– Вот! – аккуратно сбивая пепел с мундштука, пробасила режиссёрша, – А ты что делаешь?!

– Зинаида Максимовна, – Ксения, явно после долгих внутренних мучений, решилась заговорить, – Я хотела сказать… Ребята, – обратилась девушка ко всем, – Зинаида Максимовна… Я ухожу из театра, – в глазах у Ксении мелькнули слёзы, – Мне отец не разрешает сюда ходить…

– Ты что? – чуть слышно проговорил Кирилл, хищно хватая девушку за руку – Не выдумывай…

– Пусти! – Ксения резко врывала руку.

По залу прокатилась почти физически ощутимая волна напряжения. Зинаида Максимовна молча встала. Обулась, даже не поблагодарив Настасью за доставку розового тапка. Спустилась в зал. Тишина становилась невыносимой. Кажется, никто в зале не дышал.

– Что ж. Я не в силах тебе препятствовать. Уходи, – очень серьезно произнесла, наконец, режиссёрша, – Странно. Мне казалось, в двадцать лет люди могут самостоятельно принимать решения…

– Могут, – чуть слышно произнесла Ксения, – Это и моё решение тоже, – девушка говорила, не обращая внимания на бегущие по щекам крупные капли, – Я боюсь, Зинаида Максимовна. Боюсь этой роли, боюсь этого театра. Да что греха таить! – Ксения перешла на крик, – Все здесь боятся. Неужели вы думаете, что одного вашего указания: «Работайте и не бойтесь», может хватить, чтобы привести всех нас в нормальное состояние?! Я не могу больше. Извините. Я ухожу.

Девушка быстро сбежала по ступенькам в зал, схватила откуда-то с первых рядов свою сумочку, швырнула на гладкую поверхность фортепьяно измятую ученическую тетрадку с надписью «Роль» и бросилась бежать к выходу. Зинаида Максимовна молча проводила глазами соскользнувшую с фоно на пол тетрадку.

– Если все действительно согласны с мнением Ксении, – режиссёрша смотрела теперь прямо перед собой, – То молчать в этом случае просто преступление. Что ж, давайте закроем театр. Давайте прекратим репетиции. Возможно, это единственный верный ход в нашей ситуации, – Зинаида Максимовна вдруг вспомнила о наличии в зале посторонних, и развернулась ко мне, – Как вам это нравится, детектив Кроль? В труппе студенческого театра вдруг начинают пропадать актрисы. Причем именно те, которые пробуются на главную роль недавно принятой к постановке новой пьесы. Исчезли уже две девочки. Случайность? Мистика? Родители в шоке. Нелепая, совершенно недееспособная милиция разводит руками. Лучшие актеры начинают разбегаться, – режиссёрша кивнула в сторону двери, за которой безвозвратно исчезла Ксения, – Господа, – вновь обратилась Зинаида Максимовна к своей труппе, – Вопрос остается открытым. Что будем делать? – неловкое молчание было ей ответом, – Хорошо. Давайте по-другому. Есть ли смельчаки, желающие пробоваться на брошенную Ксенией роль Главной Героини?

Несколько мгновений неуверенного гомона показались длиною с вечность. Потом все присутствующие на репетиции подняли руки, включая мужчин и мою Настасью. Исключения составляли только мы с режиссёршей.

– Браво, господа! Спасибо, – торжественно проговорила Зинаида Максимовна, – На роль назначается Анюта. Пока Анюта.

Миниатюрная девчушка с двумя нелепыми хвостиками радостно хлопнула в ладоши, после чего подбежала к упавшей на пол тетрадке с ролью и, совершенно не заботясь о чистоте своих светлых брючек, уселась прямо на тетрадку. Остальные с серьезными лицами молча глядели на происходящее. У меня сложилось ощущение, что я нахожусь среди клиентов психиатрической клиники.

– Это у актёров традиция такая, – шепнула мне Настасья, – Если роль упала, на неё обязательно надо попой садиться. Я читала такое. Еще ничего, когда в зале. А представляешь, роль ведь иногда на улице в грязь падает. А они ничего, садятся… Эх, нелегка жизнь актёрская… Мне б такую…

Между тем, новоявленная героиня вытащила роль из-под себя одной рукой и вскочила совершенно счастливая.

– Более предметную работу начнем со следующей репетиции. Жду вас послезавтра. Да, пожалуйста, кто там у нас из одной с Анютой общаги? Не оставляйте Анечку одну, хорошо?

Выражающий согласие гул быстро утих.

