– Умничка, – я хотела, как в детстве, погладить Сестрицу по голове, но побоялась испачкать руки, – А теперь иди в свою кофейню, и общайся сколько влезет. А я побегу по делам.

– Что?! – Настасья глубоко оскорбилась, – Я что, неудачница, что ли? В жизни больше туда не пойду. Ты ж видела, как там накурено. Буду лучше на курсы ходить и к поступлению готовиться. Это ведь верно?

Усаживая Настасью в троллейбус я чувствовала, как меня распирает настощяая сестринская гордость.

16. Глава шестнадцатая, про зловещий укус сообщающая.

По дороге к Георгию, я обогащала свои блокнотные записи свежедобытой информацией. Потом перечитывала получившееся, что само по себе было бы безвредно, если б не моя пагубная привычка осознавать читаемое. Связать все эти истории между собой я никак не могла, от чего расстраивалась необычайно. То, что нужная остановка давно уже кончилась, я сообразила лишь, когда поезд снова погрузился в тоннель. Выходя на следующей и пересаживаясь на поезд, едущий в противоположную сторону, я опасалась, что люди заподозрят во мне шизофреника, влюбленного в голос диктора из вагона. Наткнувшись на рекламу, гласящую, что целые куры лучше, чем их ноги в отдельности, я шарахнулась и наотрез отказалась садиться в поезд с этой рекламой на борту. Кажется, кто-то решил совсем свести меня с ума. Намеки сыпались отовсюду. В вагоне, где я ехала потом, к примеру, наблюдались целых четыре блондинки!

– Улавливающий тупик! – вместо приветствия сообщила я Георгию, который даже выругаться по поводу моего опоздания не смог от удивления.

– Что? – взволнованно переспросил муж, заботливо беря меня за руку и усаживая за столик, – Катерина, что случилось? У тебя такой вид, будто нам срочно нужно в отпуск.

– Нет уж! – запротестовала я, – Один раз мы там уже были. Вот к чему это привело. Знаешь, на горных трассах периодически встречаются таблички с надписью “улавливающий тупик”? Эти слова прицепились ко мне и не хотят выветриваться из головы.

– Когда ты успела побывать на горной трассе?!

– Очень давно. А фраза эта, я думаю, притаилась у меня в мозгах, чтобы всплыть в самый неподходящий момент и добить меня. Она теперь кажется мне ответом на все вопросы. Вроде бы как добрые люди спросят: “Катенька, о чем ты думаешь? Что у тебя в голове?”, ответ прост: “Улавливающий тупик!”. Понимаешь?

– Нет, – Георгий всегда старался быть честным тогда, когда мне этого не требовалось.

– У меня столько новых фактов, что все рушится… Создается этот “улавливающий тупик” и творит, все, что вздумается…

– А ты не поддавайся, – Георгий, кажется, думал, что я шучу, – Тупей, но не улавливайся. Или улавливайся, но не тупей…

– Отстань! – почти закричала я, – От всего этого у меня уже голова болит. Немедленно послушай, что я узнала.

– Погоди, – я и не заметила, когда Георгий успел сделать заказ. Вместо привычного кофе, мне принесли чай. Значит, считают, что я не в себе! – Успокойся, – подтвердил мои подозрения Жорик, – Попей чаю, станет легче…

– При чем здесь чай! – я была возмущена до глубины души. Ему тут суперважные новости приносят! Ход всей операции переворачивают! А он с какими-то мелочами пристает, – Не станет мне от чая легче… Легче мне может сейчас стать только от двух вещей: от умного мужчины или от амнезии. Или кто-нибудь срочно разрешит все эти загадки, или я потеряю память и забуду все их, или немедленно сойду с ума.

Георгий недовольно поморщился, потом демонстративно закрыл уши ладонями и на полкафе прокричал:

– Не стану слушать ни единого слова, пока ты не выпьешь чаю, и не перестанешь орать, как ненормальная!

Перспектива так и остаться наедине со своими открытиями напугала меня настолько, что я тут же вознамерилась залпом опустошить чашку. Не тут-то было, чай оказался горячим.

– Такой же горячий, как узнанные мною факты, – многозначительно проговорила я.

– У тебя навязчивая идея, – прокомментировал Георгий, хотя уши еще не открыл.

