Предложение маршалов Кремль поддержал. Большая группа лучших военно-технических светил страны приступила к работе…
Союзу был необходим надежный противоракетный щит. Рассказывает бывший командующий Войсками противоракетной и противокосмической обороны генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев:
— На полигоне вблизи озера Балхаш 4 марта 1961 года прошли первые испытания нашей системы ПРО. В этот день противоракета, созданная в КБ генерального конструктора Петра Грушина, своей осколочной боевой частью уничтожила боевой блок баллистической ракеты Р-12, запущенной с полигона Капустин Яр.
Когда Никите Хрущеву доложили об этом, он пришел в детский восторг. Вскоре, выступая на крупном международном форуме, он заявил, что в СССР есть умельцы, которые и в космосе могут даже в муху попасть…
Подобные испытания американцы осуществят только спустя 23 года. Удачный эксперимент позволил нам уже в июне 1961 года завершить работы над эскизным проектом системы ПРО А-35 по защите Москвы от возможного ядерного удара.
…В то время Кремль страшно гордился появлением А-35. И здесь мы были, как говорится, на два шага впереди американцев: благодаря развединформации, поступающей из США, мы знали, что там только в стадии доводки находятся ракеты типа «Титан-2» и «Минитмен-2» (они были запущены в серию только в 63—65-м годах). Наша А-35 и была рассчитана на борьбу с ними.
Но радость Кремля была недолгой — американская разведка тоже не зря ела хлеб. Выведав боевые возможности нашей системы, США решили на этот раз дать Союзу серьезную пощечину: в бешеном темпе разрабатывались и нацеливались на Москву баллистические ракеты наземного и морского базирования «Посейдон С-3», «Минитмен-3» и «Поларис АЗТ». Они были оснащены многозарядными ядерными боевыми блоками. Эффективно противостоять такому оружию наша А-35 не могла. То была очень горькая пилюля. Кремль и высший генералитет лихорадочно искали выход из создавшегося положения. Не принимать вызов, брошенный американцами, было нельзя — вопрос стоял о защите сердца страны…
На совещание к курировавшему в то время в ЦК военнотехнический сектор Дмитрию Устинову были приглашены Главком Войск ПВО страны генерал армии Павел Батицкий, начальник главного заказывающего управления генерал-полковник Георгий Байдуков и командующий ПРО генерал-полковник Юрий Вотинцев.
Разговор был очень тяжелый. Устинов хорошо понимал, что отказываться от существующей А-35 — значит ставить перед ЦК вопрос о дополнительных расходах на оборону. И потому «стоял насмерть», защищая систему. Он настаивал на таких ее доделках, которые позволяли бы не слишком сильно обкорнать военный бюджет. Генералы единодушно настаивали на коренной модернизации. Устинов упорно сопротивлялся этой идее. И тогда Байдуков резанул:
— Если вы не согласитесь с нашими предложениями, я возьму бульдозеры и снесу то, что уже построено!
В конце концов, Устинов был вынужден сдаться…
Так было положено начало созданию новой системы ПРО.
В то время советский Генеральный штаб располагал достаточно достоверными сведениями о ракетно-ядерном потенциале США и даже имел конкретные расчеты о возможных ударах американских ядерных ракет по территории Советского Союза. Пентагон строил свои ядерные планы с суперамериканской основательностью — для достижения гарантированного поражения целей противника он намеревался по одним и тем же объектам и позициям бить целым «букетом» ракет с разных направлений.
