— Хорошо, мамочка! Достану вам полосатого котенка… Только будьте веселее!.. Не могу понять, почему вы грустите?..
Мужу она говорила:
— Андрей, нет человека счастливее меня! Я всегда мечтала, выйдя замуж, иметь с собой мать и Соню. Вдали от них я не могу быть счастливой… Я знаю, что я сажаю тебе их на шею…
— Бог с тобой, Катя! Что ты говоришь?
— Нет, я знаю, что ты ангел! И за твою доброту к моим я люблю тебя еще больше…
И у него не хватало духу огорчать ее отказом в деньгах. Когда перед свадьбой он сказал ей, что у него от капитала остались пустяки и жить придется на жалованье, это ее нисколько не огорчило.
— Ну, что ж? Будешь прирабатывать… Я хозяйка хорошая! Прекрасно проживем…
Соня тоже казалась счастливой, по крайней мере, первое время. Тобольцев был рядом, и жизнь стала прекрасной. Он брал ее в театр, был очень ласков с нею, и Соня вероломно забыла о Чернове. Только одна Минна Ивановна осталась ему верна и скучала без него.
Через неделю в квартире объявился серый, полосатый, прелестный котенок. Соня и мать обожали его, Катерина Федоровна брезгливо гнала его из своей комнаты. Теперь она по целым дням, после моциона и хлопот по хозяйству, лежала на кушетке с романом в руках. Соня два раза в неделю с утра уходила на уроки и возвращалась только к обеду; иногда уходила и на вечерний урок к Конкиным, жившим в Замоскворечье. Тобольцев уезжал на службу, и в доме оставались только Катерина Федоровна и ее мать. Часто теперь их навещала Анна Порфирьевна или Федосеюшка, почти каждый свой визит приносившая в подарок от «самой» фрукты, цветы или пирог. Нередко заходил Капитон, очень дороживший дружбой с «сестрицей». Иногда и Фимочка. Лиза приходила нечасто. Она отговаривалась делами. На самом деле ей было тяжело видеть Соню рядом с Тобольцевым. Она просто щадила себя.
Но теперь Катерина Федоровна не замечала этого отчуждения. Она была слишком полна собой, своим частым нездоровьем, предстоящими родами. Мир замкнулся для нее теперь в стенах этого гнезда, под крышей которого собрались все, кого она любила. К остальному она была глуха. И только факт отступления русских войск под Ляояном смутно дошел до ее сознания. Капитона же это отступление невыразимо огорчило.
— Ну что ты, право? Точно пес скулишь! — сердито говорила ему Фимочка. — Ступай к Кате, что ли! Вместе поплачете. Глядеть на тебя тошно!..
Тобольцев скоро взял привычку проводить вне дома вечера. Он по-прежнему устраивал спектакли в пользу партий и учащейся молодежи, которая бедствовала, потому что, когда началась война, приток пожертвований прекратился. Катерина Федоровна относилась к этому равнодушно. Она уставала за день, любила рано лечь и не хотела стеснять мужа. Но Соня понесла жестокое разочарование. Тобольцева она видела только за обедом. Он пропадал на заседаниях, банкетах, а ее тянуло в театры, на улицу на люди. Соня тогда вспомнила о своем поклоннике. И когда Чернов подстерег ее в переулке, она так обрадовалась ему, что все упреки, которые он приготовил было, замерли на его губах… Она с наслаждением слушала слова любви, которых ждала ее душа, изголодавшаяся среди прозы. Она радостно смеялась, когда он описывал ей муки ревности и тоску одиночества… Она отвыкла от него, и сердце ее ёкало, когда она вспоминала его жгучие ласки… Он молил о свидании, сказал свой адрес, обещал выработать целый план встреч… В сущности, он совершенно не понимает, как могла она радоваться переезду в Москву! Попасть под начало сестрицы… Разве это не кабала?… «Ка-ба-лла…» — несколько раз повторил он, смакуя это слово… Она досадливо сдвинула брови. Было видно, что все его недостатки так и лезут ей в глаза!
Он обещал встречать ее всякий раз у дома Конкиных. Обещал доставать контрамарки в театр.
— Передай, деточка, маме поклон! Скажи, что я у нее скоро буду…
— А Катя? — испуганно спросила Соня.
— Что Кат-тя? Вот-т еще!.. Разве вы ее креп-по-стны-е?.. Разве я не господин-н себе?… Вот-т еще!.. Какая каб-ба-ла!..
Анна Порфирьевна предвидела, что двухсот рублей, которые Андрюша получал в банке, будет мало для жизни вчетвером, особенно когда родится маленький.
— Ужас, как плывут деньги! — сознался он ей. — Не успел занять пятьсот рублей, а уж опять ничего нет…
— Как занять??! Неужели векселя выдаешь? Почему ко мне не обратился?
