Мы так удивились ее словам, что не сразу ответили.

— Галка! Ну, конечно! — наконец радостно воскликнула Южка, подбежала к Гале и, кажется, обняла ее — в темноте я не разглядел.

Так в нашем отряде стало пятеро. Впрочем, нет шестеро. С нами побежит еще Джек. Его так закормили за эти дни, что он, разумеется, дойдет пешком.

Мы распределили продукты по рюкзакам. Южка отняла у меня ящик с бактериофагом. Она, Валера, Галя Клейн, Валя Гаврилова уложили в свои рюкзаки все четыре ящика. Я не забыл захватить килограмм питьевой соды.

Мы выбрали Валеру командиром отряда, он с нул под мышку горн, надел на левую руку компас и скомандовал напыщенным начальническим тоном, явно подражая Эдику.

— Вы готовы? Торопитесь..

— Тс-с, погодите, — прошептала Южка.

Все притихли; тишина в опустевшем темном городке была такая, что, кажется, я услышал, как трава растет. И вдруг с Туристской улицы явственно донеслось чье-то всхлипывание.

Побежали прямиком на звуки и в одной из палаток нашли Ирочку Растеньеву.

— Ирочка, что с тобой? Почему ты осталась?

— Меня не взяли, меня забыли, — тоненько рыдала девочка, — я не знала, куда бежать, я в темноте потеряла свой отряд.

— Доктор, возьмем ее с собой, — шепотом попросила меня Южка.

— Гм-м, видишь ли, она в городке ведь самая слабенькая.

— Ничего, ничего, возьмем. Ирочка, перестань реветь. Дойдешь с нами до острова Изыскателей?

— Дойду, — встрепенулась Ирочка.

— Ну, давай скорей вылезай, надевай джемпер, обувайся.

Так в нашем отряде стало семеро.

— Назовем его двенадцатым, — в шутку предложила Южка.

— Отряд, в путь! — скомандовал Валера.

И мы осторожно двинулись один за другим в непроглядную черную тьму. Впереди направляющим шел Валера, потом Ирочка, я, Валя, Галя, замыкающей шагала Южка, у ее ног семенил Джек.

Я великолепно знал эту дорогу — мы же по ней постоянно ходили в город, иногда я просто тут гулял. Но сейчас в непроглядной тьме то один, то другой из нас спотыкался о корни, проваливался в канавы; невидимые ветки хлестали и царапали наши лица; я стукнулся лбом о дерево.

Даже звезд не было видно. А тишина стояла полнейшая, ни вблизи, ни вдали не слышалось никаких звуков.

Невыспавшиеся, дрожащие от ночной прохлады, мы двигались молча. Шагавший впереди Валера то и дело предупреждал:

— Осторожно — корень! Осторожно — куст!

До шоссе было не больше полкилометра, а мы все шли и шли. Казалось, конца не будет этой черной, как подземный ход, дороге.

Южка несла с собой карманный фонарик, но зажигала его только в самых крайних случаях: когда кто-нибудь ушибался или падал; батарейка была истощена, и лампочка едва мерцала.

Наконец впереди показалось тусклое пятно. У-ф-ф, вышли на шоссе!

Мы сели передохнуть. И тут выяснилось, что Ирочка потеряла тапку. Как это она сразу не заметила? Непонятно. Возвращать растеряху обратно — она одна идти побоится да еще в лесу заплутается; взять с собой — а как она пойдет без тапки?

— Эх, напрасно мы не оставили ее в городке, — досадовал я.

— Я дойду, дойду, лучше вас дойду, — тоненьким упрямым голоском уверяла Ирочка.

Идти по асфальтовому шоссе — это, конечно, не то что по лесной тропе. Все повеселели, посмеялись над незадачливой Ирочкой и твердо решили прийти самыми первыми.

А вот и километровый столб. Нет не тот, 3/29, значит, до поворота придется шагать еще километр.

Чуть посветлело. Серая лента шоссе была видна шагов на полсотни.

Будь я поэтом, я писал бы стихи только о предрассветном часе. Кажется, ну что тут особенного — прямая асфальтовая дорога прорезает еловый лес. Но какие необычные краски! Деревья стали бархатно-серыми и сиреневыми, а под деревьями по-прежнему зияет чернота. На фоне тускло-зеленого неба возле шоссе — черные телеграфные столбы. Звезды на светлеющем небе гаснут одна за другой, и только Венера блестит, словно спутник. Отдельные придорожные молодые елочки, высокие бодылья конского щавеля выплывают из предрассветных сумерек, словно часовые сказочного царства. Все вокруг кажется таинственным, заколдованным.

