– Умеют, – откликнулся Рхис. – Только это незачем.

– Как это – незачем?! – встрепенулась Вьюнок.

Рхис непонимающе поднял брови. Потом, видно, вспомнил, с кем говорит, и задумался.

– Как объяснить... – он почесал лоб и нахмурился. – Чем сильнее маг, – а летают только самые сильные, – тем меньше ему хочется что-то делать... То есть, не так! Тем больше для него других, интересных, возможностей.

– И летать – уже неинтересно? – поразилась девочка.

– Да это вообще неинтересно, – фыркнул Рхис. – Холодно, ветер, птицы крикливые, тело как будто чужое... Гадость.

Вьюнок замолчала, обдумывая услышанное. А я внезапно поняла, что он нарочно так говорит – чтобы девочка не завидовала и не чувствовала себя несчастной. Надо же...

– Домой пойдем, сестренка, – сказала я, поднимаясь. Наши уже успокоились, наверное, да и ей спать пора.

Рхис сам решил нас провожать. А я сама догадалась выйти, как отвела Вьюнка домой. Колдун прощался с ней, как с родной.

– Нужно чего? – напрямую спросила я, увидев мага, как и ожидала, неподалеку от дома. Рхис обернулся, не удивившись.

– Полынь – трава половая, пыльная, дорожная... – тихо проговорил он. – Почему такое имя выбрала?

Потому что сухая трава горит легко, а я знаю – попадусь в пламя, в ловушку огненных сетей, и сгорю легко, без остатка.

– Потому и выбрала, – я пожала плечами. – Власть дорог – слышал о таком проклятье?

– Не проклятье это.

– Так и безмагия – тоже. Однако ж ты меня проклятой назвал, помнишь?

– Злой я был, – колдун дернул плечом, – тогда... Мне работать запретили...

– Сейчас, видать, подобрел, – я хмыкнула и решилась подойти ближе. – В друзья набиваешься, что ли?

– А если так? – спокойно спросил маг. И так же спокойно добавил:

– Да какая тут дружба... Мне аж душно рядом. Жалко вас порою, а понимаю – нельзя жалеть.

– Хоть на этом спасибо! Так скажешь, зачем все это? Вьюнок...

– Она свет видела! – он повернул ко мне свое лицо. Злое лицо – губы тонкие, брови нахмуренные, взгляд колючий. – Мне просто интересно стало – веришь?! И с тобой разговариваю – потому что интересно, каково это, жить без колдовства? И рядом нахожусь, чтоб понять! Веришь мне?!

– Нет.

Кто знает, может, маги споры решают дракой... Не обычной дракой, а своей, колдовской. Со мной же, ясно дело, такое не выйдет.

С ума он, что ли, сходит? Глаза как из стекла сделаны, огонь в них горит, так, что и мне душно становится...

– Огонь, – сказала я. – Имя твое значит – Огонь.

Мигом все пропало. Маг отвернулся, зажмурился, провел по лицу ладонью.

– Почти, – признался он. – Как догадалась?

– Меняешься быстро, – подумав, ответила я. – То спокойно и тепло, то убить готов. Так зачем меня ждал?

– Сын твой, – медленно произнес он. – Белозер, верно? Вы... уверены, что у него способностей к колдовству нет?

Видно, было что-то в моем взгляде, заставившее его оправдываться.

– Ты не подумай, я в твои дела не лезу... Просто... Вы ж там все безмаги, но ребенок мог и колдуном родиться! А рядом с вами... ну как вы это проверить могли?

И вот тогда я засмеялась, согнувшись пополам. Так вот что тебя интересовало все это время, маг!

– Не твой... – понял Рхис, виновато улыбнувшись. – Я ж тогда, у Йорле, случайно услышал... Ну и подумал...

– А что бы стало, если б мой был? – спросила я, мигом обозлившись. – Отобрал бы?

Никогда не слышала, чтоб безмаги заводили семьи... Но мне не хотелось думать, что всем нам без исключения суждено умереть в одиночестве.

– А ты б не отдала? А если бы ему учиться надо было? – хмуро спросил Рхис.

– Встречал такое – чтоб у двух безмагов ребенок-колдун рождался?

– Я вообще не видел, чтоб вы семьями жили.

Нет. Не хочется думать. Наверняка бывали и браки, и дети, просто ни мне, ни ему это не известно.

– Ну... тогда проще... – пробормотал волшебник. – Раз ребенок безмаг. Работа нужна?

– А предлагаешь?

