Придя к такому выводу, Войцех пообещал себе, что не оскорбит Лизхен даже мысленно, представляя себе то, на что не имел бы права. Ну, разве что совсем невинный поцелуй. Или нескромный взгляд. Или… К черту! Он всегда может представить себе, что они уже женаты. В конце концов — в такой мечте нет ничего оскорбительного для Лизхен.

С этими мыслями Войцех задул свечу и с чистой совестью предался мечтам.

На следующий день Шемет отправился в налоговый департамент в самом радужном настроении. Он всегда старался самые неприятные дела проделать как можно скорее, не откладывая на потом, чтобы мысли о них не отравляли свободные минуты, а времени на приятное времяпровождение оставалось как можно больше. Спроси его кто-нибудь в этот момент, не кажется ли ему, что война закончится тем быстрее, чем раньше он туда попадет, Войцех, не успев задуматься, ответил бы «да».

Получасовое ожидание в очереди настроило его на более серьезный лад, коллежский регистратор, который вел прием посетителей, и вовсе вернул с небес на землю вопросом, не для того ли господин граф заключил с бывшими крепостными столь невыгодные для себя арендные соглашения, чтобы уменьшить сумму налогов.

Объяснения Войцеха, что более высокая плата разорит крестьян и заставит их продать преимущественное право на аренду чужакам, на честность которых, в отличие от веками проживающих на этой земле семей, он не может положиться, чиновника не убедили, и он затребовал у Шемета официальный отказ от пересмотра условий аренды в соответствии с нормами Акта, утвержденный в земельном суде. Кроме того требовалось подтверждение от интендантского управления Военного министерства, что поставки фуража, мяса и водки для нужд армии прошли в соответствии с разнарядкой, поскольку Министерство финансов не может произвести оценку облагаемого налогами дохода без учета этих поставок.

Войцех добавил требуемые бумаги в уже имеющийся список и направился в Военное министерство, рассчитывая хотя бы одну справку для Толе получить в течение дня. Оттуда его послали в комиссию по учету военнообязанных, для уточнения количества рекрутов из находящихся на территории имения деревень и хуторов, прошедших подготовку в лагерях, так как от этого зависели нормы поставки продовольствия.

К трем часам пополудни список удлинился вдвое, зато на руках у Шемета был запрос Министерства юстиции, подтверждающий, что ему действительно требуется справка из Попечительского совета об образовательном уровне рекрутов для предоставления ее Интендантское управление, и заключение Акцизного управления о качестве производимой в винокурне Мединтильтаса водки для военных нужд.

Войцех, утомленный спорами и разъяснениями, отправился обедать в «Булленвинкель», где за кружкой пива принял решение героизм проявлять только на поле боя, признать свое поражение и призвать на помощь союзные силы в лице Исаака Шпигеля. Заглянув в банк и не обнаружив там поверенного, оставил ему записку с просьбой заглянуть с утра на квартиру к фрау Грете и не торопясь направился к парку Тиргартен, где его должен был ожидать Фрёбель.

Войцех затаился в тени, пережидая, пока французский патруль пройдет мимо Бранденбургских ворот, за которыми Унтер-ден-Линден пересекала Большой Тиргартен — старейший парк Берлина. Опасливо озираясь через плечо, жандармы торопливо, чуть не пробежками, передвигались от фонаря к фонарю.

Ночь стояла ясная, ветер стих. Узкий серп луны острыми кромками серебрился в чернильном небе, и только тусклые масляные светильники размытыми пятнами разбавляли непроглядную темноту улицы. В одно из пятен вынырнула знакомая фигура, и Войцех направился к Фрёбелю, который в этот момент углубился в изучение содержимого обширных карманов своего каррика.

— Добрый вечер, сударь, — Фрёбель вытащил на свет аккуратно сложенный лист бумаги, скрепленный гербовой печатью, — ваша справка, господин Шемет.

— Как быстро! — Войцех едва удержался, чтобы не выхватить вожделенный документ из руки собеседника. — Я и не чаял.

— Ваши крестьяне подождут еще неделю-другую, — блеснул глазами Фрёбель, — а Блюхер и Шарнхорст уже теряют терпение. В военном министерстве работа кипит.

