— Почему?

— Присутствующие представляют себе два типа русских девушек: тех, что ездят в Куршевель на деньги русских любовников, и тех, что ищут себе в Европе богатых мужей. И те, и другие, не умеют себя вести.

Я вскинула брови.

— Я имею в виду, вести себя как в хорошем европейском обществе. Может быть, в России все по-другому, я не знаю. Но Катрин ведет себя так, как будто воспитывалась при дворе английской королевы, причем не этой, а королевы Виктории, и делает это абсолютно естественно. Думаю, спасибо за это следует сказать тебе.

— Не мне, а моей маме. И моей бабушке. Она получила воспитание в институте благородных девиц, хотя благородным происхождением похвастаться не могла.

— Пойдем в зал, моя благородная дама, я тебя кое с кем познакомлю. Это семейное мероприятие, интересных гостей немного. В основном банкиры, а тебе, как финансовому эксперту, знакомство с ними может быть полезным. Потом мы потанцуем. Ты умеешь танцевать?

— Вальс и танго. Нас в школе учили.

— Супер!!! И нас тоже. Значит, договорились?

Я кивнула головой, и мы пошли в зал. Дальнейшее слилось в моей памяти в сплошную ленту лиц, улыбок и приветствий. Исключение составили танцы. Я любовалась на мою дочь, которая открывала бал в паре с Эриком. А потом и сама закружилась в вальсе с Анри. Он, как и обещал, танцевал со мной вальс и танго.

Удалось переброситься парой слов с Катькой, когда она на минутку осталась одна.

— Мамуль, мне надо посоветоваться. Ты не запирайся, я потом к тебе приду и мы поболтаем.

— Хорошо, а что случилось?

— Жан Мишель пригласил меня утром прийти к нему в кабинет для разговора. Что мне ему сказать?

— Скажи то, что думаешь. Ничего не сочиняй, и все будет хорошо.

— Слушай, я тут такой разговор слышала. Одна дама говорила другой: «Мне, говорит, сказали, что они чуть ли не нищие, а у мамаши в ушах такие александриты!». А другая ответила: «Может, это стразы». А эта ей: «Не говори чепухи, стразов александрита не существует в природе». Я поняла, это про тебя. Ты у нас главная богачка.

Я засмеялась. Ну, надо же, оказывается, мои серьги — такая ценность. А ведь дома у меня еще кольцо есть и кулон, там камни покрупнее.

Тут подошел Эрик, извинился и увел Катерину.

Ближе к полуночи появились столы с закуской, но я так устала, что ничего не ела, а в половине первого тихо удалилась в свою комнату. Запираться, помня уговор с Катей, не стала. Разделась, приняла холодный душ, и юркнула под одеяло. Сон навалился на меня мгновенно. А через час так же мгновенно прошел.

В темноте открылась дверь. Кто-то вошел, и я сразу поняла — не Катька. Мне стало страшно и весело. Вот оно, приключение! В молодости я их побаивалась, а с возрастом стала более, как говорят мои дети, «безбашенной». Вошедший был не так беспечен, как я, запер за собой дверь. О том, кто он, я гадала не больше минуты. Звук шагов, дыхание, еле уловимый запах одеколона…

— Анри, что Вы тут делаете?

— Ты не спишь? Ты меня узнала? Но как? Я ничего не вижу.

— А я вижу…

Действительно, глаза уже привыкли к темноте, я различала очертания высокой фигуры.

— Теперь и я вижу. Почему ты не закрыла дверь?

Пеллернен опустился на край моей кровати и зашарил по ней рукой.

— Я уговорилась с моей дочерью и ждала ее для разговора. А что ты ищешь?

— Твоя дочь у Эрика. Откуда я знаю? Он, в отличие от тебя, запер дверь, хотя обычно этого не делает. А я ищу тебя. И уже нашел.

Он и впрямь нашел меня. Сильные руки стянули и отбросили одеяло, губы прижались к моим губам… Я хотела оттолкнуть агрессора, возмутиться… И со стоном ответила на его поцелуй.

Когда он на минуту меня отпустил, я все же попыталась сопротивляться и услышала шепот:

— Только не говори мне, что в Москве тебя ждет любимый мужчина, которому ты поклялась в вечной верности.

Я засмеялась, обняла его и притянула к себе. То, что произошло затем, не получается описать словами. С другими мужчинами мне было хорошо, очень хорошо или не очень, а тут… Просто ураган, тайфун, цунами! В первые же секунды мне снесло голову напрочь. Я визжала, выла и урчала как кошка, кусалась и царапалась, но совершенно этого не сознавала. Могучая волна подняла меня до небес, закрутила и швырнула куда-то далеко-далеко… И вдруг все стихло, остался только звон в ушах.

