– Угу, – скептически заметила я, – Так бы он тебе и поверил… Фото завещания, на фоне собаки! Нормальный человек, на месте Пёсова, потребовал бы фотографии.

– Требовать бы на его месте никто ничего не стал. Требовать – это была бы моя прерогатива. Не верит? Ну и пусть не верит. Если завтра все газеты о настоящем завещании затрубят, тогда поверит. А с собакой, я может быть, смог договориться. Откуда он знает, может я кинолог.

– И что бы ты стал требовать?

– Пол царства и королевскую дочку в нагрузку… В смысле, взятку бы потребовал. Сыграл бы роль продажного детектива. Хотите, мол, продам вам фотопленку.

– Но, зачем?

– А затем, что согласие его я бы записал на диктофон. И тогда у меня б на руках образовалась живая улика его преступной сущности. Здорово?

– Ну… В общем, да. А отчего все это не получилось?

– Уезжал он. Кроме того, он – вовсе не он оказался, вот я и оторопел. Понимаешь, подхожу к охране, объясняюсь, прошу о встрече. Обо мне обещают доложить… Тут из дома выходит эдакий расфуфыренный франт с охраной. Бросает распоряжения. Говорит, никого не принимаю, уезжаю на охоту. Я ошалел. Спрашиваю: “А кто это был?”. Отвечают: “Как кто? Пёсов Леонид Маркович. Молодой хозяин поместья. Таких людей в лицо знать надо”. Я тебе слово даю – не наш это Пёсов. Я его настолько хорошо разглядел, что теперь даже фоторобота смогу составить. Не наш это ЛжеКузен! Толще раза в три, при этом маленького роста, смуглый и с ярко-рыжими волосами.

– Хочешь сказать, что наш Пёсов – не Пёсов? – мысли в моей голове вяло зашевелились, – Исключено. Я была у них в Академии. Пёсова Леонида Марковича там хорошо знают. Их Пёсов – в точности наш Пёсов.

– Кроме того, уж Маша-то своего брата в лицо должна знать. В ту ночь, ну, когда авария с Марией произошла, на Машиной даче орудовал наш ЛжеКузен, а не этот франт навороченный.

– Значит франт – поддельный Пёсов. А охрана – подкуплена или не знает в лицо настоящего хозяина. Ты же сам говорил – нашему Леониду нужно алиби. Чтобы, в случае чего, можно было сказать, что в деревне был. Или там, на охоту со свитой ездил. Посадил настоящий ЛжеКузен вместо себя марионетку, и теперь этот ЛжеЛжеКузен порядочных людей собою с толку сбивает.

– Похоже на правду, – не слишком-то уверенно заявил Георгий, – Только как-то уж слишком странно. Неужели никто из местных жителей, завидев ЛжеЛжеКузена, не расскажет потом об этом милиции?

– Значит, не попадается ЛжеЛже на глаза мирным же-же, в смысле, жителям… Только с охраной своей контачит. Не зря ж он на охоту без друзей поехал, а лишь с телохранителями. Те, небось, новенькие. Недавно нанятые…

– Хорошо, что я с ним разговаривать не пошел, – решив, что нуждается в похвалах, порадовал сам себя Жорик, – Молодец я. Нужно будет Марии рассказать, пусть порадуется. Ей страсть как нравятся истории о победах над ЛжеКузеном. Тут я одним ударом – и его рассекретил и сам ловушки избежал.

– Знаешь, от откровенных разговоров с Марии я бы на твоем месте воздержалась. Я была в Академии Культуры и беседовала с одногруппниками нашего Пёсова… – начала свой ответ Чемберлену я. Мои новости были ничуть не менее ошарашивающими, поэтому, с учетом того, что мне все-таки удалось немного успокоиться, в грядущий разговор я погружалась с удовольствием.

– Что за глупости? – насупился Жорик, – С кем же еще откровенничать, как не с заказчиком? Мы ж её интересы представляем. Нет уж. Плести интриги внутри команды я не намерен. Никаких тайн. Все должно делаться по предварительной согласованности. Я сегодня и так, никого не предупредив, двинулся к ЛжеКузену. Но я-то не специально. Просто слишком рано уезжал. Все спали еще, вот и не оговорил планы. Впредь так поступать не собираюсь.

– Не делай столь категоричных заявлений. Я ведь могу снова разнервничаться и решить воздержаться от откровенных разговоров с тобой.

