Но такой естественный и понятный во всех отношениях ход лишал наших действующих лиц возможности реализовать иные интересы…

И здесь неожиданным образом на сцене появляется генерал-полковник Юрий Родионов в облике аудитора Счетной палаты РФ и члена комиссии, проводившей ревизию Главного квартирно-эксплуатационного управления. Эта комиссия почему-то «забыла» указать в итоговом докладе факт провала сделки с «Люконом», касающейся дома в Чертанове. Возникает впечатление, что и у Родионова был свой козырный интерес к сделке…

Далее Кокошин, Кобец и Родионов вместе пишут письмо министру обороны Грачеву и убеждают его пойти тем же путем — передать «Люкону» авиационную технику и оборудование в замен нанесенных военным ведомством убытков фирме и штрафных санкций. Но порядок цифр уже совершенно иной — 111,286 миллиарда рублей. В письме, в частности, говорилось:

«…Просим вашего указания Военно-Воздушным Силам о передаче корпорации техники и оборудования, перечень которых согласован с Госкомимуществом России».

Была и еще одна весьма забавная просьба:

«…Контроль за реализацией программы по получению Министерством обороны 6 тысяч квартир от корпорации просим возложить на Главного военного инспектора».

Министр обороны поддержал идею. 28 декабря 1995 года Грачев собственноручно наложил на этом письме резолюцию — «Согласен».

Видимо, сообразив, что «дело пахнет керосином», руководство Главного квартирно-эксплуатационного управления и Главного управления военного бюджета и финансирования МО РФ в те же дни направило Грачеву предостерегающее письмо, в котором предлагалось пересмотреть условия договора с «Люконом» о строительстве 6 тысяч квартир в Октябрьском. Одно из условий — потребовать от фирмы, чтобы она рассчиталась за дом в Чертанове. А учитывая, что строительство домов в Октябрьском так и не началось, то реальные затраты «Люко-на» почти в 2 раза были меньше тех, что указал Кобец.

Грачев и эти предложения счел целесообразными.

Через некоторое время буйные фантазии радетелей о жилье для бесквартирных военного ведомства приняли новый оборот: на свет появился новый проект, в соответствии с которым… Министерство обороны брало на себя обязательства полностью профинансировать строительство 6 тысяч квартир в Октябрьском. В качестве генподрядчика выступает тот же «Лю-кон». По условиям проекта, фирма в итоге должна получить 10 процентов квартир, то есть 600. Именно такое количество «Лю-кон» задолжал Минобороны за дом в Чертанове. Если фирма уступит их МО, то конфликт исчезает.

Получалось, что Минобороны на собственной земле за свои деньги строит себе дома, но при этом часть жилья должно отдать фирме, которая… в долгу у МО. Идиотизм. Спрашивается: а куда же пошли те 111,286 миллиарда рублей, которые МО «возместило» «Люкону» военной техникой? Да и за что? Ведь «Люкон» договор по Чертанову сорвал и ни одной квартиры до сих пор МО не передал.

Специалисты подсчитали, что ущерб, нанесенный Вооруженным Силам, равняется примерно 30 миллионам долларов (это без 25 миллионов долларов, которые в виде авиатехники, уже переданной «Люкону», ушли на погашение штрафов).

Невозможно сказать, сколь баснословные суммы осели в карманах наших генералов в результате подобных сделок. Невозможно сказать и сколько квартир в качестве «комиссионных» получили они от «Люкона». И когда я теперь слышу о царских хоромах нашей министерской элиты, о «коллекциях» дач, о недвижимости за рубежом и счетах в иностранных банках, то уже ничему не удивляюсь…

Сыщики пытались докопаться, — а кто же из троих авторов письма министру обороны (Кобец, Родионов, Кокошин) и в какой степени был виноват? Ведь получалось так, что Родионов и Кокошин оставались в стороне и вся вина ложилась на Кобе-ца. Однаходы у него спросили:

— Говорят, Кокошин подписывал этот документ впопыхах, в числе сотни прочих.

