- Неужели им это нравится? Они наслаждаются этим? 

- Я не говорю на языке лошадей. Но думаю, большинству из них нравится. Они обучены наслаждаться этим, обучены хотеть бежать.

- Но это опасно.

- Быть дикой лошадью тоже опасно. Быть животным - это опасно. Быть человеком - это опасно.

- Надевать уздечки на них, заставляя их делать опасные вещи для удовольствия других, разве это правильно?

Только тогда Уесли заметил озорной огонек в глазах Норы. Они были зелеными сегодня. Он спросил ее однажды, почему ее глаза так часто меняют цвет. В одно мгновение они ярко сияли изумрудно-зеленым. В тот же миг они могли стать черными, как ночь.

«У меня глаза настроения, - ответила она. - Зеленые, когда я счастлива. Черные, когда я возбуждена». 

Ему даже хотелось, чтобы прямо сейчас они были черными.

- Ты же не про скачки, да? 

Нора покачала головой.

- Да. Но нет.

- Скачки - не то же, что и извращения. Да, и то и другое может быть опасным. И да, есть некоторое, не знаю… несогласие сторон...

- И кнуты.

- Да, и кнуты. Но есть большая разница между конными скачками и извращениями.

- И что это?

Огонек в ее глазах все еще мерцал.

- Печально, когда породистые скакуны калечатся в гонке. Но когда Сорен делает тебе больно, я умираю внутри. 

Нора ничего не сказала. Блеск в ее глазах поблек. Она оттолкнулась от стены конюшни, и подошла к молодому человеку. Обвив руками его шею, она приблизила губы к нему и поцеловала его долго и глубоко. Уесли был настолько потрясен внезапным поцелуем, что ему потребовалась секунда для того, чтобы суметь ответить на ее поцелуй. Но когда он сделал это, он встретил ее страсть собственной жаждой, встретил ее губы своим языком, ее вожделение - любовью. Уесли скользнул руками по ее спине, и Нора отстранилась.

- Что? – спросил он, ища в выражении ее лица какой-нибудь ключ к разгадке, почему она остановилась.

- Сегодня вечером, - сказала она, тяжело дыша.

- Что сегодня вечером?

Нора положила руки ему на грудь. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

- То, что ты хотел. Мы тусуемся, смотрим кино, ужинаем вдвоем, разговариваем. Но вместо отдельных спален… мы ложимся в кровать вместе.

Она развернулась и ушла. Однако прежде Сатерлин посмотрела на него еще раз и подмигнула. Уесли никак не мог перестать улыбаться. Ее глаза стали черными как ночь. Он начал идти за ней, но услышал, как отец, зовет его по имени.

- Что? – спросил Уес, и его голос прозвучал более раздраженно, чем ему хотелось. Отец сверкнул на него взглядом.

- Прости. Я хотел сказать, в чем дело?

- Ты хочешь увидеть эту лошадь или нет?

Уесли решил, что, ответив честно, ему не выиграть ни одного очка в этой ситуации.

- Да. Точно. Пойдем.

Уесли и его отец прошли мимо загона к другому ряду конюшен.

- Где эта твоя женщина?

- Папа, она моя девушка, не моя женщина. И ты знаешь, ее зовут Нора.

- Меня не волнует, как ее зовут. Просто хочу знать, где она находится.

Уесли попытался и не смог подавить порыв закатить глаза. Слава Богу, он не забыл надеть солнечные очки. Ничто не выводило отца из себя больше, чем неуважение.

- Она послоняется по конюшням. Она будет вести себя хорошо.

- Сильно сомневаюсь в этом.

Уесли тоже сильно сомневался в этом. Но с таким количеством жокеев и тренеров поблизости, Норе никоим образом не удастся стать причиной каких-нибудь проблем. Максимум, небольшого погрома. Худший сценарий случился бы, если бы она оскорбила жокеев своими пони-плей шутками. И было бы настоящим чудом, если на протяжении дня, она не опробовала бы на ком-то кнуты. 

