Хорошо помню хозяина дома и историю, с ним связанную... Все тут связано, так тесно, так плотно, что не понять мне, никак не понять, что бы еще рассказать, а что и оставить можно...
Так вот, хозяин... Он сидел за широким крепким столом, сложив руки перед собой, и невидящими глазами глядя в центр треугольника, образованного большими и указательными пальцами.
Я спрыгнула в грязь с чурбачка. Здесь, близ болот, дома ставили на деревянные ноги, а окна, забранные сеткой вместо бычьих пузырей или слюды, прорубали совсем маленькими, без ставней.
– Что-то с ним не то, – пробормотала я, пожимая плечами в ответ на вопросительный взгляд Нимжана.
Обычно колдуны, эти, деревенские, что действуют незамысловато и не привыкли терпеть безмагов, как горожане, выбегают во двор, как сила покинет, или хотя бы в окно высовываются, грозятся... А этот – сидел, стука не слышал.
– Может, глух? – предположила я.
Нимжан вздохнул тихо, снова поднялся по шаткой лесенке к двери и снова принялся стучать, с трудом удерживаясь на жердине. Я наблюдала за ним недолго, опять запрыгнула на свой чурбак, но на этот раз не смотрела, а просто пропорола сетку ножом. И сам нож кинула, за неимение под рукой ничего другого. Тот угодил как раз под ноги мужчины.
Хозяин дома вздрогнул, резко вскинул голову, затравленно взглянув на меня, и вскочил на ноги, едва не опрокинув стол и скамейку.
– Извини за окно! – крикнула я. Если и глухой, то хоть поймет, что с ним говорить пытаются. – Но мы ж стучимся-стучимся... Ты не пугайся, безмаг я, вот и колдовать не можешь, – объяснения обычно совсем не нужны, но так он смотрел... Ждал чего-то, безмолвно кричал и требовал.
Он побелел лицом, тело словно разом обмякло – плечи опустились, безвольно повисли руки, – прошептал безжизненным, серым голосом:
– Так это вы...
В следующее же мгновенье он подбежал и схватил меня за руку, словно пытаясь втащить в дом через оконный проем, потом отпустил, метнулся к двери и наконец-то впустил Нимжана.
– Безмаги? – с мольбой спросил меня хозяин, почти что втаскивая в дом, на этот раз через дверь. – Давно стучитесь, говорите?
– Давно, – ответил Нимжан вместо меня, степенно кивая. – А с тобой что?
– А я уже думал... – что он думал, мне было и так понятно, просто повел себя странно для колдуна, вдруг ни с чего утратившего силу.
Мужчина оглядел нас с ног до головы. Нимжан старался выглядеть внушительным и по возможности бодрым, и у него это даже получалось, а вот я и не пыталась, в свою очередь рассматривая хозяина. Молодой, плечистый, крепкий, он казался больным из-за нездорово, лихорадочно блестящих зеленых глаз и залегших под ними теней.
– Меня Шатом зовут, – произнес он, улыбнувшись. – Вы сумки кладите и садитесь, накормлю.
– Давай... Как раз подумаешь, как лучше о деле сказать, – мрачно отозвалась я.
Безмагов иначе встречают, даже если и ждут. Шат ничем не показал своей злости, хотя я ее хотела увидеть. Паршиво... Значит, дело сложное.
Нимжан с интересом разглядывал простое жилище, разделенное на две комнаты занавесью из холстины, вроде бы чистое, прибранное, но все равно кажущееся нежилым. Я бы подумала, что Шат поселился здесь совсем недавно, но его суета явно была суетой хозяина, принимающего гостей, а не случайного человека, не знающего толком, что где лежит.
– Поймите, оно обычно ночью случалось, чтоб колдовать не мог... Как отрубало все, напрочь! – объяснял Шат, пока мы доедали. Вообще поначалу он молчал, но скрыть волнение у него не получалось, и Нимжан спросил, в чем же дело.
– А тут – вдруг вечером, только солнце село!.. Я и думаю – все, смерть моя пришла...
Я не удержалась, хмыкнула, а Нимжан сказал:
– Что ты подумал – дело десятое, про причины говори.
Старик мне Кипрея напомнил – такой же собранный, серьезный, деловитый. Шат вздохнул тяжело, кивнул и начал рассказ.
Маги, безмаги... а все люди. Шат вот повздорил со стариком из ближней деревни, по дурости, позабыв о должном уважении. Хотя как я поняла, колдун тот был дедом премерзким.
– Он же, – говорил Шат, – сам на всех бросался, ровно пес бешеный... Так и я дурень – не сдержался, ответил...