Кобец ответил:

— Это неправда. Эта бумага была у него три недели. Она несколько раз переделывалась его аппаратом. Все тщательно взвешивалось и проверялось несколькими комиссиями. В том числе и аудитором Счетной палаты. Поэтому документ кроме меня и Кокошина подписал и генерал-полковник Юрий Родионов…

В начале 1997 года генерал армии Кобец был арестован по подозрению в получении взятки в размере полутора миллиардов рублей и заключен под стражу…

…Мой знакомый следователь Главной военной прокуратуры уже седьмой год не знает, что такое «выходной день». Уже несколько лет подряд он рассказывает мне о растущем количестве уголовных дел по военной верхушке. Есть дела, на разматывании которых трудились сотни человек по два-три года. Но итог этой колоссальной работы высокопрофессиональных сыщиков часто сводился к тому, что вместо передачи документов в суд они оказывались в архиве…

— Если бы у нас не были повязаны руки, — говорит мне друг-следователь, — то очень многие ваши генералы уже давно бы рубили лес где-нибудь на Колыме или в Карелии…

…Дождливым и хмурым октябрьским утром я вышел из метро «Арбатская». Пройдя метров сто в направлении старого здания Генштаба, я остановился под красным глазом светофора и по привычке любовался старинным желтым зданием ГШ с белыми колоннами, в котором, по преданию, в царские времена было военное училище. Тут, говорят, учился юный бурсак Александр Куприн. Фронтон этого здания, давно ставшего архитектурным украшением Арбата, в советские времена кто-то испоганил гигантским гипсовым панно, являвшим собой «ассорти» знамен, венков, танковых траков и пушек, самолетных фюзеляжей и шасси…

Рядом со мной остановился солдат-регулировщик с полосатым жезлом, выглядывающим из-под полы плащ-палатки. Он в эти утренние часы обычно следит за тем, чтобы чужие машины не подруливали к парадному входу главного здания Минобороны и Генштаба.

— Сигарет не хотите? — негромко украдкой спросил он, на мгновение показав в прорези плащ-палатки пачку «1-М». — Четыре штуки…

Меня будто током ударило. Я мгновенно достал пятерку и протянул солдату, даже не намереваясь взять у него положенную пачку сигарет. А тут еще включили зеленый светофор и обрадованная толпа оторвала меня от солдата и вытеснила на Знаменку.

Перейдя на другую сторону улицы, я остановился и оглянулся. Вновь загорелся красный. Знакомо выли сирены президентского кортежа. «Форды» и «мерседесы» с каким-то неповторимым кремлевским шиком бешено врывались в узкую горловину улицы.

Солдат-регулировщик по-прежнему стоял на том же месте тротуара, где только что состоялась наша коммерческая сделка, и вопросительно махал мне пачкой сигарет. Я ответил ему великодушно прощающим жестом и вошел в Генштаб.

Из окон своего кабинета я хорошо видел угол Знаменки и Арбатской площади, на котором под октябрьским дождем делал свой бизнес среди прохожих постовой в здоровенной плащ-палатке.

Через несколько дней на том же месте другой солдат скажет мне:

— Сигаретки не найдется?…

Многозвездные генералы, на которых были заведены уголовные дела, один за другим объявляются амнистированными в связи с заслугами перед Отечеством и правительственными наградами. Когда я теперь смотрю на свой единственный орден, мне думается о том, что при таком положении вещей можно смело вершить мошеннические дела и быть уверенным, что после суда меня обязательно выпустят на свободу — «за заслуги перед Отечеством»…

И я стал прикидывать, какое такое дельце провернуть, чтобы амнистия потянула в аккурат на орден. Не больше и не меньше… И тут вспомнилось:

«…Мелкая корысть и крупная корысть — не все равно. Это дело пропорциональное… Есть две игры, одна джентльменская, а другая плебейская, корыстная, игра всякой сволочи. Здесь это строго различено и — как это различие в сущности подло!..» (Федор Достоевский. «Игрок»).

Глава 6. УБИЙСТВО ХОЛОДОВА. ШЕСТЬ ВЕРСИЙ И «ГЛУХАРЬ»…

ПЕРСОНА НОН ГРАТА

…Долгое время я знал его всего лишь по фамилии. Знал, что есть такой корреспондент газеты «Московский комсомолец» Дмитрий Холодов, который много пишет об армии, о положении дел в Министерстве обороны и Генеральном штабе, в Главных штабах видов Вооруженных Сил и родов войск, в наших научно-исследовательских институтах, конструкторских бюро и учреждениях.