— Светлейший князь еще два дня назад был в Копысе, — сообщил Войцех.

— Даже если он незамедлительно оттуда выступил, — покачал головой Ридигер, — ждать его далее немыслимо. Спасибо, поручик. Узнали что-то еще?

Войцех, вкратце изложив историю своего участия в деле под Белыничами, сквозь стиснутые зубы передал полученные им от Давыдова сведения о подмененных датах на письмах. Витгенштейн выслушал его молча, с мрачным видом.

— Пропал Чичагов, — хмуро заключил он, — не простил ему Михайло Ларионыч огласки злоупотреблений своих в Дунайской армии. Бонапарта выпустил, Светлейший Лис, чтобы адмирала подставить. Да и нас…

— Сделаем, что должно, — сурово ответил Ридигер, — история нас рассудит, Петр Христианович.

— Историю победители пишут, Федор Васильевич, — вздохнул Витгенштейн, — а победителем у нас выйдет князь Кутузов. Добро еще, если нас вовсе не забудут.

Он обернулся к слегка опешившему Войцеху и с печальной улыбкой добавил:

— Отдыхайте поручик, пока можно. Скажите полковнику Игнатьеву, что я велел о вас позаботиться. И…

— Виноват, ваше сиятельство, — кивнул Войцех, — утомился с дороги. Не разобрал, о чем разговор был.

На следующий день авангард Властова, в первых рядах которого шел Гродненский полк, двинулся к Борисову, занятому войсками генерала Партуно. Одновременно в Борисов был послан ротмистр Кочубей с требованием к генералу положить оружие. Партуно, задержавший парламентера, решил любой ценой пробиться к Студянке, где уже второй день шла переправа главных сил императорской армии. Несмотря на атаки гусар и казаков, неприятель продолжил движение к Старому Борисову, где наткнулся на авангард Властова. Французы с ожесточением накинулись на русскую пехоту, но их атака была отбита с фронта, а с тыла их уже обходили ополченцы Сеславина. Партуно, попытавшийся пройти низом, мимо правого крыла авангарда, наткнулся на стоявший там Гродненский полк и, когда эскадроны двинулись к нему на рысях, понял безнадежность своей позиции и принужден был капитулировать. В плен попали пять генералов, двести сорок офицеров и восемь тысяч нижних чинов.

Остатки Великой Армии подошли к Березине 13 ноября. В последний раз улыбнулась Наполеону удача в злополучной кампании 1812 года. С трех сторон двигались к нему на перехват русские армии, и ловушка, казалось, должна была захлопнуться наверняка. Но Кутузов выступил из Копыся с большим опозданием, Витгенштейн с боями пробивался к Березине, не успевая за действиями неприятеля, Чичагов, введенный в заблуждение обманным маневром Бонапарта, занявшего Борисов, и к тому же получивший уверения от Светлейшего, что французы будут переправляться именно там, потерял время в поисках противника.

За один день, работая голыми по горло в ледяной воде, французские понтонеры под руководством генерала Эбле, личным примером вдохновившего своих солдат, навели переправу у Студянки. У саперов не было даже водки, чтобы согреться, после многочасовой работы они вынуждены были спать на снегу в поле. Почти все они погибли, но мосты были построены в срок.

Последние части, сохранившие свою боеспособность, отходили в строгом боевом порядке. Переправу охраняли жандармы, не пропускавшие на мосты безоружных, раненых и отставших. Тех, кто пытался прорваться раньше, чем пройдут войска, отгоняли штыками. Первым, 14 ноября, переправился корпус Удино. За ним двинулась артиллерия. Ушли последние обозы с провиантом. 15 ноября Наполеон со штабом и императорская гвардия перешли на западный берег Березины. Бонапарт выскользнул из ловушки.

После дела под Борисовым Гродненский полк направился к Студянке, у которой арьергард маршала Виктора переправлялся через Березину. Отход французов прикрывали дивизии Дендельса и Жерара. Витгенштейн несколько раз теснил неприятельские войска, но ожесточенно оборонявшиеся французы и поляки каждый раз отбивали свои позиции. В критический момент Виктор бросил в атаку немецкую кавалерию. Гессенские шеволежеры и Баденские гусары с отчаянием смертников кинулись на каре русских егерей. При поддержке польской пехоты им удалось прорвать каре, большая часть егерей была уничтожена, почти полторы тысячи попали в плен.