История его оказалась простой – поругался с магом, а тот возьми и прокляни. Мол, сил лишишься, а потом и сам сгинешь.
А колдуны меж тем продолжили разговор – и я не могла найти смысл в тех речах.
– Что видел? – допытывался Нимжан с серьезным лицом.
– Ничего! – едва ль не клялся Шат. – Верней, сначала все как обычно, а как из деревни вернулся, в ночь, р-раз – и как ударило!
– И что, вообще ничего не заметил?
– Да совсем! Совсем свет померк! Любой! Все исчезло, только и осталось – я, дом мой, да вон, за окном...
– Это как? – не поверила я. – Как ты узнал, что больше ничего нет, раз кроме «за окном» ничего отсюда не видно?
Шат осекся на полуслове, взглянул на старика с недоумением, пробормотал что-то вроде «Я ж не о том».
– Есть заклинания, сковывающие колдуна, есть амулеты, которые используют в тюрьмах... – бормотал Нимжан.
– Есть мы, – фыркнула я.
– Да не стал бы колдун безмага нанимать, – покачал головой Шат. – Прости уж, но зачем ему терпеть такое? К тому ж, он сильнее меня... правда, не знал, что настолько.
Я покачала головой, подошла к двери, распахнула ее и вгляделась в подобравшуюся к избе ночь.
В детстве я боялась темноты, а ночной лес так и вовсе мог довести до ужаса. До сих пор, путешествуя и ночуя в лесу, могу проснуться внезапно и вслушиваться, вслушиваться в его шепот, внутренне холодея. Рхис, помнится, сказал как-то раз, что лес его не любит, а на мой вопрос «Почему?», ответил, пожимая плечами: «Думает, я его сожгу».
Накинув плащ и натянув шарф на нос, я спрыгнула вниз, не доверяя лесенке.
– Нимжан! – негромко окликнула я. – Ты пойдешь со мной?
Старик молча спустился следом. Тогда у меня появилось ощущение, что он догадывается о моем вновь проснувшемся детском страхе, позже поняла – не права. Ему хватало своих страхов.
Я молча побрела вперед, высматривая хоть кого-нибудь. Шат уже искал и в доме, и вокруг него разные знаки, дохлых животных, спутанные нитки и неизвестные растения, ничего подозрительного не нашел – а значит, беда появляется ночью, а не спит рядом до заката.
– Нимжан, – прошептала я, заметив две фигуры среди деревьев, – обходи с другой стороны. Только тихо.
– Все же безмаг? – пробормотал Нимжан недоверчиво.
– Раз не вопят от удивления, значит, безмаг уже имеется, это точно...
Они не прятались, полностью уверенные в своей безопасности. Вернее, один был уверен, а другому просто наплевать. Наемники говорят – деньги не пахнут. Наемники-безмаги часто даже не спрашивают, зачем нужна их помощь.
– И долго мне еще ночами не спать? – хмуро спросил высокий мужчина. Лиц я разглядеть не могла, подбиралась аккуратно ближе, стараясь прятаться за деревьями. В мою сторону пока не смотрели – смотрели на еле видный отсюда домик Шата.
– Днем отоспишься, – недовольно проворчал второй человек. – Как обычно... Весь дом ходуном от храпа...
– Другого ищи, и все дела.
– Богатый очень, чтоб от денег отказываться?
Голоса усталые, как будто этот спор идет уже не первый день, огрызаются больше по привычке, да чтоб время убить. Зато хоть ясно стало, кто здесь безмаг, а кто наниматель.
– А стоим не слишком далеко? – поинтересовался наниматель. – Может, подойти...
– Пойдем, если неймется. Хотя я ж сказал – уже действует...
– Ну а вдруг...
– Что вдруг? Вдруг я годами колдунов сдерживал за версту, а тут ближе – и не выйдет?
– Молчи! Кто это там?
– Рот ты кому другому затыкать будешь... – меланхолично отозвался безмаг.
– Да идет вон кто-то!
– Раз от ужаса не воет, значит, из наших, – послышался смешок.
До людей, разглядывающих приближающегося Нимжана, оставалось шагов пять. Я решила, что услышала достаточно (да и старика заметили), и бросилась к ним. Безмаг-то быстро отскочил подальше, услышав шаги со спины, а вот второй замешкался. Я успела схватить его за шиворот и приставить к горлу нож. Капюшон свалился, открыв седые волосы и плешь на затылке. К горлу подкатила тошнота. Старик, древний старик, он даже пах как-то иначе, чем-то затхлым, гнилым.