Рухнувший галим – это было столь неожиданно, что все, на какое-то время, замерло. Эмилий ожидал нечто подобное и облегченно вздохнул. Как принципиальный пацифист, он относился к подобным оплеухам отрицательно, но как Уполномоченный Посол их светлости герцога Ральфа, в данном конкретном случае, оплеуху, уложившую агрессора, полностью одобрил. Гномы явно обрадовались, а кодьяры растерялись. Но, надо отдать им должное, быстро оценили обстановку и сообразили, как следует поступить. Причем действовали достаточно энергично и слаженно, будто у них регулярно проходили отрядные учения и тренировки на тему: как следует поступать в ситуации, когда бьют галима.

– Круши их, брахата! Фугу! Фугу! – заорал один из кодьяр. Судя по тому, как быстро он отреагировал, вполне возможно, что он числился в отряде заместителем атамана по воспитательной работе (что-то вроде замполита), и должен был лично, своим примером, вести за собой массы. – За мной! – Он поднял дубину и бросился к Максиму.

– Фугу! Фугу, брахатата! – подхватили остальные кодьяры. А двое активистов последовали за замполитом. Один из них тут же пристроился к начальству, а второй, очень крупный, напоминающий своими размерами двухстворчатый дубовый шкаф, топал несколько приотстав.

Семь остальных кодьяр возмущенно орали, выражали единодушное негодование, по поводу затрещины, что досталась галиму, но остались на месте, стеречь гномов. Понимали, что замполит с активом, в три дубины, быстро уговорят непокорного. А дракон… Что дракон? Тот вообще ботаник и пацифист. Хотя, по сердитым лицам кодьяр, можно было понять, что теперь и пацифист схватит, и ему достанется на лукошко горьких ягодок. Чтобы знал с кем водить компанию, а с кем ее водить не следует.

Если бы не Максим, пацифист точно схватил бы. Да и Максиму, если бы он стоял и ждал, пока его дубинками станут охаживать, тоже досталось бы не слабо. Но Максим не намеревался, ни стоять, ни терпеть. Хотя драться с кодьярами ему, по-прежнему, не хотелось.

Максим в два шага оказался возле галима, который от оплеухи опомниться еще не успел и поэтому задумчиво лежал на травке, пытаясь сообразить, что это сейчас с ним такое неожиданное и неприятное произошло, и почему это произошло. Максим подхватил амбала за ногу и за плечо, поднял и бросил навстречу набегающим: замполиту и не отстающему от него активисту. Ни в герцогстве, ни у кочевников, это не было принято: бросаться галимами, или какими-нибудь другими личностями, но остановить грозно размахивающих дубинами и агрессивно настроенных противников надо было непременно. А под рукой у Максима только Гвидлий и оказался. Да и времени не было, чтобы задумываться над тем, не пострадает ли живописный пейзаж, на халате галима, или искать что-то другое. Просто ничего лучшего Максим придумать в этот момент не смог. А галим был увесистым, килограммов под сотню, наверняка. Эффект получился достаточно убедительным. Замполит и активист приближались быстро и целеустремленно: они хотели выручить Гвидлия, и отомстить за него. Максим тоже бросил галима довольно резко. Встречные скорости, как известно, не складываются. Это в нашем мире, где процветают различные науки. А в параллельном мире, с науками было слабовато и встречные скорости основательно друг друга дополнили. Набегающих кодьяр как бревном приложило. Но только двух. Они и рухнули, ни один и пискнуть не успел. А «шкаф» несколько отставал и его галимским центнером не зацепило.

Когда пали замполит и сопровождающий его шустряк, этот активист не оторопел, не решил, что надо поворачивать, и убегать от чудовища, бросающегося галимами. И были у него, для этого, достаточно серьезные основания. Он и сам мог служить образцом для устрашения. Росточком, пожалуй, не на много выше Максима, зато шириной, как уже было сказано – двухстворчатый дубовый шкаф. И этот широченный шкаф, на массивных ногах-тумбах, неумолимо надвигался на Максима угрожая раздавить парня. Да еще и здоровенной дубиной размахивал.