Согласно планам пентагоновских генералов только на одну Москву приходилось 60 ядерных зарядов по 1 мегатонне каждый (примерно по 2 ракеты на каждый столичный район). Причем ракеты были предназначены для поражения не только наземных, но и подземных объектов и коммуникаций советской столицы. Кремль, Минобороны, Генштаб, Главный штаб РВСН — все основные и запасные пункты управления, естественно, попадали в разряд особо важных стратегических объектов и должны были прекратить свое существование в первый же момент войны…
Ракеты, нацеленные на Москву, прежде чем взорваться, могли войти в почву на глубину от 70 до 100 метров. В то время не только военные знали, что все надежды на метро стали иллюзиями: уже построенные подземные пункты управления, спрятанные глубоко под землей, тоже оказывались в зоне поражения. Возникла необходимость их коренной модификации, пересмотра всей концепции существования. Безопасность требовала зарываться еще глубже в землю, изобретать гарантированные средства безопасности. А это требовало не только углубления шахт и тоннелей, оригинальных проектных решений, суперпрочных материалов и особого устройства пунктов управления и автономных систем выживания, но и денег, очень много денег и работников…
Все это находилось. «Красной строкой» отваливались из военного бюджета деньги. А на возведении подземного командного пункта одновременно трудилось почти 30 тысяч человек, давших расписку, что до конца жизни своей они крепко будут держать язык за зубами…
Побывавший на некоторых объектах этого «хозяйства» министр обороны России генерал армии Игорь Николаевич Родионов однажды в доверительной беседе рассказывал мне о своих впечатлениях, многие из которых я, к сожалению, не могу передать по соображениям секретности. Скажу только, что министр был поражен масштабностью и хитроумным устройством подземных коммуникаций, а особенно — некоторыми деталями комфорта, характерного для «подземного барокко» того времени…
Но это — во второй половине 1996 года. А тогда — в начале 70-х — советский Генштаб исходил из того, что необходимо искать защиту от 5 тысяч американских ядерных ракет (и уже тогда были прогнозы, что к 1980 году их число возрастет до 10 тысяч). Все эти данные и были положены в основу проектирования новых систем ПРО, главной задачей которых было своевременно обнаружить запуск ядерной ракеты из любой точки США или с подводной лодки в акватории мирового океана и обеспечить встречный или ответный удар еще до того, как ракеты противника обрушатся на территорию СССР…
Когда листаешь конфиденциальные материалы того времени, отражающие вулканический накал скрытого ракетно-ядерного противостояния США и СССР, не можешь не поражаться гигантской кропотливой работе, проведенной нашей разведкой во имя того, чтобы страна была готова к отражению атомных угроз. Любая, иногда, казалось бы, совсем пустяковая информация из-за рубежа была бесценна. Одно дело, например, расчеты генштабовских специалистов о подлетном времени американских ракет, которые были нацелены на важнейшие промышленные центры СССР, а другое — документальные данные, неведомым способом выуженные из сейфов американских штабов, лабораторий, командных пунктов, испытательных полигонов…
Благодаря разведке Кремль знал все или почти все о ракетно-ядерных и других планах США. Для Москвы не было секретом, что еще в 1954 году американцы разработали проект ПРО «Бэмби». В нем предусматривалось создание космической системы для перехвата советских ракет первого удара на начальном, разгонном участке их полета над территорией СССР…
С начала 60-х годов в США велись активные работы по разработке более мощной системы контроля за космическим пространством.
В 1963 году американцы взялись за разработку нового проекта «НайкИкс», а в 1968 году — «Сентинел»… Когда же в 1983 году Рональд Рейган пришел к выводу, что его генералам необходимо вновь возвратиться к новому варианту проекта «Бэмби», в Кремле узнали об этом почти в тот же день.
В 1970 году у американцев было уже 1054 межконтинентальные баллистические ракеты, а также 41 атомная подводная лодка с 656 ракетами на борту, 570 стратегических бомбардировщиков…
В начале 70-х годов подлетное время американских ракет (размещенных на 9 базах США) к нашим основным военно-промышленным объектам составляло примерно 40 минут. По расчетам Генштаба, наши РВСН в случае возникновения такой угрозы должны были нанести ответный удар в пределах 30 минут. Стратегов по ту сторону океана такое положение явно не устраивало.