состоянии произнести ни слова. Разве в Гватемале нет обязательного обучения? Разве здесь не запрещен детский труд, как везде на свете?

— Законы, законы! — вздохнул Хулио. — Недостатка в них никогда не было. Некоторые президенты издавали их оптом. А действительность…

Только в 1936 году в Гватемале был отменен закон времен испанского вице-королевства, по которому кредитор мог держать индейца в качестве заложника и принуждать его к рабскому труду до тех пор, пока долг не будет покрыт. Но чтобы помещики не теряли рабочую силу, был провозглашен закон против бродяжничества, который обязывал каждого индейца отработать на отведенной ему земле хотя бы сто пятьдесят дней в году. Кроме того, и по сей день существует двухнедельная трудовая повинность на постройке дорог.

Единственным методом рекрутских наборов были облавы, охота на юношей. Тот, кто не мог показать свидетельство о прохождении воинской службы, отправлялся на год в казармы. Вот почему индейцы обязательно берут с собой в дорогу свои «военные свидетельства».

На развилке в Энкуэнтросе все было готово и собрано. Массивные доски, балки, деревянные клинья, тросы, плотничные гвозди. Здесь же стояла кучка индейцев, которых по нашей просьбе Хулио привез из Чичикастенанго, чтобы они помогли нам втолкнуть «татру» на грузовик. Они пришли и послушно ждали указаний. Но «татра» только загудела и как ни в чем не бывало выехала на возвышенный кран дороги над ответвлением ее, ведущим к Тотоникапану. Таким образом, в нашем распоряжении оказалась идеальная погрузочная платформа, и мы были избавлены от мучении с погрузкой. Задним ходом въедем в кузов, чтобы задняя часть «татры» с тяжелым мотором оказалась сразу же за кабиной.