К тому времени, как корпус Витгенштейна подошел к Студянке, на левом берегу Березины, кроме немногочисленного арьергарда, оставались десятки тысяч безоружных людей. Раненые и измученные до полной потери сил солдаты, интенданты, маркитанты, писари и армейские чиновники, женщины и дети. Среди телег и повозок, забитых еще вчера драгоценной добычей, превратившейся в лихую годину в ненужный хлам, бродили умирающие с голоду, кутающиеся в лохмотья тени забывших обо всем человеческом людей.

После отхода войск мосты открыли для всех желающих, и толпы народу ринулись к ним, в страшной давке топча друг друга. Повозки и экипажи теснились на мостах, люди гибли под колесами, падали, дрались, шли вперед по телам упавших, спихивая в реку слабейших, верховые прокладывали себе путь, сшибая пеших, солдаты пробивали дорогу штыками.

Но большая часть потерявших всякую надежду людей покорно сидела на берегу, ожидая своей участи. К вечеру мороз усилился, поднялась метель. Обессиленные люди жались друг к другу, снег заметал мертвецов и живых, выпростанные из-под сугробов руки хватали за ноги проходивших мимо. Но никто уже не в силах был протянуть руку помощи другому, лишь собственная участь беспокоила каждого из обреченных .

К вечеру к мостам двинулись остатки французского арьергарда. Витгенштейн подтянул к переправе артиллерию, и на отступающие войска обрушился град ядер и картечи. Толпа, всколыхнувшись в едином порыве, хлынула к мостам. Один из мостов рухнул, унося с собой в забитую льдинами реку сотни людей. Отступающие части Виктора прорывались с боем. Рвались зарядные ящики, люди умирали под ядрами русской артиллерии, под ударами французских штыков, под копытами коней, тонули в реке, затертые льдинами, за которые не в силах были ухватиться окоченевшие руки, топтали друг друга в безумной надежде достичь западного берега, где их ждала та же скорбная участь.

Упавший был обречен, толпа, словно бушующее море, валила вперед, давя в кровавую кашу несчастных, оказавшихся у нее под ногами. С воплями отчаяния женщины цеплялись за ноги мужчин, раненые взывали о помощи, но ответом им был, зачастую, только удар штыка. Сотни людей погибли под колесами пушек, тысячи — в холодных водах Березины, к концу дня так забившейся трупами, что по ним можно было пешком пройти на другой берег.

Ночью запылали мосты. Сотни беженцев погибли в огне, другие кинулись на все еще тонкий лед, проломившийся под тяжестью бегущих. Бурлящая вода заалела кровью. Путь к спасению был отрезан.

Ближе к утру части Витгенштейна подошли к переправе, на многотысячную безоружную толпу налетели казаки, свист сабель и конский топот потонули в ужасном крике умирающих. Пушки продолжали бить картечью по утратившим последнюю надежду людям. Сражение превратилось в бойню.

Еще на подходе Шемет заметил казаков, прижавших толпу к брошенным на произвол судьбы фургонам, забитым домашней утварью. Тонкий женский крик перекрыл и мерный раскатистый гул орудий, и треск ружейной пальбы, и стоны умирающих. Следовавшие за армией маркитантки, публичные девки, солдатские и офицерские жены сейчас, забыв о сословных различиях, смешались в обезумевшую массу, закрывавшую казакам путь к добыче, и безжалостно сметаемую с пути ударами шашек.

«Мерзость, мерзость», — пронеслось в голове у Войцеха.

Отчаяние и стыд навалились на него, путая мысли, горькой желчью наполняя пересохший рот.

«Да на той ли я стороне? — мелькнула шальная мысль. — Героя разыгрывал? Увезти Линусю в Мединтильтас, забыть войну, как дурной сон. Да разве такое забудешь? Проще уж пулю в лоб».