Проблемы с выездом за границу у Володи, конечно, были… всегда нервотрепка: по многу раз ездили в ОВИР. Но там у Володи был один хороший знакомый. Этот человек очень любил книги, и Володя привозил ему иногда редкие издания. Он много помогал Володе. Потом, когда Высоцкий получил постоянный заграничный паспорт, стало легче.

Однажды Володе помогли организовать концерт в Министерстве внешней торговли. На концерте должен был присутствовать Юрий Брежнев. В какой-то мере Володя на это рассчитывал. Но Брежнев или не захотел прийти, или не смог. И об этом стало известно, наверное, часа за два до концерта. И чиновники — как бы чего не вышло! — этот не пришел, тот не пришел. И, наверное, впервые на концерте Высоцкого был полупустой зал.

В театре Володя любил петь — часто в гримерной показывал новые песни. Пел со сцены, после спектакля: всегда набивалось много народу. Пел перед своими отъездами — как бы авансом. Иногда жаловался:

— Опять делегация… Шеф просит попеть…

Но говорил об этом не без удовольствия, да и пел охотно.

Был момент, когда Любимов предложил мне играть Гамлета:

— Я не хочу от него зависеть…

Я сразу же отказался:

— Спектакль же поставлен на Володю!

И тут шеф мне «выдал»:

— Я тебе предлагаю играть ГАМ-ЛЕ-ТА! Ты отказываешься играть ГАМ-ЛЕ-ТА?!

Я рассказал об этом Володе. Он как-то грустно ответил:

— Ну, что ж… Давай…

Конечно, Гамлета я не играл и не репетировал. И всегда считал, и считаю теперь, что поступил правильно.

Звания? Любимов же нас приучил не обращать внимания на такие вещи. А Володя вообще никогда не жаловался на судьбу, он считал, что сам многого достиг.

Разговоры об уходе из театра у нас были постоянно. Но я не думаю, что всерьез: вот так взять и уйти… И когда Любимов подписал заявление о творческом отпуске на год:

— Ну, что же, Володя, решайте сами… Только я Вас прошу — играйте Гамлета…

Володя этого не ожидал. Он был страшно поражен, что шеф так легко подписал… Он был обижен.

Обижался ли на меня? Да, однажды Володя серьезно обиделся. Он только написал песню «Я сам с Ростова» и спел ее мне. А я говорю:

— Ну хватит тебе мусолить эту тему, ты же ее не очень хорошо знаешь.

Вот тут он «завелся», обиделся всерьез. Но тогда мы быстро помирились. Володя мне иногда говорил:

— Ну, если вот с этим (Володя назвал фамилию) я поссорюсь, ладно… Но если с тобой — мне будет очень больно.

И все-таки мы поссорились, примерно за год до его смерти. Не по-крупному, но поссорились — обычные дела между друзьями. И я считал себя виноватым, но подойти, сказать — как-то не получалось: гордость заела… Мы продолжали часто встречаться и общаться, но ссора была.

Конечно, Володя менялся. Последние годы стал жестче, и много думал и говорил о смерти. Примерно за год до 25 июля он написал мне на фотографии (Гамлет держит в руках череп королевского шута): «Ваня, давай подольше не пойдем к Йорику!» В последние годы часто жаловался на сердце…

Еще в 1977 году я попал в больницу — довольно долго лежал в кардиологии. Володя приезжал почти каждый день. И когда мне стало получше, врачи стали отпускать меня на спектакли. И вот Володя вез меня в больницу после спектакля. Вдруг смотрю: схватился за сердце! Согнулся, почти упал на рулевое колесо… Потом стало полегче — он выпрямился, выровнял машину…

— Ты что?!

— A-а, ерунда…

Но я понял, что дело серьезное, и буквально заставил его сделать кардиограмму. Кардиограмму здесь же, в больнице, показали специалистам, и оказалось, что у Володи ишемическая болезнь сердца, и довольно запущенная. Да, еще помню, он сказал, и сказал с болью: «В театре никто не верит, что я болен…»

У меня хранится уникальная кассета. На ней запись, которую Володя сделал у себя дома, на Малой Грузинской. Ночь. Володя в комнате один. Впервые он поет «Райские яблоки» — причем, несколько вариантов. А перед этим Во* лодя говорит:

— Только что, буквально, я написал песню. Хочу ее спеть. Обнаглев, могу сказать, что я ее люблю. И никакой критики я слушать не буду. Она еще «черная» — масса вариантов… Я ее посвятил моему другу, Вадиму Туманову, а написал жене — Марине. А іде он, этот рай? Как хотите, понимайте, что такое этот рай… Может быть, он в душе, или вокруг…

Что еще осталось? Сохранилось несколько стихотворных экспромтов Высоцкого. В театре, после премьеры спектакля «Деревянные кони», Володя написал на афише:

Перед моим отъездом в отпуск, в Кисловодск, мы поспорили, найдет ли Володя рифму на мою фамилию:

1977–1989 гг., Москва

В Театр на Таганке я пришел одновременно с Владимиром. Как выяснилось позже, мы даже были оформлены одним приказом. Юрий Петрович пригласил меня в театр, когда я еще был студентом циркового училища. В училище я занимался пантомимой и именно поэтому попал в спектакль «Десять дней, которые потрясли мир».

Несколько месяцев мы делали этот спектакль, в котором впервые прозвучали песни Высоцкого. Кстати, там была не только песня «В куски разлетелася корона», звучали еще и «Куплеты часового»…

Когда мы пришли в театр, нам положили за труды по 69 рублей. Этих денег хватало дней на десять, а потом начинались сложности. (У многих уже были семьи.) И это стало одной из причин спонтанной организации такой группы: Высоцкий, Смехов, Золотухин, Васильев, Хмельницкий и Медведев. А главной причиной было то, что мы не вырабатывались в театре: молодые, сил хоть отбавляй! Репертуар театра тогда состоял из трех-четырех спектаклей. И вот этой командой мы начали работать.

Время было счастливое, потому что мы могли позволить себе роскошь работать в таком составе. И в этой команде Володя был одним из нас. Все ребята уже тогда могли по часу «держать зал», но в общем концерте каждому было отведено минут по пятнадцать. Поэтому даже Володя пел всего три-четыре песни и уступал сцену товарищам. А лет через пять зритель, зная, что в концерте будет Высоцкий, — ни смотреть, ни слушать нас уже бы не стал. А тогда еще ажиотажа не было: перед Володей мог спокойно выйти Веня, и после него тоже нормально работал следующий… Другое дело, что Высоцкий уже тогда с первой песни «брал зал», и после него начинать работать было легче. Зал был, что называется, уже «готов». Даром предвиденья никто из нас не обладал: мы тогда и представить себе не могли, что через несколько лет не найдется такого зала или Дворца спорта, который смог бы вместить всех желающих послушать Высоцкого.

Работали мы в самых разных — больших и маленьких — залах, и хотя между собой называли наши концерты «халтурой», но работали честно. Даже истово. На этих концертах и обкатывалась свободная манера прямого общения с залом, которую потом и стали называть «таганской». А Володя на этих встречах прокатывал свои новые песни. Он тогда практически не работал один или работал, но очень редко. И продолжалось это довольно долго: с самого начала 1965 до 1968 г. — это стабильно. Позже мы тоже работали вместе, но уже эпизодически.