Мой знакомый, живущий в Колорадо капитан ВВС США Стив Ламберт, отец четверых детей, каждый вечер благодарит Всевышнего за мирно прожитый день.
В подмосковной Власихе, недалеко от Главного штаба Ракетных войск стратегического назначения, цвела сирень. На лужайке военного городка весело играли детсадовские карапузы. Глядя на них, я вспомнил недавнее публичное признание руководителя аппарата бывшего Совета обороны Владимира Клименко:
— Живем же мы с сознанием того, что наши города внесены в полетные задания ракет, начиненных ядерной смертью. Есть подобные полетные задания и у нас…
А это значит, что наверняка и американский город Колорадо крепко держит в компьютерной памяти российская ядерная ракета. Многочисленные заявления о взаимном ненацеливании ракет РФ и США — российско-американские президентские сказки.
На лужайку во Власихе нацелены американские ракеты. Москва тоже под ядерным колпаком. Маршал Сергеев 23 февраля 1998 года чистосердечно проговорился: «Чем сильнее прикрываем Москву, тем больше блоков сюда притягиваем».
Это — тоже к вопросу о «ненацеливании»…
Возле Главного штаба РВСН я видел, как на елках и соснах прорезались новорожденные шишки, яркой звездной россыпью торчали из разморенной горячим воздухом зеленой травы желтые ежики одуванчиков.
А над всем этим гордо стоял ослепительной белизны корпус красавицы ракеты. Грозное оружие мирно соседствовало с купающейся в щедром солнечном тепле природой.
Где-то в лесной чащобе громко куковала кукушка. Я стал считать: один… два… семь…
О том, что я загадал, рассказывать не буду.
Глава 8. ПРОЩАЙ, АРБАТ. ЗА ПОРОГОМ «ПЕНТАГОНА»
ФИНЧАСТЬ
…В длиннющей очереди за деньгами у дверей финчасти подрались два полковника Генерального штаба. Печальный гренадер из Картографического управления ГШ без каких-либо объяснений с публикой попытался втереться в строй безденежных офицеров, не вписав свою фамилию в помятый листок, болтающийся на гвозде у входа.
А усмотревший в этом наглую пронырливость представитель управления внешних сношений почти озверел, когда в ответ на его деловое предложение печальному гренадеру «по-хорошему отлипнуть» от авангарда добросовестных очередников услышал раздраженную рекомендацию заткнуться…
Тогда столь же рослый управленец блеснул не менее экспрессивной лексикой:
— По-хорошему говорю, — смойся отсюда, как говно с унитаза…
Их еле-еле разняли. Два дюжих мужика яростно помутузили друг друга на виду у длиннющей очереди, а бросившийся разнимать их тощий майор очень интересно прокричал при этом:
— Товарищи… господа офицеры… мужики… остановитесь!
После короткого кулачного боя очередность была установлена. «Товарищи господа мужики» приставляли носовые платки к расквашенным губам и продолжали посматривать друг на друга с лютой ненавистью.
— Мне дочку оперировать надо! — злюще рычал тот, что стоял в очереди «правильно».
— А мне мать хоронить! — негромко буркнул ставший в хвост очереди его недавний спарринг-партнер. И люди при этом мигом смолкли…
Потом офицер-счастливчик, стоявший у самой двери в финчасть, громко сказал:
— Товарищ полковник, я уступаю вам свою очередь…
Но тот, что был в «хвосте», лишь махнул рукой и вышел за дверь. Я вышел следом — покурить.
Полковник плакал.
Сотня людей — командированные, отпускники, раздатчики зарплаты и те, которым надо было срочно убыть из Москвы по различным семейным обстоятельствам, уже который день безуспешно пыталась получить деньги.
Ожидание денег из привычного явления стало для нас привычным состоянием.
По коридору финчасти иногда пробегал ее начальник — рыжий полковник с рыжими усами. Офицеры набрасывались на него с осточертевшими финансисту вопросами. А у него был только один ответ:
— Денег нет!
— А где же наши деньги?! — не отставали от финансиста безденежные генштабисты, которым, как мне показалось, были важны уже не деньги, а разговоры о них.
