— Зря мы все это затеяли, Норвик, — сказала она, опустив голову, — прости.

— То есть, ты думаешь, что я просто воспользовался такой возможностью? – вскипел Норвик. – Тебе даже в голову не пришло, что я ждал тебя? Что...

Это оказалось дьявольски трудно. Намного труднее, чем мудрые древние слова, которые сызмальства из сказок и песен узнавал любой парень, чтобы по всем правилам ухаживать за девушками. Но у него получилось.

— Ингрид, я тебя люблю, — он сказал это громко и четко, не запнувшись, не сорвавшись на шепот, — и дело совсем не в Грезе.

— Я люблю тебя, — тихо сказала она, — но это... От этого только больнее. Что с нами будет, Норвик? Мы же не можем остаться здесь. Не можем запереться от мира и отречься от своей сущности. Я – не Принцесса. Что я смогу тебе дать за пределами сказки?

— Разве дело в этом? Когда я ждал тебя в Нью-Йорке, у меня... Неважно. Важно другое, мы все можем, если захотим.

— Вот именно... – Ингрид упрямо сжала губы, — если захотим. Мы не можем хотеть, Норвик. Мы можем хотеть «хотеть». Упрямо, страстно. И когда-нибудь мы начнем обманывать друг друга. И делать вид, что верим в этот обман... Все это плохо кончится... У нас даже жизнь разная. Ты – Тореадор, я – Гангрел. Твое дело – петь, мое скитаться, это у меня в крови. Кем мы можем быть друг другу? Случайными любовниками в Грезе? Друзьями, которые иногда ложатся в постель?

— Ингрид, ну, хочешь, мы хоть сегодня пройдем под цветущими арками?

— Нет, что ты... – она покачала головой, — зачем? Это так глупо, Норвик... Прости, что дала тебе повод думать, что я хочу тебя на себе женить. Это совсем неважно...

— А что важно? Полминуты оргазма? Прежде тебя это не волновало!

— Прежде я не знала...

— О, черт! – Норвик схватился за голову. – Это был первый раз, да? Прости. Я – идиот, что не догадался.

— Ты сделал для меня то, чего никто и никогда не делал, — кивнула Ингрид, — я боюсь того, что нас ждет. Я боюсь тебя и себя.

— И чего ты хочешь? – по лицу Норвика пробежала гримаса боли, но он быстро взял себя в руки. – Решай, горлинка. Все будет так, как ты скажешь. Я не хочу делать тебе больно.

— А тебе?.. – прошептала Ингрид.

— Ты хочешь знать, сделала ли больно мне? – горько усмехнулся Норвик. – Да. Но это не имеет значения. Я справлюсь. Это не должно тебя тревожить. Если со мной тебе будет хуже, чем без меня...

— Я не знаю, как мне будет! – чуть не выкрикнула Ингрид. – Я знаю только, что не хочу жить во лжи. А это непременно случится, непременно! Я знаю, что я эгоистичная жестокая дура. Но, пока не поздно, я уезжаю. Может, потом... Мы ведь сможем еще быть друзьями, правда? Один раз у нас почти получилось...

— Можем, — кивнул Норвик, — ты мой друг, иначе это была бы не любовь, а йотун не разбери что...

Он поднялся с кровати и широкими шагами стал мерить маленькую комнатушку из угла в угол. Налетел на угол комода, но даже не заметил. Остановился, резко обернулся к Ингрид, обхватившей себя руками и опустившей голову.

— Я знаю, что сейчас я должен тебе пообещать, что все будет хорошо, — спокойно сказал он, — и найти способ выполнить свое обещание. Но, как ни крути, я его не вижу. Ты права, будет больно и трудно. Обоим. Вдвойне, потому что больно не только за себя. Если я когда-нибудь пойму, что с этим можно сделать, я найду тебя.

— Прости.

— Нечего прощать, горлинка, — покачал головой Норвик, — ты права. Наверное. Все мои возражения сводятся к одному – я не хочу, чтобы ты уезжала. И мне плевать, что будет дальше. Но держать я тебя не буду. Не могу, не хочу, не имею права. Лети, голубка...

Он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. Ингрид молча сняла сумку с комода, поглядела на него. Спина такая прямая... Он ждет, что сейчас она обнимет его, и все как-нибудь устроится. Само собой. Чудом...

— Прощай, соколик, — одними губами шепнула она, — не поминай лихом.

Норвик обернулся только тогда, когда дверь за ней со стуком закрылась. Подошел к зеркалу, утер с подбородка кровь из прокушенной, но уже зажившей, губы. Тряхнул волосами и направился к Фьялару.

