— Простите, сеньор… вы не знаете дороги до…

 Вместо ответа от руля резануло острое:

 — Кто вы такие?

 — Послушайте, сеньор, — говорит Иржи, с трудом избавляясь от последних пут утренней сонливости, — не могли бы вы хоть опустить свой револьвер? Вы же видите, что у меня нет оружия.

 — Не сердитесь, но в здешних краях…

 — Благодарю. А еще приятнее было бы, если бы вы совсем убрали эту хлопушку. Мы едем через Никарагуа в Мексику, чехословацкие журналисты, и хотели бы попросить у вас информа…

 — Ja das ist doch der aclit-Zyllinder Tatra ( а ведь это восьмицилиндровая « Татра» (нем.)!

 Что из этого выбрать? Сначала глазеешь на револьвер, теперь слышишь панибратский тон этакого старого собутыльника при встрече после долгих лет разлуки; оружие беззаботно сунуто за ремень брюк, и, наконец, из «джипа» вылезает сам он, грузный сорокалетний человек. Как в этом разобраться? Судя по марке и номеру, «джип» из Никарагуа, а мы в Коста-Рике, стало быть, незнакомец размахивает револьвером в чужой стране; говорит же он то по-испански, то по-немецки.

 Тот перехватил наш беглый обмен взглядами.

 — Entscluildigen Sie, — протянул он руку, представляясь, — я поверенный в делах аргентинской миссии в Манагуа. Но родом из Германии. Что же касается револьвера, то здесь отнюдь небезопасно. Особенно сегодня. Мне бы хотелось как можно скорее убраться отсюда. Если желаете, присоединяйтесь ко мне, ведь вы едете туда впервые, не так ли?

 — Впервые. Вчера мы тут завязли в грязи.

 — Macanudo! — непроизвольно перешел он с немецкого на аргентинский диалект. — Отлично! Но все, что осталось позади, было лишь прогулкой. Впереди вас ждет самое плохое. Броды, пыль глубиной в полметра, яма на яме, холмы с дом, перед границей вам непременно понадобится пристяжка — легковой машине там и порожняком не проехать. Так что, если хотите, собирайтесь и едем!

 — Вы можете подождать пять минут?

 — Соmо nо, но дольше задерживаться не следует. А… у вас есть оружие?

 — Конечно, ружье и два револьвера. На дне чемодана.

 Потребовалось некоторое время, пока у него не прошел приступ смеха. А затем он обратился к нам с пресерьезным выражением лица:

 — В таком случае побыстрее вытаскивайте оружие и оставьте его под рукой: здесь оно может пригодиться раньше, чем вы думаете.

 Два часа мы изнуряем моторы на разбитой дороге. Сколько интересного рассчитывали мы увидеть именно на этом участке, сколько мест тут прямо взывало к объективам фотоаппаратов и кинокамеры! Но наш проводник не станет ждать, а его спешка, намеки на возможность нападения и оружие наготове говорит о том, что это делается не без оснований. По крайней мере до Лас-Каньяса нам нужно «идти в ногу», дальше видно будет. Солнце палит с безоблачного неба, выпаривая из края избыток влаги. Лишь кое-где от колес еще брызжут фонтаны грязи, оставшейся после вчерашнего ливня. Но под водой поверхность твердая и грубая.

 На поворотах «джип» заносит к обочине дороги, он подскакивает на ухабах, но водитель беспощадно гонит его дальше. Нам с перегруженной «татрой» приходится держаться в хвосте и не отставать: мы должны выдержать еще одно испытание на крепость нервов. Броды становятся все более глубокими. В последнем перед селением Лае-Каньяс было с полметра воды, она перекатилась через капот, на несколько секунд превратив ветровое стекло в матовое. А камни, нагроможденные на дне реки, яростно бьют по картеру и и всему днищу машины. Не было бы ничего удивительного, если бы крышка картера и коробки передач оказались разбитыми вдребезги.

 Уже виден Лас-Каньяс… Но что там такое происходит? Неужели сегодня сошла с ума вся Коста-Рика?

 Перед въездом в селение поперек дороги стоит цепь вооруженных людей. Они энергично размахивают руками, намереваясь остановить нас. «Джип» отвечает клаксоном и прибавляет газу, винтовки вскидываются к плечам, нацеливаясь на нас, и мы останавливаемся в пяти метрах. Да, это полиция, усиленная добровольцами. Документы, подозрительные взгляды, похоже на то, будто в Коста-Рике объявлено чрезвычайное положение. Наконец нас пропускают. Договариваться с водителем «джипа» некогда: как только дорога освободилась, он сразу же погнал машину дальше.