Чай оказался с коньяком и действительно пошел на пользу. Приятное тепло, расплывающееся по всему телу, помогло, наконец, расслабиться. Я немного пришла в себя.

– Можешь открывать уши, – предложила я Георгию шепотом, – Я уже не буйная.

– Ну, слава Богу, – обрадовался Жорик, – Я тут столько всего узнал. Надо бы с тобой посоветоваться, а то у самого уже мозги пухнут. Ты в состоянии воспринимать?

От негодования я чуть не подавилась. Ну почему в нашей семье постоянно присутствует фактор какой-то изощренной конкуренции? Почему, мы становимся разными или одинаковыми, в зависимости от того, какими не нужно быть в данный момент? К примеру, если я хочу послушать одну радиостанцию, то Георгию непременно потребуется послушать новости на другой, но если мне понадобится машина, то Жорик срочно вспомнит, что ему нужно куда-то на ней уезжать?

– Ты все перепутал! Это я собиралась тебе рассказывать, – пытаясь не раздувать скандал, я говорила довольно мягко, – Это ты будешь воспринимать…

– Нашла из-за чего спорить, – Георгий устало потер виски, – Рассказывай ты, если тебе так уж хочется.

– Что значит, “если так уж хочется”? – на этот раз я не сдержалась, и повысила голос, – Я для тебя важную информацию раздобыла, а ты таким тоном говоришь, будто мне одолжение делаешь, выслушивая!!! Могу и не рассказывать, если тебе не интересно…

– Катерина, ты, кажется, еще не пришла в себя. Прекрати скандалить, умоляю. Давай, наконец, поговорим спокойно… Хочешь, рассказывай, хочешь – нет. Только, будь другом, успокойся!

Я приложила все силы для выполнения просьбы мужа. Ум и разум в моей голове давно уже перепутались и теперь было непонятно, кто из них за кого заходит.

– Есть хочу! – внезапно из недр моего подсознания вынырнуло вполне конкретное желание, – Вот поем и успокоюсь.

– Ну не здесь же?

Кафе, в котором мы завсегдатайствовали по причине удобного его месторасположения, имело один только недостаток – кормило совершенно несъедобной на взгляд Жорика едой. На прилавке, замаскированном под барную стойку вежливой улыбкой барменши, громоздились резинового вида пиццы, хотдоги и пережаренные пирожки. Несколько деловитых ос пробовали пробиться сквозь прикрывающий всё это целлофан. Честно говоря, всю жизнь я питала страсть к всяческой нездоровой пище.

– От одного хотдога ничего дурного со мной не сделается, – требовательно заявила я, – А идти куда-то в другое место, сил нет.

– Ну, если это тебе поможет, – Георгий обреченно пожал плечами.

– Поем, и тут же всю нервозность, как рукой снимет. Увидишь! Вообще-то я существо на редкость спокойное и хладнокровное.

– Существо, – уже улыбаясь, обратился ко мне Георгий, – А ты знаешь, что Пёсовых, на самом деле, два?

– Ну да, – я удивилась вопросу, – Один покойный, другой живой. Один завещание писал, другой его подделывал. Один отец, другой кузен…

– Нет, – усмехнулся Георгий, – Ваше инфо устарело, мадам. Песовых два. И оба живы.

– Как?! – я впилась ногтями себе в ладонь, чтобы заставить мозги не отключаться, а все еще воспринимать информацию. Покойник оказался жив, а я вот отвсего этого была уже при смерти…

– А вот так… Тот, что умер, это третий.

– Третий – лишний, – зачем-то сказала я, – Потому и умер…

– Не выдумывай. Добьёшься того, что совсем меня запутаешь. Тогда сама со всем этим разбираться будешь.

Аргумент подействовал железно. Я замолчала и достала блокнот. Записала: “Пёсовых – трое”, потом глянула на свои предыдущие записи, опять ощутила какую-то странную духоту в области мозга, потрясла головой, постаралась не потерять самообладания, потом приписала зловещее: “Минимум!” и успокоилась.

– Что ты там пишешь? – поинтересовался муж.

– Пишу, что Песовых, минимум, трое.

– Правильно, – поддержал Георгий, – Пиши. Так легче потом понимать будет. Значит, поехал я сегодня к Пёсову в деревню. Решил поговорить напрямую. Планировал обсудить сложившееся положение. Скажу, мол, был я в офисе Лихогона. Сфотографировал завещание.