Изменить стиль страницы

Албу, хотя он и с трудом разбирался в новой для него игре, необычайно везло: он выиграл пять раз подряд. Боясь, что остальные рассердятся на него, Албу сбрасывал тузы и козыри, но, как нарочно, все равно выигрывал. У него дрожал подбородок, он мигал часто, как сова.

— Плутуешь, — пошутил Хорват.

Албу вскочил и поклялся, что играл честно.

— Я честный человек, ей-богу!

Хорват с досадой бросил карты на стол и зло сказал:

— Ты глуп, если не понимаешь шуток…

Албу опустил глаза, как девушка, которую пристыдили. Около девяти Хорват и Бэрбуц отправились на разведку. Албу спокойно подождал несколько минут, потом подошел к Герасиму:

— И ты тоже думаешь, что я плутовал?

— Ты до сих пор не понял, что Хорват пошутил?

— Мне не нравятся такие шутки… В карты я всегда играю честно. — Не зная, что еще сказать, он сел у окна и принялся чистить ногти. Герасим посмотрел на него с жалостью.

Разведчики вернулись только часов в одиннадцать и привели с собой лейтенанта Вику, связного партии в местном гарнизоне. Вику волновался, ломал свои тонкие пальцы и, когда начинал говорить, все время мигал, словно ему мешал свет.

— Восемь наших рот отступили к Радне, — объяснил он Хорвату. — Было бы глупо принимать бой здесь, на равнине. В Радне унтер-офицерским училищем воздвигнуты укрепления, и там при разумном командовании можно остановить немецкое наступление в ущелье Муреша, закрыв путь к Деве. — Он провел пальцем несколько линий на скатерти, точно перед ним была карта генерального штаба. — В городе осталось человек десять военных, они должны помешать немецким войскам получить подкрепления и боеприпасы. Сегодня во второй половине дня мы провели заседание и наметили первые объекты своих операций. Нужно взорвать мосты. Железнодорожный, около депо, и мост через Муреш.

— А где взять взрывчатку?..

— Мы спрятали ее в двух местах. На чердаке одного дома в Шеге, у родителей моего товарища. Это наиболее доступный склад. Другая часть закопана.

— Надо бы принести ее сюда, — предложил Хорват.

— Неплохо было бы иметь взрывчатку под рукой, Герасим добровольно вызвался доставить взрывчатку. Вику дал ему нужные указания, потом отобрал у него пистолет. Герасим хотел воспротивиться, но ему объяснили, что это делается для его же безопасности. Впрочем, он быстро согласился. Не успел он отойти и двадцати шагов от дома Суру, как его остановил немецкий патруль. Пришлось поднять вверх руки и ждать, пока маленький толстый немец обыщет его.

Герасим предъявил документы, сказал, что работает на текстильной фабрике, и его отпустили. Засунув руки в карманы, он продолжал свой путь, насвистывая, как человек, вполне довольный жизнью. Он заметил, что на многих домах скова развеваются немецкие флаги.

Только дойдя до Шеги, он подумал, что не может все-таки среди ночи идти по адресу, указанному Вику.

К тому же он почти не ел сегодня. Герасим решил отправиться к Ливии. С трудом отыскал дом, поднялся по лестнице на второй этаж и, только постучав в дверь, понял, что ночной визит к девушке выглядит не очень-то прилично. Он собрался было уйти, но молчание за дверью насторожило его. Герасим испугался, не случилось ли чего с Ливией. Постучал еще раз, настойчивее. Через несколько минут из комнаты послышался шум, потом Ливия спросила:

— Кто там?

— Я.

— Кто я?

— Герасим.

— Что вам надо?

— Я скажу, когда ты впустишь меня… Не могу же я кричать через дверь. Открой.

— Подождите, я оденусь…

— Не надо, потом оденешься, а то меня здесь еще кто-нибудь увидит…

Но все же Ливия открыла ему, только надев тяжелый халат из выцветшего зеленого бархата.

Герасим вошел, протянул руку к выключателю и погасил свет.

— Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю… У меня задание, и я должен переждать до утра. Ты ложись. Я буду нем, как рыба. Ну, ложись спать.

— Я не могу спать, когда у меня в комнате мужчина.

— А, не будь дурой, — попытался успокоить ее Герасим. — Если ты не ляжешь, я сам уложу тебя.