Максим с благодарностью вспомнил занудливого дона Педро Педровича и зал, где они изучали искусство самообороны мозамбикских охотников за зебрами. Он пригнулся и принял позу рассерженного самца антилопы гну, защищающего свое стадо. Подождал, когда противник приблизиться на подходящую дистанцию, затем подпрыгнул и ударил передними копытами, (за отсутствием копыт – пятками ног) в грудь, набегающему «шкафу-хищнику», агрессивно размахивающему дубиной. Конечно, Максиму, в этом упражнении, было весьма далеко до настоящего, хорошо освоившего этот классический прием, самца гну. За такой неквалифицированный удар, дон Педро Педрович заставил бы липового антилопа принять стойку хромой черепахи и проковылять не меньше десятка кругов вокруг площадки для тренировок.

Пятками в грудь, набегающему на него активисту, Максим, естественно, не попал. Но это, может быть, оказалось и к лучшему. Потому что угодил он «двустворчатому шкафу» в солнечное сплетение. И этим неграмотным, дилетантским ударом полностью сокрушил врага. Ведь опять «встречные скорости» и никакой подушки безопасности. Ноги-тумбы у «шкафа» подкосились, он сложился вдвое (оказалось, что такое явление в природе вполне может произойти), и рухнул, невдалеке от своих боевых товарищей.

Такая вот сложилась обстановочка. Гвидлий Умный, и трое самых активных, которые попытались напасть на Максима, лежали, и в ближайшее время были не в состоянии проявить свои воинские доблести. Их товарищи от подобного неожиданного поворота событий впали в ступор: растерялись и застыли, выпучив глаза. А Эмилий действиями Максима был вполне удовлетворен и пришел в уверенность, что их встреча с агрессивными кочевниками закончится благополучно. Максим неторопливо и внимательно разглядывал остальных кодьяр: прикинул, что если контакт с галимом и теперь не состоится, то от его подчиненных, вполне можно будет узнать, что делается в стане мятежного Шкварца.

Первыми очухались гномы.

– Оле! Оле! Оле! – заорал Гарнет Меткий и поднял блестящую секиру. – Мак-сим! Мак-сим! Бей по воротам!

– Мак-сим! Мак-сим! – поддержал его юниор, и тоже помахал секирой. – Оле! Оле! Оле! «Рудокоп» победит!

Окружающие гномов кодьяры не поняли, о чем орут гномы. И не удивительно. Они не были болельщиками. Они, вообще, ничего не знали о футболе и, конечно же, не могли знать о том, что именно Максим научил жителей Гезерского герцогства этой замечательной игре и поэтому пользовался у населения всеобщей любовью и авторитетом. Такими, вот, они были темными и далекими даже от средневековой культуры, эти пришлые кочевники, со своим родоплеменным устройством и жизнью по понятиям. Но из ступора стали постепенно выходить.

– Что делать будем, брахата? – спросил один.

Конечно, надо было, прежде всего, выручить атамана. Галимов не бросают. Потом захомутать этих двух «пацифистов», врезать им, как следует и гнать бегом, вместе с гномами, к Шкварцебрандусу. А как их хомутать?! Четверо хомутателей уже лежат. Среди них сам галим, и замполит. Да и упрямые гномы, что размахивают блестящими секирами, тоже не подарочек.

– Надо делать ноги, брахатату… – нашел выход из сложного положения второй кодьяр, недостаточно сознательный, а может быть, просто наиболее сообразительный и предусмотрительный.

– Но Гвидлий? Надо галима выручать, – не согласился с ним третий. Этот был морально устойчивым.

– Зверюга нам попался, брахата! – здраво оценил обстановку четвертый (реалист). – Злой, как кудлатый скрейг! Брахатата! Всех завалит… Нельзя же так, галимом бросается, – пожаловался он.

А чего жаловаться? И, главное, кому жаловаться?! Сами и нарвались. Вот и получили подарочек. Теперь им ясно, что Зверюга попался. И вообще – брахатата-брахата, кажется, вся телега рассыпается! Четверых уже завалил и остальных завалить может. Играючи. Никого не боится. Прыгает и ногами дерется, как ошалевший жеребец, без всяких правил. Вообще-то, и сами кодьяры в драках никаких особых правил не придерживались. Но не прыгают же, и ногами под дых не бьют. И уж швыряться галимом никому в голову не приходило. До такого ни один кодьяр еще и не додумался. А о том, что Зверюга потом с ними сделать может, даже подумать не хотелось. Да и, вообще, кодьярам просто не нравилось, если их били. За это даже кочевников не осудишь. Такое никому не нравится. Брахатата-брахата!