— Именно другие варианты, Лиза, ты как всегда права. А Жан Мишель еще не появлялся?

— Нет, он, как обычно, завтракает в кабинете перед компьютером. Говорит, процесс питания стимулирует умственную деятельность. Он тебе нужен?

— Будет нужен чуть попозже. А пока я позавтракаю.

Он развернулся и отправился к столу. Наложил себе на тарелку целую гору, вернулся, сел рядом с нами. Наступило неловкое молчание. Я не знала, что сказать, Анри поедал паштет, а Лиза не пыталась нам помочь.

Я допила кофе и встала.

Анри тут же поднялся вслед за мной:

— Хочешь еще кофе?

— Нет, спасибо, я пойду выйду на воздух.

— Я с тобой. Прости, Лиза, мы тебя покинем, — Одной рукой он держал тарелку, другой взял меня под локоток. Мы вышли в сад и сели рядом на парапет под тенью перголы, увитой цветущим ломоносом. Точнее он меня усадил.

Я продолжала молчать. Если честно, хотелось заорать и начать скандалить, упрекая Анри в том, что он поставил меня в идиотское положение, выставив перед всеми своей любовницей. Но я и вообще не склонна орать, а уж на чужом языке это сделать просто невозможно. Не получается. Поэтому я тупо молчала, уставившись в землю.

— Не сердись.

— Я не сержусь.

— Сердишься, я же вижу. Ну, что сделать, чтобы ты развеселилась? Хочешь, на колени встану?

Дурацкий какой-то разговор, как будто в плохом романе вычитанный.

— Не хочу. Лучше съешь, что у тебя там на тарелке…

Удивительно, но он послушался, и начал есть, поглядывая на меня. Когда тарелка опустела, спросил:

— Ты довольна?

Я кивнула.

— А теперь слушай. Лиза тебя выспрашивала о твоих планах?

Я снова кивнула.

— Я уже все придумал и кое-что организовал. Пусть Жан Мишель едет в Брюссель. Пусть ребята едут в Трувиль. Мы с тобой едем в Бретань.

— Ты с ума сошел. В какую Бретань?

— А она одна! Вечером сядем в машину, а утром уже будем купаться в Атлантическом океане. У моего друга есть домик около Конкарно. Я ему позвонил и договорился.

— Когда?

— Да только что! И не упирайся, все равно ничего не выйдет.

Я не привыкла к такому напору, поэтому, чтобы дать себе время подумать, перевела речь на другое.

— Ладно, с Бретанью посмотрим. Ты пока вот что скажи: сможешь мне помочь узнать, о чем моя девочка будет говорить с твоим Жаном Мишелем? Ты мне, помнится, обещал.

— Обещал, и сдержу обещание. Если ты, в свою очередь, пообещаешь поехать со мной в Бретань.

— Вымогатель и шантажист! А как я буду выглядеть в глазах собственных детей?

— По-моему, они не станут возражать. Я вчера беседовал за столом с твоим сыном, он показался мне на редкость толковым парнем. Он не из тех, кто ревнует мамочку ко всякому встречному. По-моему, он хочет, чтобы ты была счастлива. Кстати, он мне нравится больше, чем твоя красавица-дочь. Ну, так как, обещаешь поехать?

— Хорошо, обещаю. А разве тебе не нужно присутствовать в Брюсселе на финансовом форуме?

Пеллернен махнул рукой.

— Я там был в прошлый раз, а Жан Мишель отдыхал со своей Лизой в Норвегии. Теперь моя очередь. И ты мне обещала, не забудь. А пока пойдем в дом, надо же договориться о том, чтобы разговор для тебя записать на диктофон.

Мы вернулись в столовую, куда за минуту до нас спустился сам хозяин дома. Пеллернен меня покинул и, взяв зятя за локоть, стал быстро и горячо что-то шептать ему на ухо. Потом оба ушли.

Я подошла к детям. Они уже поели, но не уходили, разобравшись на кучки. Морин вместе с еще одной девочкой устроились на подоконнике вместе с Сережкой, которого они наперебой о чем-то спрашивали. Катя, как царица, сидела в проеме между окон, а мальчишки толпились вокруг. Не только Эрик, но и парочка мальчиков Рагузье, и еще один, которого мне вчера так и не представили. Они расступились, пропуская меня к дочери.

Катя поднялась мне навстречу. Я хотела что-то сказать, но в этот момент к нам приблизился Бертло и тихо произнес, обращаясь к девушке:

— Мадемуазель, Вас ждут. Позвольте Вас проводить.

