- Когда ты понял, что хочешь меня? – спросил Кингсли, выйдя на поляну, где он умер и, истекая кровью, был снова возрожден. - Тебя я захотел, даже до того, как увидел. Когда я услышал первые ноты Равеля, доносящиеся из часовни.

- Отец Генри сказал мне, что в школу Святого Игнатия приедет студент француз. Я никогда не играл Равеля прежде. Я думал, что должен сыграть что-то французское, чтобы ты не так скучал по дому. 

Кингсли посмотрел на Сорена и ничего не сказал. Сорен молча встретил его взгляд.

Закрыв глаза, Кингсли вспомнил тот день, в часовне, оцепеневший Мэтью рядом с ним, пытающийся предостеречь его, чтобы он оставил Стернса в покое. Кингсли должен был прислушаться, он бы прислушался, если бы не одно «но» ...

- Я полюбил тебя из-за Равеля. Сыграл бы ты любую другую пьесу, я бы подумал, что ты просто красивый и очаровательный.

Сорен посмотрел на небо. 

- Тогда я рад, что сыграл ее.

Кингсли сделал шаг по направлению к нему и замер в ожидании. Сорен ничего не сделал, ничего не сказал, чтобы остановить его. Поэтому Кингсли не остановился.

Еще один шаг. А потом еще. А после еще одного шага, он стоял перед Сореном, практически вплотную друг к другу.

 - Я подумал, что ты самое прекрасное создание на земле, - признался Кингсли. - Я был бы атеистом, если бы ты не доказал мне, что и рай и ад были реальными, даже если они существовали, только когда я был с тобой.

- Я не могу сказать, в какой момент я осознал, что хотел тебя, - сказал Сорен. – Возможно даже перед тем, как мы встретились. Иначе, зачем бы я выбрал Равеля? Я всегда думал, что меня и Элеонор свел вместе Бог. 

- Тогда на кого пенять нашу встречу? На Дьявола?

- Я надеюсь - нет. - Вздохнул Сорен. - У меня нет намерения встречаться с ним. Даже для того, чтобы поблагодарить его.

Сорен повернулся лицом к Кингсли.

- Ты по-прежнему самое прекрасное создание на земле, - сказал Кингсли, делая смысловое ударение на каждом слове.

- Я ненавидел то, как ты пялился на меня.

Сорен поднял руку и положил ее на плечо Кингсли. Его рука переместилась вверх на шею Кинга и большой палец прижался к впадинке на его горле.

- И почему так?

- Потому, - сказал Сорен, царственно склонив голову на четыре дюйма, что разделяли их, - что из-за этого я не мог пялиться на тебя в ответ.

Их губы соприкоснулись впервые за тридцать лет. Даже в ту ночь, когда Сорен взял его четырнадцать лет назад они не целовались. Поцелуи Сорена предназначались лишь для Элеонор. То, что произошло в ту ночь, было просто насилием, даже не похотью или любовью. Но Кингсли не чувствовал насилия в этом поцелуе. Рот Сорена был прохладным и свежим. Их языки переплелись нежно. Но нежность продлилась всего несколько секунд, и Кингсли знал, что это было лишь плодом их собственного изумления от того, что этот поцелуй состоялся.

Пальцы на его затылке. Он вспомнил те пальцы.

Рука впилась в его бедро с силой, оставляющей синяки. Кингсли помнил ту руку.

Боль с каждым прикосновением. Боль с каждым поцелуем. Боль с каждым ударом его сердца. Кингсли любил эту боль. Сорен толкал его, пока Кингсли не ощутил кору под своей спиной, вонзающуюся через его рубашку в плоть. Они пожирали друг друга поцелуями, кусая губы, встречаясь языками. Кингсли ощущал вкус крови и знал, что это была его кровь.

Или нет?

- Остановись, Кинг. - Сорен отдал приказ, оторвавшись от рта Кингсли. Он не остановился.

- Ты никогда не говорил мне свое стоп-слово, - прошептал Кингсли в ответ. – Я остановлюсь, только если услышу стоп-слово. 

Он засмеялся, и Сорен внезапно и резко ударил его по губам, оборвав этот смех. Затем они поцеловались снова, жестче, глубже. Кингсли ощущал поцелуй в своем животе, в своих бедрах. Брюки, что он носил, пошиты лучшим портным в мире и стоили целое состояние. Он хотел упасть на землю в них, взять плоть Сорена в рот, а потом отнести брюки к своему портному и требовать отремонтировать прорехи на коленях.

