— Адрес?.. Нет, я не вернусь домой! Я не хочу сейчас попасть в их руки…
— Где же вы будете эту ночь?
— Я? — Она оглянулась блуждающими глазами. — Не знаю где…
Тобольцев встал.
— Ну хорошо… Я вас свезу к себе… Полежите у меня на квартире, пока пройдет ваша рана. У вас лихорадка… А, я вам привезу все сведения…
Она задрожала всем телом, взглянув на окна.
— Нет, нет, — успокоил он. — Мы поедем, когда стемнеет… Теперь лягте…
Он подошел к Иванцову.
— У вас есть где провести эту ночь, Иванцов? Я потому спрашиваю, что если негде, то моя квартира к вашим услугам по-прежнему. Вот адрес…
— Благодарю вас… Конечно, будет благоразумнее не возвращаться домой… Всюду рыщут сыщики. Хозяйка выдаст меня, когда перевязки увидит. Кстати, помните Дмитриева? Вашего земляка, который жил у вас? Он, кажется, убит…
— Неужели??
— Кажется… Мне кто-то сказал сейчас. Спасибо вам, Тобольцев, за все! Может быть, не увидимся… Я хотел бы все-таки ближе к центру быть в эти дни. А Соколову увезите и спрячьте… Это будет хорошо… Она сильно замешана… За ней следят…
…………………………
Лиза не могла усидеть дома. Взяла извозчика и поехала к Никитским воротам. Дальше не пускала полиция.
Взволнованная толпа рассыпалась кучками по тротуару. Бледная, с огромными глазами и разлившимся зрачком, Лиза ходила от группы к группе. Вдруг ее окликнул знакомый голосок. Это была Бессонова. Лиза страшно обрадовалась.
— Как все это глупо и бестолково вышло! — звонко говорила Бессонова. — Наши все раскачаться не могли… Колебались-колебались… И кончили тем, что опоздали выступить… Ах, какая досада!
— Значит, все благополучно? Все целы?
— Наши-то целы… А серых избили ужасно!
Лиза чуть не упала.
— Ах! Вон идет Зейдеман с Софьей Львовной… Они видели все… Зейдеман, подите сюда! — на всю улицу крикнула Бессонова.
Красавец-техник с своей невестой подошли, оба взволнованные. Он рассказал все, как было… Лиза наскоро простилась с ними, взяла извозчика и велела везти на Тверскую.
Но тщетно искала она проникнуть туда. Все переулки были заперты. Полиция свирепо гнала всех обратно. Дворники посыпали песком и снегом мостовую. Но кровь впитывала в себя снег и окрашивала его темной, зловещей краской.
Лиза вернулась ни с чем и заперлась у себя, поджидая звонка, подбегая к окнам, ломая руки… Но долго усидеть не могла. «Может быть, он ранен? Домой приехал?»
Она кинулась к Тобольцевым. Ей отворила Катерина Федоровна.
— Тише!.. Адя спит. У него всю ночь животик болел. К перемене погоды, должно быть… А я думала, это Андрей…
— Так его нет? — Лиза села. Ноги у нее ослабели разом.
— Да, исчез куда-то. Обедать пора. Все перегорело уже… Удивительный человек! Никогда не скажет, ждать ли его, нет ли. Я думала, он у вас… Что же ты не раздеваешься?
У Лизы было такое ужасное лицо, что Катерина Федоровна дрогнула.
— Боже мой! Что-нибудь случилось?
— Ни… ни-че-го… Нет… Ни-че-го…
— Что ты толкуешь?! Разве я по твоему лицу не вижу?.. Маменька скончалась, что ли?
С Лизой сделалась истерика… Но Катерина Федоровна, подав ей валерьянки, успокоилась. Она поверила, что это личное горе Лизы, которое та обещала доверить ей потом… потом…
Лиза не могла усидеть и здесь, и кинулась домой. Может быть, он у матери?
Жизнь Замоскворечья текла своим мирным путем, далекая от драмы, разыгравшейся в центре. И эта безучастность обывателя казалась Лизе трагическим диссонансом.
Стемнело. Капитон, ездивший с дочкой купить чего-то у Филиппова, вернулся испуганный, с круглыми глазами. Ему отперла Лиза, белая как мел…
— О, Господи! Что на Тверской-то творится! Ты не слыхала?.. Не пускают… Серафима где?..
— Сейчас вернулась.
— И дети дома?
— Да, все целы.
— Ну, слава Тебе Господи! — Он перекрестился и пошел наверх, к матери. А Лиза бросилась опять к окну.