Моя дочь царственно кивнула, и вышла вслед за Бертло. Все проводили ее взглядом.

Эрик опомнился первый, тронул меня за плечо и спросил:

— Надя, можно Вас на пару слов?

И мы с ним отправились в сад, где сели на тот же парапет, с которого я недавно встала.

— Надя, Вы знаете, куда позвали Катрин?

— К Вашему отцу.

— А Вы в курсе, зачем?

— Нет, но очень хотела бы знать.

— Вы знаете, он уже с ней разговаривал. Зачем ему это понадобилось во второй раз?

— Эрик, я сама теряюсь в догадках. Одно могу сказать — туда пошел твой дядя, он обещал все разузнать.

— Это хорошо. Если дядя Анри обещал — непременно выполнит. Вы знаете, по-моему, он в Вас влюбился, и я ему завидую.

— Почему, Эрик? — я чуть с парапета не свалилась. И этот туда же! Почему они все норовят влезть не в свое дело? Я поторопилась перевести стрелки.

— Потому что, мне кажется, и Вы в него влюбились.

— Вот как, — я не посмела опровергать эти слова, просто изобразила недоверие, — и чему же тут завидовать?

— Я Катрин нравлюсь, но она в меня ни капельки не влюблена. Просто она ничего не имеет против того, чтобы быть со мной. Но не больше.

— Думаю, мой друг, все не так плохо. Она — человек логический. Ей трудно выражать свои чувства, она их стесняется. Но это не значит, что чувств у ее нет.

Эрик посидел, подумал, а затем произнес грустно:

— Наверное, Вы правы, Надя. Но я не уверен, что ее чувство ко мне можно даже с натяжкой назвать любовью. Я все время об этом думаю… Надеюсь только, что все изменится. Мой отец от нее в восторге. Он не говорит, почему, но я ясно вижу — Катрин ему нравится гораздо больше, чем я.

— Что ты говоришь, Эрик! Бред какой-то! Твой отец тебя очень любит.

— Любит. Я знаю. Но я не очень ему нравлюсь. Понимаете, я не соответствую его критериям. Вы его пока мало знаете. Он тихий, спокойный, мягкий, совсем не сильный, но очень умный. И в людях разбирается. Дядя — он сильный. Очень. Ума ему не занимать, но отец для него всегда высший авторитет. Так вот, отец в людях больше всего ценит ум. Я в этом плане его вечно разочаровываю.

— Эрик, что за самоуничижение? По-моему, ты достаточно умен, чтобы вызвать уважение собственного отца. Ты способен понимать самые сложные вещи, которые я далеко не каждому могу объяснить.

— В том-то и дело. Я могу понимать, а Вы и Катрин можете эти вещи придумать. Вы ему понравились, а от Катрин он пришел в полный восторг. Я знаю, что она гораздо меня умнее. Но как он это разглядел, не представляю. У него просто не было времени. Вчера они разговаривали не более десяти минут.

Что можно узнать о человеке за десять минут светской беседы? Катя уверяла, что разговор не был слишком содержательным. Что же Жан Мишель в ней разглядел?

Я не успела ничего сказать, потому что в этот момент с хохотом и визгом из дома вывалилась вся молодежная ватага. Один из мальчиков Рагузье стал тут же приставать к Эрику, уговаривая отвезти всех на теннисный корт. Но тот не собирался уезжать без Кати. Они какое-то время бодались, после чего Эрик увел всех в бассейн, и я осталась одна.

Но ненадолго.

Откуда ни возьмись, прибежал Пеллернен, схватил меня за руку и потащил, ничего не говоря. Я чуть не упал, попыталась затормозить, чтобы как минимум узнать, куда меня тащат. Ничего не помогло. Он только сказал: Скорей, скорей, — и потащил меня дальше. В таком темпе мы пролетели весь дом и ворвались в кабинет Жана Мишеля, который преспокойненько там сидел и пил кофе вместе с моей дочерью, устроившейся в кресле напротив хозяина. Катерина делала вид, что она вообще зашла случайно кофе попить. А Жан Мишель меня приветствовал:

— Надя, доброе утро! Хорошо, что ты так быстро согласилась прийти.

— Ничего себе согласилась! Меня никто и не спрашивал. Этот господин меня сюда просто за руку приволок.

Все засмеялись. Я, естественно, тоже.

— Садись, отдохни, выпей кофе, — он усадил меня за стол и налил полную чашку из кофеварки, — И посмотри вот на это.