Веселье на лугу продолжалось весь день. Побледневшая к рассвету Греза уже в полдень снова укрыла траву диковинными цветами, яблоневый сад закраснелся душистыми плодами, парадные столы уступили место уютным уголкам, где можно было посидеть небольшой компанией, притащив туда угощение из многочисленных пестрых палаток, где тут же на месте готовились яства на любой вкус. На танцевальных полянках звучала музыка самых разных стилей, в дальнем углу луга желающие могли посоревноваться в стрельбе из лука, метании дротиков и прочих старинных играх.

Но под Холмом настроения были значительно серьезнее. Свадьба собрала такое количество гостей, имеющих влияние на судьбы мира, что не воспользоваться этим для Совета было непростительно. Князь Фионнбар собрал всех желающих принять участие в обсуждении в Большом Тронном Зале, где еще не так давно Войцех и Готфрид оглашали свои притязания на руку Майской Девы.

Фьялару подумалось, что время – понятие относительное. С тех недавних пор так многое изменилось для каждого из них, что могло показаться – прошла вечность. Только теперь, когда мир начал стремительно меняться, и каждый, кто хотел принять в этом участие, действительно мог видеть результаты своих действий, стало ясно, как многое еще предстоит сделать.

Речь Картера, посвященную юридическим аспектам легализации, и отчет Радсвинна-Бомайна о завершившейся операции «Нора» Фьялар слушал вполуха, разглядывая публику. Княжеский престол пустовал – Фионнбар, окруженный знакомыми и незнакомыми гному Повелителями Грезы, стоял у тронного возвышения, даже не первый среди равных – один из них. Крис и Войцех, очень тихо перешептываясь, стояли рядом с Фьяларом. Тезисы будущего выступления соучредителей «Санрайз» гному были известны – не отдавать достижений Техномагии в руки коррумпированных политиканов и бесчестных монополистов. Сначала революция социальная, и только потом – научно-техническая. А отдавать было что – объединенный Совет Конвенций и Традиций только что огласил полный список имеющихся в Таблице Времени замороженных до лучшего будущего открытий и изобретений. Впрочем, Фьялар, уже месяц, как забывший телефон пиццерии и вполне освоивший домашний атомарный синтезатор, со списком был ознакомлен заранее.

Фьялар поглядел на Делию. Дроу улыбалась, стоя рядом с Брюсом в другом конце зала. Они только что появились, вероятно, Делия получала от босса очередные инструкции. О глобальных планах МакГи гном знал, наверное, больше всех, но подробности спецопераций Делия с ним все равно не обсуждала, ревниво берегла служебную тайну, и к ее профессионализму Фьялар относился с уважением. Вслед за ними вошел Норвик. Один. Серьезный и собранный, как никогда. Кивнул издалека Фьялару и словно растворился в тени глубокого алькова, возле которого стояли Делия и Брюс.

Из размышлений его вывело легкое похлопывание по плечу. Крис. Настала очередь Фьялара выступить перед собравшимися. Гном одернул косуху, зачем-то провел рукой по волосам. В последний раз он волновался так, когда перед его глазами засиял жаром спящий дракон. Темная тень на секунду накрыла разум. И Фьялар шагнул навстречу своей судьбе с гордо поднятой головой.

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить наше будущее, — начал Фьялар, обводя глазами притихшую аудиторию, — и мы пока еще не пришли к общему мнению о том, каким оно должно быть. Но это не так уж важно, мы знаем, что способны договориться, потому что это желание и есть то, что нас объединяет. Но вопрос в другом. Дадут ли нам решать самим, каким должно быть наше будущее? Я говорю не только о тех правящих сейчас миром силах, которые цепляются за свои привилегии или статус. С ними мы справимся.

Но есть и другие Силы. Те, кто испокон веков ведет битву за наши умы и сердца. Кто хочет сделать нас заложниками своих божественных амбиций. Кто обещает загробную жизнь в Асгарде, кто пугает Огнем Преисподней или Сумраком Хель. И, поверьте, пока мы позволяем им это, в их власти это дать. Но зачем это нам? Разве мы сами не можем решить, что для нас добро, а что зло, и непременно нуждаемся в Священных Книгах и пророках? Преисподняя и Джаханнам будут рвать друг у друга власть нашими руками. Один и Локи уже готовы выяснять отношения на нашей территории. А что, если их примеру последуют Олимпийцы, Вавилоняне, Египтяне?