XVI
Когда Тобольцев в сумерках подъехал к дому с Соколовой, закутанной в оренбургский платок Засецкой, ему отворила нянька. Она всплеснула руками, увидав его растерзанное пальто и чужую шапку на голове.
— Тише! — резко остановил ее Тобольцев. — Где барыня?
— В спальне барчука кормят…
— Не смейте ей говорить ничего! Спрячьте сейчас куда-нибудь это пальто…
Он вышел на крыльцо и почти внес из саней в комнату миниатюрную девушку. Она ослабела и дремала всю дорогу.
— Сюда! Не бойтесь! Я вас познакомлю с моей женой…
Он ввел курсистку в свою спальню-кабинет, снял с нее пальто и уложил ее на диван. Повязка на ее лбу сбилась. Лицо ее было мертвенно, до жуткости бледно.
Нянька стояла в дверях с прыгавшими глазами. Тобольцев приказал ей постелить постель, раздеть и уложить девушку. Ее, действительно, лихорадило. И она не протестовала.
Сам он вымыл руки на кухне, переоделся и пошел в спальню жены. Она только что кончила кормить и осторожно укладывала в люльку задремавшего ребенка. На шаги мужа она обернулась: «Ну, куда ты вечно пропадаешь, Андрей!»
Слова замерли на ее губах, такое у него было лицо. Она машинально застегивала капот на груди, не сводя с него глаз и медленно бледнея.
— Что случилось?.. Что вы от меня скрываете?
Он крепко затворил дверь спальни.
— Сядь и слушай!
Ее лицо менялось во время его рассказа. Синие глаза сверкали, но она слушала молча, сжав губы. Только когда у него сорвались слова: «Я видел, как упал знаменосец…», она вдруг встала.
— Ты был там?
— Да, да… Я был там… Я все видел…
Она тяжело дышала и бледнела с каждой секундой.
— Ты попал туда… случайно? — медленно спросила она.
— Нет! Я пошел, как сочувствующий… Потому что мне было стыдно сидеть в безопасности, когда другие идут на гибель!
— Андрей! Ты не смел этого делать!
— Почему?
— И ты еще спрашиваешь?! Разве у тебя нет обязанностей передо мной и сыном? А если бы тебя убили?
— Каждый день, Катя, убивают и ссылают людей… Никто не спрашивает, что будут делать их семьи!
Она сдавила виски и беспомощно села опять в кресло.
— Ах! Теперь понимаю… Лиза была здесь и плакала… Она, значит, думала, что ты убит… Она, значит, это знала?
— Она тебе сказала что-нибудь?
Катерина Федоровна вскочила опять и топнула ногой.
— Ничего не сказала!.. Вы сговорились меня обманывать…
— Тише!.. Не кричи!..
— Я бы никогда не пустила тебя, если б знала!.. Никогда!..
— Тише!.. Здесь есть чужой человек… Ему нужен покой…
— Что такое? — Она задохнулась и приложила руку к груди.
Он рассказал ей, в чем дело. Она дрожала всем телом, закрыв лицо руками.
— Катя, я твои убеждения знаю и насиловать их не хочу. Но я верю, что ты… христианка и что у тебя сердце есть… Я помню, с каким самоотвержением ты ходила за дочкой Капитона. Я тебя тогда за эту доброту твою так высоко поставил…
Она открыла искаженное лицо.
— Дочка Капитона?.. Нашел с кем сравнивать! Невинный ребенок и преступница… Как я могу отнестись к ней, когда для меня она если не преступница, то безумная девчонка?.. Я ей это скажу в лицо!
Он побледнел.
— Ты этого не сделаешь!
— Почему? Почему??! Кто запретит мне это?
— Я!! — Он ударил себя в грудь. — Помни: там, где я живу… эти люди не должны получать обид и унижений!.. Берегись, Катя!.. Я тебе не прошу этого никогда!
— Как? Ты грозишь?.. Это ты грозишь мне?.. Ты хочешь выбирать между ними и мной??
— Это ты ставишь так вопрос, но я… Молчи, Катя, молчи!.. Есть слова, которые не забываются…
Он схватил себя за голову. Она никогда не видала его в таком волнении. Но она тоже была вне себя.
— Да… есть такие слова, Андрей! И ты их сейчас сказал… Ну, так знай же: если еще когда-нибудь ты пойдешь под пули, забыв… или презрев… что у тебя есть жена и ребенок… помни, Андрей: я разорву с тобой навсегда! Я не прощу такой низости… Я пойму, что ты разлюбил меня… И уйду!