— Собираюсь сделать вам предложение, Кэролайн, — сообщил Брюс, присаживаясь на скамью рядом с ней, — официальное. Почти.
— Послушать интересно, — кивнула Кэрол, — но учти, я умею отказаться от всех не устраивающих меня предложений.
— Это, скорее, предложение, на которое можно и согласиться, — усмехнулся МакГи, — готов за это поручиться.
— И от чьего имени ты собираешься его сделать? При всем уважении к тебе лично, организация, на которую ты работаешь, доверия не вызывает.
— Те, кто поручил мне его сделать, поставили условие. Ответ на свой вопрос ты получишь только в том случае, если согласишься.
Рыжая поглядела на Брюса внимательным взглядом, приглашающим к продолжению разговора.
— Тебе предлагают вступить на государственную службу. Со всеми вытекающими последствиями – жалование, пенсионная программа, юридическая и дипломатическая защита…
— И с необходимостью подчиняться приказам, — хмыкнула Рыжая, — с необходимостью увязывать и согласовывать свои решения. С необходимостью быть там, где прикажут, а не там, где нужно. С необходимостью выслушивать абсурдные обвинения... Проходили! Не ты первый. Мне и так неплохо живется. Сейчас — вообще замечательно, я неистребима и ужасна. А ты меня пенсией соблазняешь.
— Тебе – значит, вам всем, — уточнил МакГи, — в качестве Независимого Контингента Специальных Операций. В случае согласия – звание полковника для тебя, и соответствующие – для твоих офицеров.
— Независимого… Это значит, что я, максимум, смогу выбирать средства. Но не цели. Полковник... не помнишь, что с полковниками от такой жизни бывает? Вот уйду в джунгли Камбоджи, кого за мной отправишь, Криса? Извини, не подходит. Пока.
— А когда может подойти? – с надеждой спросил Брюс.
— Не знаю. Возможно, никогда. Подожду какого-нибудь знакового события, тогда буду думать. А пока – «нет».
— Какого события? – насторожился МакГи.
— Ну, например, когда курс Шемета из резерва переведут в управление спецопераций, — подмигнула Рыжая, — спасибо за предложение, Брюс, но сейчас есть кое-что, что меня интересует больше.
— И что это?
— Мороженое, — рассмеялась Кэрол, заметив идущего к ним Криса.
— Еще по одной? – Беккет не спрашивал, он предлагал.
Тео кивнул и принял из когтистых лап Гангрела тонкостенный стакан в форме тюльпана. На дне плескался виски из личных запасов Картера Вандервейдена, а сам Принц, при жизни еще менее привычный к таким дозам дорогостоящих (впрочем, и дешевых тоже) спиртных напитков, уже мирно посапывал, уткнувшись носом в почти белоснежную скатерть.
— Хорошее место, — одобрительно произнес Тео, чокаясь с Беккетом, — надо бы подать Ши идею организовать пару-тройку курортов для Сородичей во фригольдах.
— Завтра будет плохо, — напомнил Беккет, — напиться мы здесь можем, а закусить – нет. Я знаю способ Шемета, он безопаснее.
— Предпочитаю традиционный, — возразил Тео, — невзирая на последствия. К тому же, завтра меня будет утешать помятая физиономия Картера. Хоть раз увижу, как Мистер Благовоспитанность похмельем страдает.
— Шемета ему простить не можешь? – хмыкнул Беккет.
— Шемет сам со своими делами разберется, — ответил Тео, протягивая бокал Беккету, — но Картер меня на конклаве идиотом выставил. Не предупредил о том, какую «бомбу» ребята заготовили. Я не кровожадный, Беккет…
— Хм…
— Когда в себе, я не кровожадный. Но клык за клык, а за щелчок по моей репутации – пусть заплатит.
— Но здесь мы его не бросим? – уточнил Беккет.
— Когда Ши разойдутся, тут взойдет самое настоящее солнце, — вздохнул Тео, — и придется до завтра уползать под Холм.
— Но продолжить мы можем и под Холмом, — усмехнулся Беккет, поправляя очки, — после того, как Вандервейдена в постельку уложим.
— Может, в гроб? – с надеждой спросил Тео. – То-то он удивится, когда проснется.
— А это идея! – рассмеялся Беккет. – Пока не рассвело, пошли в ближайшую деревню, поищем достойный Его Бывшего Высочества гроб. С кисточками.