Рхис помолчал, глядя прямо перед собой, а потом ухмыльнулся весело, бешено, лишний раз подтвердив свое имя.

– Трава дорожная... Как тебе путь от Найвилы до Рейге будет?

И тогда бы мне вспомнить, что сгорю дотла, что не сохранюсь, а я... Я с трудом удержалась, чтобы не захлопать в ладоши от радости, как Вьюнок. Обоз? Купцы? Караван? До Рейге – не слишком далеко, но хоть повод будет убраться из Общего Дома.

– Человека надо проводить, – меж тем объяснял Рхис. – Старого. Ему с тобой тяжело будет, но все ж легче, чем одному...

Я слушала, стараясь не улыбаться. Дорога! Впереди была дорога!

Половая трава, пыльная, дорожная... Корнями уже вросла, подняться осталось... И не сгореть.

Весна отказывалась нас баловать – как назло, в ночь перед моим уходом зарядил дождь. Мелкий такой, противный. Смотрела на него в окно, мечтала, чтоб к утру закончился, да только зря – проснулась уже в ливень.

Плащ был хороший, хоть и старый уже, – кожаный, не промокающий, – но сколько не надвигай на лоб капюшон, все равно косые струи небесной воды будут стекать по лицу. К лучшему, наверное, не то бы сама расплакалась, а может, и плакала, только не замечала. Не знаю.

Ждала, как уговорились, за городом, на дороге, без нетерпения, без радости – все ушло. Как явилась в Общий Дом, ногою топнула, дверью хлопнула... Не так все случилось, конечно. Наругались всласть мы с дедом, да и Лебеда на меня обиделась серьезно.

Этой ночью я не выдержала, постучала в ее комнату, попросила прощенья, хоть и не за что было. Она с лица спала и, поджав губы, отвернулась.

– Я уж думала, ты-то меня точно не бросишь, – сказала Лебеда. Голос ее звенел так, что становилось ясно – сейчас разревется.

– Я ж не бросаю, – пожала я плечами. – Ни тебя, ни остальных. Дней восемь туда, столько же обратно, а вернусь с деньгами, легче будет...

– Так и шла бы! – взъярилась Лебеда, повернулась. – Шла бы, как Багульник, как Медунка и Каштан! Сбежала бы! Зачем сказала?

– Честнее так.

– Толку от твоей честности, – словно плюнула Лебеда.

– Толку, может, и мало, зато и про возвращение я честно говорю.

Лебеда тогда ничего не ответила, просто из комнаты погнала. Говорить было не с кем и незачем.

Утром попрощалась. С Горицветом, Кипреем и Плакуном. Последний торопился в город, но обнял меня тепло, как всегда сестрой назвал, и на душе стало легче. Да еще Вьюнок подбежала, заспанная, лохматая.

– С магом говори, – серьезно сказала она. – Потом мне передашь.

Я улыбнулась и пообещала исполнить наставление.

Так и покинула дом. Пора мне уже было в себя приходить, вспоминать, каково это – в одиночку, по дорогам, по деревням и городам ходить, искать работу и выполнять, радоваться... Старалась улыбаться, дожидаясь мага, а не получалось.

Мне ведь только сейчас в голову пришло – каково будет старику в еще большее бессилие окунуться? Рхис вон в последнюю нашу встречу сам не свой был... хотя откуда ж мне знать, какой он на самом деле. Со мной рядом все одинаковы – даже дождь. Ну, всегда – как выйду из-под крыши, каким бы не был, станет сильнее. Только что солнце светило – а уже тучи.

От нечего делать, я размышляла – а есть ли у магов имя, означающее «дождь»? С Рхисом угадала, сама не поняла, как... Раз Огонь есть, то и все остальное быть должно. И каким же будет колдун с именем Дождь? Наверное, если не старым, то уж всяко выглядящим старше своего возраста, с волосами длинными и темными... или светлыми, седыми? И с глазами хмурыми, серыми, спокойными... Наверное, голос его не будет иметь яркого звучания, но заворожит легко... А наш Белозер со своим именем просто обязан стать сильным, упорным и очень живучим, вот! Я усмехнулась своим мыслям.

– Полынь!

Я оглянулась, почти не удивившись. Лебеда – она хоть и вспыхивает легко и жарко, да угасает быстро.

Она бежала по скользкой траве и грязи. Еще очень долгое время при упоминании Лебеды я вспоминала ее именно такой – бегущей под дождем, то и дело оскальзывающейся, босой, мокрой насквозь, с облепившими голову и шею светлыми волосами, с глазами, покрасневшими от слез.