– Вот в это я никогда не поверю, – Жорик рассмеялся, – Ты не сможешь молчать. Ты – существо человекозависимое. Тебе попросту необходим собеседник!

Кто мог подумать, что Георгий умудриться сглазить? Раньше за ним таких умений не наблюдалось.

Пока еще ни о чем не догадываясь, я тяжело вздохнула.

“Вот же ж, против правды и не попрешь”, – пронеслось в мыслях. В общем, несмотря на разницу во взглядах на степень откровенности с Марией, я все же собиралась зачитать свои новые записи Георгию. Естественно, с комментариями. Без оных в моем блокноте не смог бы разобраться ни один человек.

– Ну? – насмешливо поторопил меня Жорик.

– Сейчас, перекушу только.

Я укусила сосиску и оторопела. Сосиска укусила меня в ответ! Больно и за язык.

– Ай! – вскрикнула я, скорее от испуга, чем от боли. Язык моментально стал распухать.

– Что? – встревожился муж.

Ответить я уже не смогла. Шевеление укушенной конечностью приносило неимоверную боль.

– Мороженое! Скорее мороженое! – закричал Георгий, а потом набросился на меня со своими нравоучениями, – Говорил же я тебе, не ешь тут! – потом спохватился, – Извини, просто переживаю. Сильно больно? Не расстраивайся. Утешайся мыслью, что ты отмщена. Противник наказан. Кажется, ты перекусила ей жизненно важные органы.

Жорик с интересом переворачивал спичкой выплюнутые мною останки осы.

Сидя в Форде, я прикладывала к высунутому языку мороженое и истерически хохотала. Везение с невезением настолько быстро менялись местами, что оставалось только насмехаться в ответ. Укушенное место больше не опухало, но ужасно болело и, тем самым, лишило меня всякой возможности разговаривать. Истолковывая моё бессвязное мычание, Георгий тоже едва сдерживал смех. От предложения исследовать мой блокнот он категорически отказался, заявив, что оса – не змея, и что укус к вечеру должен бесследно пройти. А значит, от изложения своих новостей я пока вполне могу воздержаться.

Смириться с необходимостью молчать я никак не могла. Употребляя уже третье мороженое подряд, я сидела на своей родной кухне и недовольно мычала на Жорика. Тот отказывался выдать мне ручку и бумагу.

– Потом все расскажешь, потом. И не думай. Не буду я ничего читать. Отличный, между прочим, способ, на пару часов отвлечься от работы. Хочешь, телевизор посмотрим? Как стандартные обыватели…

Последние несколько лет до смотрения телевизора у нас попросту не доходили руки. С непривычки у меня тут же разболелась голова. О чем я тут же решила сообщить Георгию знаками:

Отчаянно замычала, взялась за голову и скорчила жалобную мину.

– Болеешь? – заботливо поинтересовался муж.

Я радостно закивала. Потом еще раз указала на голову, для пущей конкретизации.

– Знаю, что ты больная на голову, – ласково заверил Георгий.

Я возмущенно затыкала в него пальцем, что означало: “Сам такой!”. Потом решила прояснить. Покрутила пальцем у виска и снова уткнулась указательным пальцем Жорику в грудь.

– Я свожу тебя с ума? Вот это признание! – весело измывался муж.

Все бы было ничего, если б мне вдруг не захотелось спать. Может из-за укуса, а может просто из-за резкого расслабления после напряженных волнений. Не ожидая никакого подвоха, я прикрыла глаза. Сквозь сон я слышала, как у Георгия зазвонил телефон. Сквозь сон ощущала, как Жорик заботливо переложил меня на диван.

“Стоп! Он, кажется, собрался куда-то?!” – неимоверным усилием я заставила себя разлепить веки одного глаза.

– Ы-у-а?! – строго поинтересовалась я.

– Спи-спи-спи. Звонила Маша, ей вдруг вспомнились какие-то новые факты. Ты поспи, а я съезжу к ним ненадолго. Ну что ты возмущаешься? Зачем тебе ехать со мной? Отлежись. Тебе нужно прийти в себя! Да спи же ты! Что я уже с людьми без тебя не имею права поговорить? Вот ненормальная! Спи, говорю…

Мне сделалось ужасно обидно. Вот не показала бы, что засыпаю, небось, взял бы меня с собой без проблем. Я все еще пыталась спорить.

– Да спи же ты! Что я уже с людьми без тебя не имею права поговорить? – продолжал Георгий, – Вот ненормальная! Спи, говорю…