- Я сильнее, чем она, - прошептал Кингсли на ухо Сорену. Сорен ответил Кингу таким жестоким укусом в шею, что тот вскрикнул. – Я могу вынести намного больше боли, нежели она. Она ушла. Не имеет значения, вернется она или нет. Пока что, ее нет. Позволь мне согреть твою постель вместо нее.

- Вместо кого? – Сорен еще сильнее прижал Кинга к дереву и толкнулся бедрами между ног Кингсли.

- Элеонор. 

Кингсли был свободен. Больше не было удерживающих его рук. Не было рта, что его целовал. Он стоял у дерева, один, нетронутый. В изумлении, он уставился на Сорена, который стоял в пяти футах от него, тяжело дыша. Сорен поднял руку и вытер каплю крови в уголке рта. 

- Mais… - запротестовал Кингсли.

Сорен опустил руку.

- Ты сказал мое стоп-слово.

Глава 15

Юг

Он не мог долго злиться на эту женщину, даже если бы его жизнь находилась под угрозой. Как можно злиться на Нору? При ее внутренней силе, ее необузданности... Само собой, она не переспала с ним прошлой ночью. Хотя это именно то, чего Уесли хотел, именно тогда, когда он хотел, и именно с тем, с кем он хотел. И этого не произошло. Всё происходило исключительно на условиях Норы. Вот поэтому из-за нее ему хотелось орать временами. Вот поэтому она заставляла его любить ее все это время.

Уесли вел Нору по тихим конюшням. Десятки лошадей приветствовали их низким, хриплым ржанием. Ему пришлось физически удерживать ее несколько раз, чтобы она не тянулась погладить их. 

- Чистокровные скакуны, Нор. Они Чистокровные скакуны, а не котята. Они на взводе и готовы бежать. И они укусят тебя, если ты застанешь их в правильном настроении. И сейчас, они в правильном настроении.

- Но у них такие миленькие носочки, - сказала она, потянув Уесли к другому стойлу, где лошадь по имени Не Нужно Денег раздраженно гарцевала. - Плюс, я кусаюсь в ответ.

- Ты же знаешь, что скачки называются спортом королей, не так ли? - поддразнил Уесли.

У Норы был довольно непочтительный взгляд на скачки. Парень винил всех ее клиентов, которые были любителями пони-плей. Она не могла смотреть на седло или уздечку, не сказав ему о своем бывшем клиенте, который смотрел “Мой друг Флика”*по тем же причинам, по которым другие парни смотрели порно. *( Семейный фильм (1943). 10-летний мальчик мечтает о собственной лошади, и получив согласие отца, он выбирает красивую, но ретивую кобылку по имени Флика, чьи предки известны своим неукротимым норовом. Теперь все в руках Кенни: либо ему удастся приручить Флику, либо он ее потеряет.)

- Так что здесь происходит? - Нора махнула рукой в сторону стойла.

- Подготовка перед скачками. Коней чистят и одевают. Потом сразу уводят к стартовым воротам.

- Трибуны не выглядят такими уж полными. Неужели люди действительно делают деньги скачках?

- Нора, именно эти бега, которые проходят здесь в Чарльстон-парке? Люди во всем мире делают ставки на них.

- Вот черт!

- Знаю. Кошельки - не единственное место, где есть деньги. Ты хочешь выиграть скачки, значит, твой конь доказывает, что он может их выиграть. Таким образом, другие владельцы лошадей будут платить тебе состояние, чтобы скрестить своих лошадей с твоими.

- Значит, они могут одержать победу на скачках и не выиграть много денег, но затем продать лошадиную малафью*(сперма животных) для следующего поколения.

- Правильно. Отвратительно, но правильно.

- Так лошади любят бега?

- Что?

Нора развернулась и прислонилась спиной к стене конюшни. Лошадь по кличке Ей-богу Мисс Молли* высунула голову в окно стойла и показала язык Уесли.

*(«Good Golly Miss Molly» — песня, написанная американскими музыкантами Джоном Мараскалко и Робертом Блэкуэллом. Впервые была записана Литл Ричардомв 1956 году и стала одним из его самых популярных хитов. Сингл занял 10-е место в«горячей сотне» журнала «Биллборд» и 4-е место в категории ритм-н-блюза.)