Финансист отмахивался от офицеров, пытавшихся в тысячный раз взять у него бесполезное интервью. Он тянул за ручку дверь своего кабинета, чтобы спрятаться там, но самый нетерпеливый полковник упорно держал ногу в дверном проеме и продолжал пытку финансиста на виду у любопытствующей очереди:
— Вы можете внятно ответить — где наши деньги?
— Внятно отвечаю — деньги в банке.
— Почему вы не можете получить их вовремя?
— Потому, что мне вовремя в банке не выдают.
— Почему вовремя не выдают?
— Потому, что в банк они поступают несвоевременно.
— Что значит несвоевременно? А зачем тогда военный бюджет? Это же закон! Почему вы не обеспечиваете выполнение этого закона?
— Еще раз отвечаю, — зверея, рычит финансист, — я не могу дать вам сейчас денег, потому что мне их не дало государство!
— Мы будем жаловаться! — кричит кто-то наивный из очереди.
Дружный взрыв смеха.
Даже каменные лица «товарищей господ» офицеров, качественно отмутузивших друг друга, и те подобрели. С трудом улыбаются расквашенными губами.
— Можете жаловаться хоть Ельцину, хоть самому Господу Богу! — это напоследок кричит наш рыжий баталер финансовый, которому наконец-то удалось захлопнуть за собой дверь кабинета.
Очередь дружно и экспрессивно проклинает длинный ряд видных политических и военных руководителей государства и Минобороны — от президента до рыжего финансиста…
Даже если Ельцин с Черномырдиным не будут платить нам годами, деньги на бутылку всегда найдутся.
С треском свинчивается золоченая голова «Распутина». Когда-то мы позволяли себе купить одну бутылку на троих. Сейчас приобрели придворного царского фаворита уже впятером.
Нежно булькает в граненый стакан «огненная вода». Кто-то запевает: «На свете нету лучше красоты, чем красота граненого стакана!»
Эти приятные слуху многих мужиков звуки вдруг заглушает знакомый вой сирены — опять под нашими окнами какая-то шишка торопится в Кремль.
Мой товарищ подходит к окну с пустой бутылкой и замахивается на мчащиеся под окнами Генштаба кремлевские «тачки». Водочные капли падают ему на погон.
— Ты похож на Сережу Тюленина, — говорит один из нас, смачно похрустывая маринованным болгарским огурчиком. — Помнишь, как он забросал немецкую комендатуру бутылками с зажигательной смесью?..
Отставник Петрович всегда умел после первого же стакана придать нашим застольям глубоко философский характер.
— Только русский офицер любит родину бесплатно, — говорит он.
Что будет дальше, я уже знаю. После того как мы в очередной раз отмутузим родное правительство за невыполнение военного бюджета, погадаем об очередной отставке Грачева, от-чйХвостим козыревский МИД за невнятную позицию в отношении НАТО и договора СНВ-2, обменяемся новыми данными о происках иностранных спецслужб против России, разговор так или иначе выйдет на президента. Но на этот раз офицерский диспут принял совершенно неожиданный характер.
С заседания земельной комиссии центрального аппарата Минобороны возвратился наш представитель. Полковник Владимир Коржавых сообщил, что наше управление снова «в пролете» — ни одного участка не выделили. А в очереди — человек двадцать. Причем почти все прослужили в армии больше двадцати лет и, согласно- указу президента, некогда с огромным восторгом встреченному личным составом Минобороны и Генштаба, имели право на клочок земли в Подмосковье.
Однако до сих пор не получили своих законных наделов даже многие из тех, кто отбарабанил тридцать и более лет. А ведь наши офицеры от председателя земельной комиссии полковника Георгия Дьяченко давно узнали: после сокращения многих частей в Подмосковье земли высвободилось столько, что хватило бы на два Министерства обороны и три Генштаба. Но со времени издания ельцинского указа минуло более трех лет, а нам говорят: «Ждите».
Кто виноват? Знамо дело — президент. Указ издал, а выполнения не добился. Пошло-поехало. Петрович старше и мудрее всех. Он стучит жирной вилкой по столу и говорит: