Логинов шагал еще не угомонившейся сельской улицей. Как обычно, его останавливали разными вопросами, просьбами: одной из доярок потребовалось съездить в райцентр, дескать, давай замену; у Мишаткина кончается газ на складе, а газовоз не отремонтирован; директор школы просит ускорить отделку классов в новом здании школы, поскольку считанные дни остаются до начала занятий; Сашка Соловьев надумал перевозить баню из Макарова…
Навстречу от моста профырчали два мотоцикла, на каждом — разговорчивая парочка. В воздухе растворился горький бензиновый дымок. Под горой белым валом тумана обозначилась Сотьма, за ней темнел лес; в раменской стороне догорала уже неяркая августовская заря. Привычная и милая сердцу картина…
Николай Баранов вдвоем с шофером ездили в город получать в воинской части списанный трехосный ЗИЛ. Вернулись через три дня. Едва подошел к дому, соседка Дарья Копылова, собиравшая в палисаднике помидоры, заговорщическим полушепотом подозвала к себе:
— Поди-к сюды, Николай… Уж не хотела говорить, да по-суседски надо предупредить.
— Чего? — насторожился Баранов.
— Я ведь плохо сплю, а вчера под утро слышу, на подволоке такую возню подняли коты! Марьин-то Мурзик все ходит бить моего Шалуна: ну скажи, такой ненавистник — на убив бьет! Уж за ушам дак всю шерсть выдрал, до крови исцарапал…
— Да черт с ним, с твоим Шалуном! — нетерпеливо перебил Баранов.
— Ну вот, взяла я палку, пойду, думаю, на подволоку, окаянная твоя сила! Как глянула в окошко — уж серенький светок — у твоего крыльца Пашка Колесов повертывается!
— Врешь!
— Вот те крест! Еще закурил и пошел. Уж Пашку да не распознать! Руки сунул в карманы куртки эдаким манером, шагает с раскачкой…
— Ну, ладно, — угрожающе произнес Баранов и, надернув потуже на лоб кепку, направился к дому.
На дверях висел замок. Жена на работе, дети в садике. Противно заходить в собственный дом. Потоптался. Первым желанием было пойти в склад, устроить разгон жене. Пошел к магазину, а тут, как на грех, вывернулся на мотоцикле сам Пашка Колесов: летит, только распахнутая куртка крылом полощется за спиной. Баранов дал знак рукой, остановив его, и не успел Пашка опомниться, как его срезал хлесткий удар в скулу. Вскочил, кинулся на Николая. Крепко сшиблись. Еще больше взвинчивая нервы, добавляя ярости, ревел на повышенных оборотах мотоцикл, валявшийся на дороге…
Неизвестно, чем бы кончилась потасовка, если бы не подбежали люди. Продолжавшего бушевать Пашку двое повели под руки, третий катил мотоцикл. Остальные уговаривали Баранова.
— Сукин кот! Ты у меня дождешься! Я тя проучу, что стороной будешь обегать мой дом! — грозился он, сплевывая кровь.
Стыдно было перед людьми. Прикрывая ладонью подбитый глаз, шаткой походкой побрел обратно к дому, сел на приступок крыльца, чтобы немного прийти в себя. Во всем теле не унималась нервная дрожь, хотелось плюнуть на все, куда-то исчезнуть. Так бы и сделал, если бы не дети.
Как раз послышались их звонкие голоса. Из-за угла выбежал, размахивая прутышком, старший, Юрка. Этот уж в школу пойдет на днях, а пока вместе с братьями ходит в садик.
Валентина вела за руки двух младших, как бы ограждая себя этим от гнева мужа. Она, конечно, знала о драке, знала, какая гроза ее ждет, но лицо ее не выказывало волнения, лишь чуть побледнело. Черные дуги бровей, темные вьющиеся волосы, упруго выбивавшиеся из-под белого платка. «Зачем она такая красивая?» — мелькнула досадливая мысль.
— Папа, давай возьмем у Савосиных кутенка: такие хорошенькие! — подбежал Юрка.
— Обожди, сынок… Погуляйте здесь минутку.
Валентина молча отперла замок. Поднялись в избу. Широко расставив ноги, Николай встал перед женой, его растерзанный вид был страшен.
— Ну, что молчишь, как статуя каменная? — взорвался он. — Стоило мужику отлучиться, опять хвостом завертела! На все село ославила, стерва! Сколько я буду терпеть?
Его трясло от гнева. Со всего маху влепил Валентине пощечину. Она закрыла лицо руками, но он уже не мог совладать с собой, слепо колотил ее по рукам и голове.
— Убить тебя мало! — кричал он.
— Убей! Убей! — покорно всхлипывала Валентина, не пытаясь оправдываться. Кинулась ничком на кровать, уткнулась лицом в подушку, дескать, делай что хочешь.
В избу вбежали ребятишки. Бедные Баранчики не могли взять в толк того, что происходило между матерью и отцом, но в глазенках у всех была настороженность. Николай взвинченно пометался туда-сюда, пнул ногой дверь, выскочил на улицу, точно ему не хватало воздуха. Размашисто зашагал под угор к Сотьме, потом — берегом. Чуть не до Макарова отмахал. Как бы очнувшись, остановился у самой воды.
Тихо струилась река. Мелкие рыбешки то толклись на отмели у самого берега, то скатывались в зеленоватую глубину. В начале лета каждая веточка гомонит птичьими голосами, а сейчас в прибрежных ольховниках тишина, луга вытоптаны коровами, чувствуется какая-то смиренность природы, даже низко повисшее солнце кажется усталым. На душе у Николая пусто, с тупой безотчетностью смотрит на толкотню рыбешек: гнетут невеселые думы. Уйти в лесопункт к брату? Но, во-первых, там работает ненавистный Пашка Колесов, во-вторых, придется бывать в селе, встречаться с Валентиной. Уехать в город? Куда? Что он там будет делать? Пожалуй, проще наложить на себя руки…
В это время в селе только и разговору было что об очередном скандале в семье Барановых. Некоторые видели, как Николай после всех этих баталий направился к реке, стали высказывать опасения.
Дарья Копылова перехватила директора на улице, когда он только вернулся из района.
— Алексей Васильевич, остановитесь-ка на минутку. Ой, запыхалась! Сусед-то мой опять полоскался с Пашкой Колесовым, потом дома с Валентиной битва была, — толковала Дарья, кивая головой.
— Беда с этим прохвостом! — ругнул Логинов Пашку.
— Николай-то пошел туда, к реке, и до сих пор не возвернулся: кабы не случилось греха.
Сообщение старухи обеспокоило Логинова, сразу повернул к дому Барановых. Валентина кормила детей, сама сидела за столом как-то безучастно, подперев щеку полной белой рукой. На лице были заметны следы недавних слез, губы припухли.
— Где Николай? — прямо с порога спросил Логинов.
— Я почем знаю? — с раздражением ответила Валентина. — Придет, куда денется?
— А если не придет? Не ровен час, всякое может случиться.
— Ну и наплевать! Пропади он пропадом! Я вот заберу ребят и уйду к матери.
— Напрасно ты это… Смотри, спохватишься, да будет поздно. На тебе грех будет.
— Хватит, Алексей Васильевич! И без того тошно! — В глазах Валентины навернулись слезы.
— Я говорю, искать надо Николая.
— Сейчас разбегусь!
— Эх, Валентина, Валентина! — осуждающе произнес Логинов, глядя на неунывающих Баранчиков, аппетитно уплетавших картофельное пюре с малосольными огурцами.
— Оставьте меня в покое! — сорвавшимся голосом выкрикнула она и так гневно метнула взгляд на Логинова, как будто во всем был виноват он.
Вышел на крыльцо и, призадумавшись, постоял, глядя на вечернюю улицу. Надо было что-то предпринимать, но где искать Николая? Может быть, наладился к брату на лесоучасток? Эта версия казалась правдоподобной, тотчас послал в Раменье машину, однако поездка оказалась безрезультатной. Решено было подождать до утра: может быть, Баранов вернется.
Утром уже все село было в тревоге. На планерке Логинов объявил, что до выезда в поле надо всем миром прочесать окрестности Белоречья. Разбились на три группы, кричали, аукали, вроде бы обшарили все ближние леса и перелески, обследовали реку — тщетно.
А Николай Баранов, ночевавший в избушке сплавщиков, слышал призывные крики людей, искавших его, видел их, схоронившись в густом ракитнике. Отозваться бы, выйти из кустов — и делу конец, так нет, хотелось досадить жене. «Пусть мужики вернуться ни с чем, пусть попереживает Валентина», — упрямо думал он…
Когда расстроенный безуспешными поисками Логинов увидел Пашку Колесова, усердно дергавшего ногой заводную педаль мотоцикла, он, при всем нежелании разговаривать с этим ветрогоном, упрекнул его: