"Я плачу", - говорит Сунтари.

"Твоя слеза согреет нас в снегах высочайшей вершины и даст нам прохладу в горячих песках пустыни", - говорит Крабат.

"Дурга - дочь самой высокой вершины - смочит вашей кровью жертвенный камень, а Ракшаса захочет вашего мяса", - говорит девушка.

Крабат откидывает циновку, которая закрывает вход в хижину. Солнце уже взошло.

Сунтари встает, она складывает руки на груди и говорит: "Пусть Видья даст вам свою мудрость и укажет дорогу, и пусть сопутствует вам Лакшми и принесет удачу".

Сорок дней ждала Сунтари возвращения Крабата и Якуба Кушка. Богиня мудрости указывала им путь, и богиня счастья не покидала их. Крабат прогнал своим посохом страшную Дургу, а пожирающая людей Ракшаса убежала, заслышав звуки трубы мельника Кушка. Крабат поднялся на самую высокую вершину и отколол от скалы камень величиной с кулак. Сунтари заплакала от радости, и камень впитал ее слезы, как губка. "Пусть не засохнет дерево, которое ты посадишь", - сказала она.

Крабат поблагодарил ее и нашел для камня, политого слезами девушки, место под корнями дерева, и, когда он соберет тысячи пригоршней земли из тысячи мест, на этом дереве вырастет могучая ветвь, достаточно крепкая для того, чтобы привязать к ней веревку с петлей для Вольфа Райсенберга.

Гости, сидящие у камина в ресторане "Крабатов колодец", спрашивают, кто такой Райсенберг.

Бургомистр медлит, он не знает, стоит ли ему рассказывать, что последний Райсенберг лежит под могильной плитой, на которой написано "Misericordia", или ему нужно объяснять, что такое притча и в. чем ее смысл? Он облегчает себе задачу и говорит, что за последнюю сотню лет миллионы людей были убиты людьми же и что это дело рук Райсенберга.

Но вот с магнитофонной пленки опять раздается голос Хандриаса Сербина.

Райсенберг узнал, что ему придет конец, как только Крабат соберет тысячу пригоршней земли из тысячи мест. Тогда Райсенберг позвал Первого слугу и спросил его: "Скажи мне, бессмертен ли я?"

И Первый слуга ответил: "Ты бессмертен до тех пор, пока на дереве не вырастет могучая ветвь".

"На которой я буду висеть?" - спросил Райсенберг.

"Когда ты будешь на ней висеть, тебя уже не будет, следовательно, ты не будешь на ней висеть", - ответил Первый слуга.

Вольф Райсенберг это понял: "Но ведь то, что предначертано мне, предназначено и Крабату. Скажи мне, до каких пор он сохранит свое бессмертие?"

"Пока он не повесит тебя, - ответил Слуга. И медленно, словно в глубоком раздумье, прибавил: - Или пока ты не повесишь его".

Вольф Райсенберг снял с пальца кольцо с большим бриллиантом: "Это кольцо будет твоим, если ты узнаешь, как погубить Крабата".

Первый слуга, который собрал всю мудрость мира, чтобы она служила Райсенбергу, взял кольцо. "Меня прельщает не его цена, - сказал он, - а его красота. Когда Крабат перестанет быть Крабатом, ты сможешь убить его таким способом, каким тебе вздумается. На дне моря лежит зеленый кристалл. Если ты разобьешь его, ты узнаешь, где смерть Крабата".

Вольф Райсенберг приказал хранителю всей мудрости отыскать кристалл истины, пустив в ход любые средства.

Громадные насосы выкачивали со дна моря песок и пропускали его через огромные фильтры, покрывавшие целую страну; водолазы на дне проникали в самые глубокие впадины и пропасти, а искусственные глаза невероятной зоркости обшаривали все укромные уголки. Море уже совсем обмелело, а зеленый кристалл так и не был найден. Тогда Слуга, собравший всю мудрость, чтобы служить своему господину, приказал поймать водяного. "Где зеленый кристалл, водяной?" - спросил он.

Водяной затряс волосами из камыша и ничего не ответил. Первый слуга думал целый день и целую ночь, а потом приказал убить водяного и разрезать ему грудь. И сердце водяного оказалось зеленым кристаллом.

Первый слуга принес сердце-кристалл Вольфу Райсенбергу, и тот разбил его молотком из белого золота. Осколки кристалла сами собой выстроились во фразу: ЕСЛИ КРАБАТ ПЕРЕСТАНЕТ ИСКАТЬ СМЯЛУ, КРАБАТ ПЕРЕСТАНЕТ БЫТЬ КРАБАТОМ.