Они вошли в стойло, где стояла и била копытами землю кобыла, на которую хотел посмотреть отец. Подтянутая и с хорошо развитой мускулатурой, она едва ли могла стать упряжной лошадью в паре, зато вероятно, могла бы обогнать любого мерина на поле. Ветеринар и отец говорили о ее данных и жизненно важных органах, в то время как Уесли делал вид, что читает ее родословную. Хорошие гены, бравшие свое начало от Резвой*. (Ruffian - 1972 года рождения, английская чистокровная кобыла, легендарная лошадь Америки, внучка знаменитого Болда Рулера. Она не занимала вторые или третьи места - Раффиан только выигрывала в хорошем стиле. 7 июля 1974 года поставила рекорд резвости (1 мин. 09 сек.) Лишь скачка, ставшая роковой, положила конец не только её победам, но и жизни.)

Если отец знал, что делает, он свел бы вместе эту кобылу и Прощайте Чары. У них получился бы адский скакун с таким генетическим коктейлем, что стал бы, вероятно победителем Дерби. Может быть, даже первый победителем Тройной Короны, утверждённой с 1978. Деньги польются в семью Райли рекой. Самое известное коневодческое хозяйство в индустрии станет легендой во всем мире. И Уесли было на это глубоко все равно. 

- Сын? 

- А? – Уес взглянул на отца. - О, да. Могло бы сработать.

Отец кивнул, читая согласие Уесли в пустом выражении его лица. Такая кобыла будет стоить денег, и не малых. У его отца было достаточно денег, чтобы купить и продать весь штат Кентукки с десяток раз до завтрака, но он не имел бы всех этих денег, если бы не копил каждый цент.

Кобыла была достаточно спокойной, поэтому позволила Уесли погладить ее бок. Упругие мышцы лошади подергивались под его руками. Бойкая штучка. Она и Нора прекрасно бы поладили. Нора… полтора года совсем ее не изменили. Он все еще не мог поверить, что это произошло, пуф, она вернулась в его жизнь снова. Все то время порознь исчезли в одно мгновение, в одном объятии, в одном предложении, что она простонала ему в ухо, когда обвила его руками. 

«Боже, тебе нужно подстричься». 

Уесли все еще не мог думать об этом без улыбки. И все же он был так напуган сначала. Он пока не мог до конца поверить, что Сорен позволил Норе быть с ним. Но несмотря на ненависть к Сорену, он не мог отрицать, что священник будет делать все, чтобы защитить женщину, которую он считал своим имуществом, даже расстаться с ней. Сорен, кто он? За два года Нора говорила о мужчине, оплакивала его отсутствие в ее жизни и в ее постели, пыталась ненавидеть его, пыталась держаться подальше от него, пыталась убедить Уесли, что он не монстр, как казалось...

Но до этого лета, Уесли никогда не встречался с ним. И как только это произошло, Уесли пожалел об этом. Он увидел, этого шести футов с лишним, белокурого священника, который выглядел… выглядел в точности наоборот, нежели Уесли хотелось, чтобы он выглядел. Нора когда-то пыталась описать Сорена Уесли.

- Думаю, Стинг плюс Джереми Айронс, но выше, сексуальнее и опаснее их обоих вместе взятых.

- Ты не преувеличиваешь, а?

- Уесли, я бы не стала преувеличивать или гиперболизировать за миллиард долларов за миллион лет.

- Нора.

И тот дикий свет в глазах Норы блеснул, и улыбка исчезла с ее лица.

- У него самый красивый рот из всех мужчин, которых я когда-либо видела, - сказала она тогда, говоря больше себе, чем Уесли. – Нежный… и жестокий.

- Нежный и жестокий? Это сейчас прозвучало, как строчка из твоих собственных книг, - поддразнил Уесли, надеясь вернуть ее улыбку. Его пугало, когда она становилась такой, когда она смотрела мимо него, а не на него, и он знал, что она вернулась к Сорену. По крайней мере, в ее сознании. 

- Подожди, пока не встретишься с ним, - сказала она, вздыхая и заставляя себя улыбнуться в ответ. – Тогда скажешь, насколько я права.

Она была права.

Спальня Норы была последним местом, где Уесли ожидал, встретиться с этим человеком. Когда Уес и Нора жили вместе, соблазн улизнуть утром в воскресенье и посетить мессу в Пресвятом Сердце порой практически взрывал ему голову. Но что-то подсказывало ему, что это было бы опасной ошибкой. Он знал, Нора все еще любила своего священника, и последнее, что Уесли хотел сделать, это доставить мужчине удовлетворение знать, что тот его пугал.