— Совестно, маменька! Я этот год прямо ограбил вас… Но… получается какое-то нелепое положение. Кате хочется, чтобы в доме ее была полная чаша… A я, малодушный, совершенно не умею отказать ей в деньгах! Отнять у нее эту невинную радость мне больно… Словно я ее обокрал…
Анна Порфирьевна молчала, глубоко задумавшись.
— А не жалеешь ты теперь, Андрюша, о своем капитале? — вдруг тихо спросила она.
— Как можете вы это думать, маменька? Ведь вы же знаете, на что ушли мои деньги! И… будь у меня сейчас опять в руках капитал, неужели я, как Капитон, стал бы жить на проценты? И копить для семьи? Разве я изменился за эти два года?
Она радостно улыбалась, покачивая головой.
— Опять все спустил бы?
— Ну конечно! Ха! Ха!.. Разве не этим хороши деньги, что создаешь кругом себя счастье?… Вот на днях, маменька, приходят ко мне в банк старушка с дочкой. Барышне восемнадцать лет. Ей осталось только два года кончить гимназию. Платила за нее тетка, у которой белошвейное заведение. Теперь тетка захворала, потеряла заказы. Девочка задолжала в гимназию за полгода, ее исключили. Ведь у нас все училища только для состоятельных! Обе плачут… А училась превосходно… И ведь не маленькая уже, чтобы назад было повернуть легко, в портнихи идти либо в бонны… Ну что стали бы вы делать на моем месте?
— Заплатила бы в гимназию.
— Вот и я заплатил… И обязался платить до окончания курса. А это сразу сто рублей из кармана.
— Та-ак… А кто ж к тебе их послал?
— Да из редакции «Вестника»… Ведь ко мне всех посылают. Сначала только курсистки, студенты да рабочие шли. А теперь? Ха!.. Ха!.. Популярность растет, должно быть. У кого места нет, у кого угла нет, у кого работы… Гимназист еще один приходил… Ребенок, а уж жизнь бьет. Тоже исключают за невзнос платы. Треплется по чужим передним…
— Пришли его ко мне…
— Спасибо, маменька! Я и то к вам шел с этим. Очень уж у меня своих опекаемых много развелось! А разве Кате это втолкуешь?.. Увидала мальчика — разволновалась: «Почему именно к моему мужу? Почему вы думаете, что он богат?… Мы живем на жалованье. И кто вас послал?» Ребенок чуть не плачет… Догадался ко мне в банк прибежать… Смелый!.. Даром что дитя, а цепляется за жизнь… Люблю таких… Ах!.. Катя еще не знает всего… А узнала бы, рассудила бы, по своей логике, так: стало быть, богат Андрей, коли на чужих сотни швыряет. На своих и тысячи не должен жалеть…
— Золотое у тебя сердце, Андрюша!..
— Эх, маменька! Если есть во мне что хорошее, то уж, конечно, это от вас… Капитон весь в отца пошел. Того чужое горе не разжалобит. А я страшно счастлив, когда могу помочь. И подумайте только: какие-нибудь пятьдесят-сто рублей, а целая будущность от этого зависит… Прямо жутко делается, маменька! Верите ли? Мне этот ребенок, который меня в передней банка два часа поджидал, — спать не давал спокойно… А сколькие самоубийством кончают при этих условиях!.. И еще удивляются, что у нас вглубь и вширь идет увлечение социалистическими и анархическими теориями!
Он бегал по комнате, ероша волосы. А за ним следили горячие глаза матери.
Он поцеловал ее руку.
— Ну, спасибо, дорогая! Вы уж этого мальчика не оставьте…
— До университета доведу, будь спокоен!..
— А может, и там тоже? — рассмеялся Тобольцев.
Она улыбнулась.
— А там будет видно… Векселя-то пришли мне… Уплачу… И должать больше не смей!
Через неделю она сказала сыну:
— Ты ведь знаешь, Андрюша, что при жизни мужа я и процентов не проживала с своего приданого. Все они к капиталу шли… Теперь я хотела бы тебе их отдавать… Нет, выслушай! Возражать уже потом будешь… Видишь ли? Стоять по-старому в стороне от всего — мне уже трудно теперь… А кому дать и сколько, это ты без меня лучше сумеешь… А главное… Я это не для себя стараюсь, а для Катеньки. Из головы у меня не выходит твоя фраза: «Словно я ее обокрал…» И в самом деле! В богатую семью замуж шла, свои уроки бросила. Нехорошо, если она пожалеет… Ну, вот я и надумала: буду тебе двести в месяц выдавать. Ты ей сто, да свои двести на хозяйство обреки. А себе оставляй сто… Неловко и тебе без гроша оставаться… Ишь у тебя сколько… обязанностей развелось!..