"Под крышей чужого закута…"
Под крышей
Чужого закута,
Внося в мою жизнь разнобой,
Мне снилась такая минута,
Когда я был счастлив с тобой.
Приснился мне берег Катуни,
Бегущей в алтайских горах:
Мне снился тот берег в июне,
И был этот берег в цветах.
С тобой мы пошли за цветами,
И, словно в охотничий рог,
Шофер призывными гудками
Нас звал
И дозваться не мог…
Мой сон
Был на правду похожим,
И в нем,
Не могу передать,
Мечтал я о чем-то хорошем,
Но так и не смог домечтать.
ПОГОНЯ
Вперед!
Призывая
В долины и горы,
Мне жизнь обещала
Отраду земную.
Лети же, мой поезд,
Лети же, мой скорый,
Лети же вперед,
Полустанки минуя!
Пускай же в разбеге,
Пускай же в разгоне
Колесная тяжесть
Земли не коснется.
Пускай же в сердцах
О летучем драконе
Забытая всеми
Легенда проснется.
Как старцы
Красавицу
Долго скрывали,
Скрывая, сулили ей
Ласк неопасных.
Как вместо нее
Хитрецы выдавали
Влюбленному чуду
Старух безобразных.
Меня не обманут!
Увижу ль воочью,
Как в синем тумане
Следы твои канут,
Развею туманы…
Но даже и ночью
Тебя не подменят,
Меня не обманут!
Сорву с великанов
Таежные скальпы
И, если они
Не засветят при этом,
Вершину Белухи
И Чуйские альпы
Заставлю гореть
Фосфорическим светом.
Куда б ни ушла ты,
Моя молодая,
Везде я сумею
Пройти и прорыться.
Тебе и в горах
Голубого Алтая
Нигде
Никогда
От меня
Не укрыться!
"Я тебя представляю…"
Я тебя представляю
Поспешно шагающей к дому и
На поклоны отзывчивой.
Голову часто клоня,
Ты кому-то киваешь.
Я знаю, твои все знакомые
Посмелели с тех пор,
Как в столице
Не стало меня.
Я тебя представляю
И дома,
Неслышно ступающей,
Представляю за книгой,
Под лампою — в светлом кругу.
Я тебя представляю
Немножко-немножко скучающей,
Но влюбленной в меня
Я представить тебя
Не могу.
"Я целовал твое письмо…"
Я целовал твое письмо,
Не унимая нервной дрожи.
В нем наказание само,
В нем отречение — и все же
Я целовал твое письмо.
Могло бы быть совсем иначе.
Не плачу я и не корю.
Но, и не плача, говорю:
Могло бы быть совсем иначе.
Мне говорят мои года,
Что бесполезен поздний опыт,
Что я нигде и никогда
Не повторю любовный ропот…
Так говорят мои года.
Я не тебя,
Я мир теряю.
Не жалуясь и не сердясь,
Тебе я горе поверяю:
Поэзии живая связь
Оборвана…
Я мир теряю!
"Я жил — не заметил…"
Я жил — не заметил
Ни дня,
Ни причину,
Что первую мне
Прописала морщину.
Я жил — не заметил,
Пора спохватиться,
Что было мне двадцать,
Что стало мне тридцать.
Я жил — не заметил;
Заметив, не плачу,
Что много утратил,
Что больше утрачу.
Желанному счастью
Шагая навстречу,
Я, может быть,
Встретив его,
Не замечу.
МАРЬЕВСКИЕ ЗВЕЗДЫ
(1950 — 1955)
КОРНИ
Сибиряк,
Я рос в лесном краю,
Где текут Иртыш, и Обь, и Лена…
Знаю родословную свою
Только до четвертого колена.
Что за ним —
Не слышал ничего я.
Прадед был,
И — помню из преданий —
Он ходил по Волге с бечевою!
От верховья
К Астрахани дальней.
В некий час
Не Волга ли внушила
Прадедовой силе богатырской,
Чтоб она не мешкая спешила
К вольным рекам
Стороны сибирской.
Он простился с лямкою тугою
И проехал пол земного шара…
По утрам над мрачною тайгою
Полыхали зори, как пожары.
Говорят,
В дороге лошадь пала.
И тогда, в тоске о горизонте,
По-бурлацки сорок верст без мала
Вез телегу
Прадед мой Левонтий.
А потом,
Суровый и могучий,
Горький пот смахнув с лица устало.
Он взошел на марьевские кручи
И сказал: "Судьба!"
Да так и стало.
Род суровый!
Люди-непоседы,
По тайге любившие скитаться,
О, мои решительные деды —
Знатоки земли и рудознатцы!
Их нога ступала,
Где от века
Не вила гнезда себе орлица.
Говорят, во всех сибирских реках
Отражались их степные лица.
Жены-горевухи голосили,
А они, прощаясь в поле с рожью,
Что-то про судьбу свою басили
И опять пускались в бездорожье.
Соки от корней
Идут к отросткам:
Выступая старшим на подмогу,
Мой отец совсем еще подростком
Строить стал сибирскую дорогу.
Говорят,
Что строил образцово,
Строил так, что на дороге сына
До сих пор стоят мосты отцовы,
Презирая водные быстрины.
Сибиряк,
Я тоже с малолетства
Закалял себя в пути суровом,
Потому что получил в наследство
Страсть к труду
И страсть к дорогам новым.