Потом мы, совершенно обессиленные, лежали рядышком. Анри ласково перебирал мои волосы и тихо что-то говорил, но я понимала его с пятого на десятое. Мне просто было так хорошо, как давно уже не было. Меня уносили куда-то волны блаженства, и слова тут не могли иметь никакого значения. Потом волны потихоньку отступили, я получила обратно способность соображать, и услышала:

— … как только тебя увидел. Ну, не в первый момент, а когда ты просто так взяла и прошла мимо меня на пруд. Я посмотрел тебе вслед и понял, что хочу тебя. Поэтому и не смог ждать тебя дома, помчался за тобой.

— Помнится, ты мне это по-другому рассказывал.

— По-другому… Да мало ли, что я там рассказывал. Пристойные объяснения постфактум всегда можно придумать. Все было именно так, как я сейчас говорю. А на дереве я чуть с ума не сошел. Если бы мы не рухнули в воду, не знаю, что было бы…

Я, если честно, тоже не знала. Вернее, знала слишком хорошо. Поэтому спросила:

— А что ты говорил насчет того, что загадал перед приемом?

— Ты не забыла? Я загадал: если ты наденешь, как обычно в таких случаях, черное платье, ничего не будет. Знаешь, я бы просто не решился к тебе войти. А если цветное, тогда будет все! Тут ты появляешься в этом великолепном платье, не помню, как называется этот цвет…

— «Пепел розы»

— Точно. Такое красивое литературное название. И ты в нем красивая, как героиня романа. Моего романа, заметь. И все произошло так, как я загадал. Даже то, что ты не заперла дверь.

— Да, дверь. Ты ведь ее запер, когда вошел? А я кричала?

— Ты не помнишь? Если хочешь знать, ты мяукала, как мартовская кошка и рычала как тигрица. Если в это время кто-то проходил под окнами, вот он удивился.

— А по коридору?

— В коридоре ничего не слышно, не бойся. Дом построен на совесть, и, если специально не подслушивать, ничего не услышишь. А ты пить не хочешь? Я принес сок и поставил его у двери, когда вошел.

Я пошарила на столике и нашла выключатель. Загорелся ночничок. В его свете я увидела своего любовника. Он смотрел на меня черными бездонными немигающими глазами. Мне показалось, свет все переменил. В темноте Анри был разговорчив, а тут вдруг замолчал. Ясказала:

— Сок — это замечательно. Вот тут у меня стояли стаканы.

Он встал и пошел к двери, а я не могла отвести от него глаз. Такие худые длиннокостные люди обычно двигаются угловато, как деревянные, но в нем была неожиданная грация. Я это отметила еще утром, и сейчас снова ею любовалась. Он взял бутылки с соком и повернулся. Я отвела глаза и тут вдруг увидела, что одеяло уже давно валяется на полу, и моя ночная рубашка тоже. Засуетилась.

— Успокойся, моя маленькая. Не надо так смущаться. Я сейчас налью нам сока, и выключу свет, если он тебе мешает.

Он устроился рядом со мной, взял со столика стакан, и вручил его мне, полный апельсинового сока.

— Надо было еще минеральной воды захватить, да я не подумал. Знаешь, я не хочу выключать свет. Я хочу тебя видеть. Но если тебя это смущает…

Он протянул длинную руку и поднял с пола одеяло. Встряхнул и укрыл и меня, и себя.

— Так лучше? Знаешь, мне крупно повезло, что им пришло в голову пригласить подружку Эрика вместе со всей семьей.

— Кому «им»?

— Жану Мишелю и Лизе. Я надеюсь, ты знаешь, что они вместе уже много лет. Они, конечно, играют комедию «просто дружбы», но она никого не обманывает. Идиотизм, я считаю. Могли бы жить открыто, никто бы слова не сказал. Так называемый муж Лизы — гей, живет со своим другом, моя сестра просто развелась и вышла замуж, так что проблем нет. Но Лизе надо быть непонятой страдалицей, этакой Мари д’Агу. При этом она очень неглупая женщина и отличный адвокат. Специализируется на семейном праве. Баронесса-то она по мужу, а по происхождению — из семьи брюссельских адвокатов. Фламандка. Младший компаньон в фирме своего отца. Насколько я понимаю, это была ее идея: пригласить девушку вместе с матерью. Для приличия, она на нем помешана. Ну, а повезло мне.