Ливия забралась под одеяло прямо в халате. Герасим плюхнулся в кресло, вытянул ноги, устраиваясь поудобнее, потом закурил. При мерцающем свете спички он увидел, что Ливия не спит.

— Ты не спишь?

— Нет.

— Ну и глупо. Завтра у тебя будет много дел.

— Завтра мне на работу.

— Нет. Завтра ты пойдешь со мной. Это партийное поручение.

— Хорошо, я пойду с вами.

Герасим коротко рассказал ей о задании и по ее голосу понял, что она немножко успокоилась.

— Ты думала, что я пришел к тебе просто так?

— Да.

— Глупая ты.

— Не говорите так громко, ведь стены тонкие.

Герасим замолчал и только тогда заметил, что глаза его уже привыкли к темноте. Он увидел свернувшуюся под одеялом Ливию, скатанные ковры за шкафом, книги на огромном письменном столе.

— А почему вы подумали именно обо мне?

— Потому что дом, куда я должен идти, здесь, близко. И еще… ну, другая причина не имеет значения.

Ливия, видя, что Герасим не хочет говорить, настаивала:

— Почему же еще?

— Замолчи, ведь стены тонкие.

— Скажите, почему?

Герасиму показалось, что Ливии хочется выудить у него признание. Он пододвинулся к кровати.

— Потому что я хотел есть… Да ведь это не в первый раз. Спи.

— Там на стуле, в углу, лежит хлеб… Вот тот пакет, завернутый в салфетку… Это чтобы хлеб не зачерствел…

Герасим двинулся в том направлении, но нечаянно стукнулся обо что-то и опрокинул стул. Он испуганно замер на месте. Ливия расхохоталась. Потом встала с постели, включила электрическую плитку. Несколько раз она прошла мимо Герасима, и он почувствовал сладковатый запах бриллиантина.

— Ты поставила чай?

— Да.

При слабом свете электрической плитки все вещи вокруг приняли другие размеры, и комната стала похожа на огромный сарай, полный каких-то допотопных животных, которые отбрасывали громадные тени на стены, оклеенные полосатыми обоями, напоминающими решетку.

Выпив чаю и съев два бутерброда со сливовым мармеладом, Герасим снова уселся в кресло и вытянул ноги.

— Ты ложись, Ливия, — посоветовал он ей. — Мне здесь очень удобно…

Она послушалась его и залезла под одеяло. Четверть часа спустя Герасим спросил ее шепотом, спит ли она.

— Нет, товарищ Герасим.

— Ты давно живешь одна?

— Семь месяцев.

— Плохо быть одной.

— Очень плохо. Особенно зимой.

— Ты не боишься?

— А кого мне бояться?

— Ты права. Если хочешь спать, я замолчу.

— Нет-нет. Вы мне не мешаете. Даже лучше, когда вы говорите. Вы знаете, в этой комнате разговаривают очень редко. Обычно мне не с кем разговаривать… Не стану же я говорить сама с собой. Раньше у меня была кошка… Я с ней разговаривала… Но она мне не отвечала, а произносить монологи мне не нравится… — Ливия на мгновение замолчала, потом продолжала: — Не странно ли, что мы так недавно знаем друг друга и уже так много были вместе?..

— Не знаю, странно ли это… Я над этим не задумывался.

— Вы женаты?

— Нет.

— Тогда еще ничего.

— Почему ничего?

— Что ни говорите, а считается уж совсем неприличным, если девушка проводит всю ночь с женатым человеком.

Герасим решил переменить тему и спросил, кем был ее отец.

— Доктором. Ветеринаром.

— Значит, ты вроде как принадлежишь к буржуазии…

Ливия не ответила, только натянула на себя одеяло. Наступила тяжелая тишина.

Герасим понял, что сказал глупость. Он хотел загладить ее.

— Ты рассердилась?.

— Нет.

— Тогда почему ты молчишь?

— А что мне говорить?

— Ты права… Болтаю, как последний дурак. И с чего это я назвал тебя буржуйкой, ведь ты состоишь в СКМ. Спи.

Когда он утром проснулся, Ливия была уже одета. Она приготовила чай и хлеб с мармеладом. За завтраком Герасим рассматривал ее лицо. Самое обыкновенное лицо, овальное, смуглое. Светились только миндалевидные глаза под густыми изогнутыми бровями.