Приятели поднялись, и, на ходу прикладываясь к бутылке, направились на восток.
142. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик
Они танцевали под луной и звездами и пили медвяное вино – совсем немного, только чтобы почувствовать его терпкую сладость. И медом искрились ее развевающиеся в танце волосы, и цветы, которые Норвик в них вплел, благоухали томным ароматом.
На Ингрид был бюнад, но не тот, времен его живой юности, слишком простой по крою, слишком грубый на ощупь. Тонкая батистовая блузка игриво сползала с округлого плеча, красный шерстяной корсаж туго обтягивал тонкую талию, подчеркивая пышную грудь. Темно-синяя юбка, расшитая диковинными цветами, колоколом спадала к изящным туфелькам с серебряными пряжками, чуть открывая красные чулочки со стрелками. Волосы свободно разметались по плечам, напоминая о том, что, несмотря на кокетливый наряд, она не дева-невеста – Валькирия.
И они гуляли под цветущими яблонями вдвоем, и Ингрид рассказывала ему о своей юности, еще до обращения. И о воинственных девах, уведших за собой дочь знаменитого на весь Север кораблестроителя Харальда Златорукого. То, о чем не успела рассказать тогда. А он так и не спросил, каждую ночь утопая в мягком тепле ее тела. И только сейчас понял, чего ей стоил этот жар, это сбившееся дыхание, эта призывная горячая влага. Она уходила под утро – он не спрашивал, куда. Она приходила ночью, он не спрашивал, зачем. И расставшись с ней, не вспомнил до того дня, как Сир выпил его горячую кровь, сохранив его волшебный голос на века.
Небо светлело, гости расходились. Луг медленно возвращался в Банальность, и Сородичи торопились в Холм, в безопасность Грезы, в темноту спален, чтобы к вечеру вновь предаться веселью, которое по обычаю должно было продолжаться три дня.
— Эгиль… — Ингрид подняла голову с плеча Норвика и смущенно опустила взгляд.
— Да, милая?
— Я приехала уже перед самым пиром и не успела с этим разобраться. По-моему, мои вещи отнесли в твою комнату.
— Да. А что? – рука Норвика, обнимавшая ее талию, чуть крепче прижала девушку, но в голосе не было ни малейшего волнения.
— Ну… Там же Греза, — чуть не шепотом произнесла Ингрид, — и одна постель на двоих. Ты же не хотел…
В золотых глазах сверкнули искорки, улыбка получилась грустной.
— А. Ну да, — Норвик отпустил ее и поднялся со скамейки, — пойдем, я все улажу.
Норвик проводил ее по длинному коридору, петляющему под Холмом, и открыл перед ней дверь небольшой спальни. Пышное ложе под бархатным балдахином, спадающим тяжелыми складками, резной комод у стены, со стоящим на нем золоченым подсвечником, умывальный кувшин и таз, расписанные синими цветами, – красиво, добротно, но слишком старомодно для новых времен и слишком вычурно для древних. Впрочем, спящему все равно, пружинный матрас или перина, если спится одинаково крепко.
Небольшую дорожную сумку Ингрид – Валькирия путешествовала налегке – Норвик поставил в углу, у изголовья кровати. Легонько коснулся губами нежной щечки.
— Спокойного сна, милая.
Она молча кивнула, и Норвик уже почти скрылся за дверью. Но в последний момент оглянулся, и бирюзовые глаза лукаво блеснули из-под опущенных ресниц.
— Ингрид, можно, я останусь?
И уже не услышал, что ответила Ингрид, торопливо целуя задрожавшие веки, душистые волосы, мягкие губы, раскрывшиеся ему навстречу. Не тем, умелым и расчетливым поцелуем, что в прошлую их встречу, но нежно и жарко, словно спеша утолить измучившую за долгие века жажду. Обнажил плечо, приспустив соскользнувшую блузу, другой рукой уверенно расправляясь с маленькими крючочками на корсаже. Отвел с лица пышные пряди волос…
Ингрид подалась ему навстречу, откинув голову, подставляя хрупкое горло под его губы… Или клыки? Расширившиеся до бездонных омутов черные зрачки внезапно сузились, в золотых глазах плеснул страх, и девушка в его руках вздрогнула, как слишком туго натянутая струна.