— Вот как, — понимающе кивнул Войцех, — надеюсь, меня им долго ждать не придется.

— Похвальная торопливость, — усмехнулся Фрёбель, — но сейчас вас ждут во дворце Бельвью. Пройдете по Унтер-ден-Линден через Тиргартен, свернете направо, въезд отмечен двумя коваными фонарями. Пароль тот же.

— Черная стая, — вспомнил Войцех, — спасибо, господин Фрёбель. Надеюсь, мы еще увидимся.

— И, возможно, скорее, чем вы думаете.

Фрёбель крепко пожал руку Шемета и скрылся в темноте.

Дождавшись, пока снова появившийся на площади патруль промарширует в обратную сторону, Шемет направился к воротам. У самой арки он остановился, чтобы еще раз поглядеть на пустующую площадку фронтона, и подумал, что следующий шаг будет первым на пути к обещанию, данному самому себе.

— Это не вам, случаем, господин Ян уши надрал?

Короткий смешок заставил Войцеха резко обернуться.

За его спиной стоял юноша лет шестнадцати, русоволосый и горбоносый, сходящиеся на переносице густые брови придавали ему серьезный и даже суровый вид, несмотря на широкую улыбку и поблескивающие смешинками глаза.

— Я не знаком с господином Яном, — сухо ответил Войцех,— вы ошиблись сударь.

— Простите, сударь, — с трудом сдерживая смех, ответил незнакомец, — но мне только сегодня рассказали эту историю, и тут вы, с сожалением взирающий на отсутствующую квадригу.

— Что за история? — любопытство взяло верх над раздражением.

— Странно, что вы не слыхали о Фридрихе Яне, сударь, — начал юноша, — он знаменит не только в Берлине, но и по всей Пруссии. Пару лет назад он основал школу гимнастики, а теперь это целое движение, Гимнастическая Ассоциация. Не так давно герр Ян проходил под этими воротами со своими учениками. И спросил одного из них, что он думает об украденной у немцев Виктории. Тот только плечами пожал. Тогда Ян надрал ему уши, приговаривая, что это будет урок, который будет напоминать ему о долге вернуть квадригу из Парижа и водрузить на место.

— По правде сказать, именно об этом я и думал, — рассмеялся Войцех, — но уши мне драть для этого не пришлось.

— Это делает вам честь, сударь, — уже серьезно добавил юноша и, попрощавшись легким поклоном, нырнул в темную арку ворот.

Войцех, немного погодя, последовал за ним. Улица стала чуть уже, за липами, густо посаженными по обеим ее сторонам, дворцы и роскошные особняки сменились густыми шпалерами подстриженных кустов, темными лабиринтами и замерзшими прудами. Бледный свет месяца серебрил облепленные снегом ветви деревьев, скользил по обнаженным плечам мраморных статуй и чашам фонтанов, придавая парку зловещий и призрачный вид.

Завороженный леденящей тишиной парка, Войцех унесся воображением в зимние ночи детства, когда за каждым деревом в парке его подстерегала кровожадная рагана или жестокая, но прекрасная лаума*. Это был страх, граничащий с восторгом, пьянящий, кружащий голову, заставляющий кровь быстрее бежать по жилам. Войцех позволил всепоглощающему ужасу охватить себя целиком и счастливо рассмеялся.

За спиной раздались шаги, и Шемет резко обернулся. Рука потянулась к эфесу, но сабля была далеко, в Бреслау, куда он отослал багаж и Йорика. Веселый ужас перед несуществующими чудовищами сменился вполне оправданным опасением, что за ним следят. Войцех остановился, затаился в тени и стал ждать.

На аллее показался тот самый юноша, что заговорил с ним у Бранденбургских ворот. Шемет шагнул навстречу и смерил незнакомца суровым взглядом.

— Вы преследуете меня, сударь? — сердито спросил он.

— Я мог бы спросить у вас то же самое, — насмешливо ответил юноша, — я вошел в Тиргартен раньше вас.

— Однако, это вы идете по моим следам, — возразил Войцех.