Собиратель мудрости узнал истину и исполнил свою службу.

Вольф Райсенберг позвал Второго слугу и приказал ему: "Сделай так, чтобы Крабат перестал искать Смялу".

У Второго слуги один глаз был настоящий, а другой из драгоценного сапфира. Он так широко раскрыл оба глаза, что сапфир выпал. Слуга поймал его, сунул в рот и в то же мгновение сапфир оказался на прежнем месте, в глазнице.

"Эта задача не труднее, чем тот фокус, который я только что проделал, - сказал он. - Я с удовольствием постараюсь для тебя. У меня возникает тогда приятное чувство, будто я - это ты или почти что ты".

Райсенберг улыбнулся: "Ты большой мастер, но, чтобы выполнить эту задачу, тебе понадобится все твое умение, весь твой ум".

"Ставлю свой глаз, что сведу его с ума, - сказал Второй слуга. - А ты что поставишь?"

"Какой глаз? - спросил Райсенберг. - Правый или настоящий?"

"Я горжусь тем, что ты снисходишь до моей болтовни, - сказал Второй слуга. - Мне доставляет удовольствие беседа с тобой. Что же касается моих глаз, то мой правый - правильный, видит только правду, врать не станет, но, если взглянет налево, обманет, где тут правда, где тут ложь, этим глазом не поймешь. Так что ты поставишь?"

"Десять процентов дохода от твоего кабачка пойдут тебе", - сказал Райсенберг.

"Двадцать", - торговался Второй.

Райсенберг добродушно засмеялся: "Хорошо, бери двадцать, попрошайка!"

"Пари заключено. А на какой срок?"

"Дерево Крабата становится каждый день вдвое больше, а твой срок уменьшается каждый день наполовину", - сказал Райсенберг, его вдруг разозлило наглое шутовство Второго слуги, и он жестом приказал ему удалиться.

Он тщательно собрал осколки разбитого зеленого кристалла. Может, когда-нибудь ему удастся размолоть эти осколки в муку и запечь их в хлеб, а потом сделать так, чтобы Крабат съел сердце своего брата. Тогда Второй слуга, мастер всяких подлогов, заставит своих писак выдумать историю, которая сделает Крабата чудовищем в глазах людей.

Вдруг Райсенберг почувствовал в груди толчок. Он посмотрел в зеркало и увидел, что его сердце, источник его силы, растет. Вместо сердца у него тоже был кристалл, желтый кристалл: всё-болыше-всегда-мало.

Слушавшего эту историю бургомистра охватило смущение, он почувствовал себя чуть ли не осквернителем праха из-за того, что задумал использовать рассказ Хандриаса Сербина для развлечения посетителей будущего ресторана "Крабатов колодец". Он запер ящик стола и отправился к Донату, каменщику и охотнику, который к тому же еще и плотничал. "Посмотри-ка, что там можно подлатать в домике на холме, и сделай это", - сказал ему бургомистр.

А в это время на холм поднялся другой, седой, холеный человек, оставив свою роскошную машину внизу. Этот человек сказал, что его зовут Брода, он врач и когда-то дружил с Яном Сербином. Хандриас Сербин смутно припомнил его историю: однажды жена Броды сказала мужу, ты пойдешь туда, куда пойду я, и он последовал за нею в поисках свободы, простора и прекрасного будущего, но будущее оказалось перекрашенным в другой цвет прошлым, а свобода и простор - тем узким тупиком, который вел к "Волшебной лампе Аладдина". И вот через много лет он заболел той болезнью, которая зовется ностальгией, и приехал на родину как турист. Он очень огорчился, что та часть Саткулы, где он мальчишкой ловил раков и форелей, была упрятана в подземные трубы. Старый дом на холме ему так понравился, что он высказал желание пожить здесь несколько дней в настоящих деревенских условиях. Он назвал Хандриаса Сербина и его жену Марию Филемоном и Бавкидой.

Филемон и Бавкида, с простотой и радушием принявшие Зевса и Гермеса, посетивших их в образе утомленных путников, получили за это от Зевса в награду одновременную смерть. Может, стареющий врач и считал себя чуть ли не богом, сошедшим с высокого Олимпа слишком дешево проданной жизни к жалким смертным, но какую милость он мог им оказать?