 Не проехали мы и двадцати километров, как новый контроль, на этот раз одни военные — полицейский патруль из селения Багасес. Долго просматривают документ нашего проводника. Собственно говоря, это даже не заграничный паспорт, а простая бумага со штампом министерства иностранных дел республики Никарагуа, небольшой фотографией владельца и подтверждением того, что он находится на дипломатической службе Аргентины. Предъявляем свои паспорта. Полицейские бегло проверяют в них визы, отдают честь и пропускают нас. Когда же, наконец, мы узнаем, что тут происходит, зачем все эти проверки, почему нас останавливают даже группы вооруженных гражданских лиц?

— Не спрашивайте, случилась ужасная вещь, — говорит начальник патруля, как на похоронах. — Будьте осторожны! Большего сказать я не имею права.

— А дорога? Она и дальше такая же плохая?

— Что, плохая? До сих пор это была автострада. Ведь сюда ходит автобус и ездят грузовые машины. А плохая только еще начнется. Если вас будет кто-нибудь останавливать между селениями, не слушайтесь и гоните вовсю. Adios!

Теперь мы вообще ничего не понимаем. Странная утренняя встреча, запыленный человек в «джипе», который сначала приветствует нас револьвером, потом испанским и немецким языком и, наконец, удивляет знанием «татры», дипломат без паспорта, проверки документов, вооруженные патрули, предостережения полицейских… Но сейчас нет времени на размышления. Фотоаппараты останутся закрытыми. Сто километров до границы Никарагуа мы во что бы то ни стало должны преодолеть как можно быстрее.

Полицейские были правы. Мы не успеваем даже делать путевые заметки. На трясущемся сиденье карандаш то врезается в бумагу, то отскакивает от нее, как чертик на пружине. Шестой брод, пока худший из всех. Мы застряли посреди русла, протянувшегося наискосок между двумя бороздами от вывороченных камней. Каким-то чудом стартер снова заработал, по чистой случайности вода до него не дошла. Камни под машиной скрежещут и грохочут так, что мороз продирает по коже. Не хватало бы еще завязнуть именно здесь, в реке, окруженной девственным лесом, более таинственным, чем где-либо. А когда мы преодолеем эту преграду, где и как закончится сегодняшняя погоня, напоминающая нравы Дикого запада? Сантиметр за сантиметром одолевает мотор каменистое дно, и, наконец, мы опять благополучно оказываемся на суше. Но мучения машины растут с каждой минутой. Здесь еще не было дождя, пыли чем дальше, тем больше. Фильтры перед карбюратором в скором времени забиваются, мотору нечем дышать. Тучи пыли за «джипом» целые минуты неподвижно стоят в мертвом воздухе. Сам «джип» давно уже скрылся из виду; пыль вынуждает нас все больше и больше отставать, и мы даже не слышим его мотора.

 В конце концов забитые фильтры отказали; нужно останавливаться как бы там ни было. Двигатель так наглотался пыли, что не может работать. Выйдя из машины, мы выше щиколоток погружаемся в рыхлый покров. Он лежит тут целыми перинами, коварно маскируя четвертьметровые выбоины. На дороге пыль, на полу «татры» потоп от бродов, вещи плавают.

 Напрасно стараемся мы потом наверстать упущенные пять минут: рытвины и ухабы под машиной заставляют нас тащиться со скоростью улитки. В довершение всего дорога разветвляется на два, на три направления, везде одинаковые следы от колес автомобилей-вездеходов. Избираем путь наобум, едем, вернее — скачем, на «татре» по тесной дороге в ложбине. Легкий ветерок сзади то и дело накрывает нас тучами пыли, поднятой собственной машиной. Колеса ее проваливаются в колеи, выезженные тут повозками, днище, картер и выхлоп непрестанно трутся о выпуклую середину дороги.

 Неожиданно в конце ложбины перед нами показывается стоящий «джип». Даже под слоем покрывшей его пыли поблескивает красная краска. Конечно, это машина не аргентинца. Та, вероятно, либо давно проехала иным направлением, либо мы обогнали ее в этом лабиринте ответвлений.