Мы двигались один за другим с туго набитыми рюкзаками за спинами, Валера — направляющим, Южка — замыкающей. Первый раз в жизни ребята видели лес, когда он только готовился проснуться, и все ждали этого часа пробуждения…

По-прежнему было совсем тихо.

Мы подошли к столбу 4/28. Валера поднял левую руку с компасом к лицу, отщелкнул зажим стрелки и нацелился через прорезь и мушку.

— Вот сюда, — показал он рукой.

Линия азимута 75° шла прямиком через кювет, правее березки и упиралась в густой темно-серый осинник.

— Отряд, вперед! — скомандовал Валера.

С решимостью лыжника, прыгающего с высокого трамплина, один за другим мы перескочили через кювет и ринулись прямо в лесную чащу.

Под высокими осинами росли какие-то цепкие кустарники, садилась роса, седые листья были покрыты жемчужными капельками. Сперва промокли ноги и низ шаровар, потом — куртки на плечах, волосы на лбу. Мы попали в болотце, в кедах противно захлюпала вода. Я сжал челюсти, чтобы не стучать зубами от холода. Валера то и дело останавливался, проверял направление по компасу и показывал рукой, куда идти.

Он, Галя, Валя, Южка безропотно несли в своих рюкзаках мои ящики. Несомненно, тверже крышки больно давили им спины, мешали идти. Додумались тоже на фабрике бактериофагов изготовлять ящики не картонные, не фанерные, а из таких тяжелых сосновых досок!

Ирочка раза два вскрикивала — верно, натыкалась на что-то босой ногой. Но когда ее спрашивали: «Что с тобой?» — она неизменно отвечала: «Нет, нет, не беспокойтесь, я лучше вас дойду», — и прибавляла шагу, позванивая единственной своей ношей — ведром.

Джек все чаще принимался скулить и повизгивать.

— Ирочка, дай мне ведро, а сама возьми у меня топор! — крикнула Южка.

Девочки поменялись. И Джек тут же замолчал.

Валя сдержанно хихикнула. Я шел не оборачиваясь, делая вид, что ничего не замечаю.

Нас беспокоило, как мы найдем в сумеречном лесу ту расщепленную сосну, что была нарисована на чертеже; ведь мы могли её попросту прозевать и пройти мимо.

На наше счастье, рассвет приближался быстро, а лес редел. Одна за другой просыпались птицы. Где-то вдали иволга проворковала свою единственную музыкальную фразу, пеночка пискнула в кустах, зяблик сперва робко, потом уверенно запел утреннюю песенку.

Наконец невдалеке на горе на фоне желто-зеленого предрассветного неба мы увидели громадную сосну без верхушки.

— Ура-а Валере! Ура-а компасу! Не подвели, не ошиблись!

Верно, еще весенняя буря сломала сосну. Ее верхушка с порыжевшей сухой хвоей, расщепленная на несколько частей, свисала вниз.

Мы сели под сосной отдохнуть, переобуться, выжать носки и шаровары.

— Смотрите! — неожиданно воскликнула Ирочка. Она нашла записку, засунутую неглубоко между корнями сосны. Я прочел:

Ну, уж тут наш поэт Владимир Викторович, конечно, загнул. «Мильоны приключений» ему понадобились просто, чтобы выдержать размер стихов.

Но эти горячие слова здорово подняли наш боевой дух. Все выпрямились, гордо подняли головы. Наши стиснутые губы и сдвинутые брови говорили о решимости идти вперед, только вперед! Валера пошел в кусты и среди валежника отыскал там для каждого из нас по здоровенной палке — походному посоху.

Трудно было идти, мы то прыгали по кочкам болота, то продирались сквозь чащу кустарников, то путались в высокой траве. Я забеспокоился, если мы задержимся или вовсе застрянем, остальные отряды успеют не только достичь раньше нас острова Изыскателей, но и сварят и съедят суп, а бактериофаг обязательно нужно принять только натощак, за полтора часа до еды. Нет-нет, нельзя отдыхать, надо торопиться. Скорее, скорее вперед!