– Что ж, – широким жестом Зинаида Максимовна пригласила меня следовать за ней, – Пройдемте в мою каморку, потолкуем.

– Настусь, – шепнула я Сестрице, – Подожди на улице. Может, что узнаешь у своих друзей…

Настасья кивнула и испарилась. Я едва не забыла забрать из шкафа свои вещи. Пытаясь положить блокнот в карман плаща, я наткнулась на странную вещь. Вместе с ключами от квартиры, лежал огрызок фольги, явно вытащенный из пачки сигарет, на нем печатными буквами красовалась надпись: «Не хочешь потерять близких? Откажись от расследования». Печатные буквы, выведенные чёрным маркером, на миг заставили меня испугаться. Когда я вешала плащ в шкаф, этой записки там не было.

3. Глава о том, что возможность «гулять смело» иногда получают и до того, как сделают дело.

Я моментально взяла себя в руки. Если кто-то наблюдает за мной, вряд ли стоит оказывать ему любезность, демонстрируя своё беспокойство.

«Подумаешь, записка с угрозами!» – подбадривала я сама себя, – «Мне ли, выдающемуся детективу, бояться угроз? Да мне, можно сказать, такие записки каждый день пачками приходят! Да у меня, можно сказать, дядя на записко-угрозочной фабрике работает!!!»

Заразившись царившей в театре атмосферой маразма, я изрядно переигрывала. В результате, конечно, не поверила сама себе, и вместо того, чтоб прогнать беспокойство, только усилила его.

– Знаете ли, – отчего-то я решила разоткровенничаться с режиссершей, – Терпеть не могу угрозы…

Режиссерша резко остановилась и пристально глянула мне в глаза, задавая немой вопрос.

– Простите, – опомнилась я, – Это не про вас, это просто…

– Черный маркер, наклоненные в обратную сторону буквы, с печатной «т»?

Я кивнула.

– Подбросили в карман плаща, пока он висел в вашем шкафу… – я показала записку, – А вы откуда знаете про маркер?

– Быстро же они, – вместо объяснения вздохнула режиссерша, мгновенно растеряв всю свою внушительность, – Значит, действительно кто-то из труппы. Как ужасно…

– По крайней мере, это хоть ограничит круг подозреваемых, – возразила я, пытаясь поднять настроение разговора.

– А вы циничны, девочка моя, – сощурившись, закивала режиссерша, и я вдруг почувствовала, насколько сильно эта женщина переживает от происходящего, – Это к лучшему. Только циник сможет разобраться в наших событиях, не впав в истерику. Я вот, насколько крепка, а вот-вот сдамся… Говорите, терпеть не можете угроз? – режиссерша, тяжело пыхтя, поднималась по лестнице. Я семенила следом, чувствуя себя на фоне собеседницы еще мельче, чем была на самом деле, – Самое жуткое, что это те угрозы, которые сбываются! Перед исчезновением Аллы мне тоже пришла такая записка. Предупреждали, что если я хочу оставить девочку в роли Героини, то должна успокоиться. Прекратить требовать от милиции активизации расследования. Я не послушалась. Алла исчезла. А эта идиотская милиция так ничего и не активизировала!

Мне вся эта история нравилась всё меньше. Терять близких в мои намерения не входило, и я, что греха таить, даже собиралась струсить. Подумывала над тем, чтобы сделать вид, будто послушалась и отказываюсь браться за расследование. Встречаться с режиссершей я могла бы тогда тайно, скрытно проводить всяческие розыски…

«Ага! А еще сделать пластическую операцию, сменить место жительства и имя, а также заняться совсем другой деятельностью! Что за пособничество преступнику? Он хочет, чтоб его все боялись – все послушно боятся…» – та часть меня, что рвалась в бой, забрала диктатуру в свои руки.

Жаль, что я умела раздваиваться только в своем воображении. Прежде всего, необходимо было успокоиться. Меня вдруг осенило. Параллельно пытаясь сообщить о своих намерениях режиссерше, я полезла в сумочку.

– Знаете что, – обрадовано сообщила я, когда режиссерша уже ковырялась в замке огромной связкой ключей, – Я кое-что придумала. Не столько терпеть не могу угрозы, сколько… – я отчаянно пыталась подобрать слова, отчего хлопала ртом, как оказавшаяся на суше рыба, – Сколько не люблю односторонних переписок. Всегда нужно оставлять людям возможность ответной связи, правда? Понимаете, – я снова потеряла нужные выражения.