– Боже, – прошептала она, – я едва не стала женой столь безнравственного и бесчувственного человека… Надобно заказать молебен за упокой души призрака, которая спасла меня от этого чудовищного шага.

– Мудрые мысли! – заметил ей брат. – Я давно пытался убедить тебя, сестра!

Вдруг личико невесты Бобровского показалось мне знакомым. Где я могла увидеть ее? Говорят, она только начала выходить в свет. Мы нигде не встречались.

Затем последовала новость, на сей раз, неприятная для меня.

В углу зала сидели две важные особы – мать и дочь. Обе в одинаковых строгих серых платьях. Старшая дама частенько вставляла в разговоры замечания о развращенности современных нравов.

– Какое ханжество! – скривилась Климентина. – Все знают, как она вела себя в молодости даже при живом муже! О ее будуаре в Петербурге слагали легенды!

Скромная дочь всегда сидела молча, не говоря ни слова. Благодаря солидному состоянию, претендентов на руку барышни было много, но мать оставалась слишком придирчива. Ее могла устроить только самая блестящая партия для дочери. Ее старания должны были увенчаться успехом. Черты юной барышни не были лишены приятности, но плотно сжатые губы и сдвинутые брови искажали лицо.

– Сегодня у меня радостная новость, – вдруг бесцеремонно заявила дама, – вскорости состоится помолвка моей милой дочери.

– Любопытно, – хихикнув, шепнула мне Климентина, – кто осмелился породниться с семьей чудовищ?

– Граф Н* удостоился чести стать моим сыном, – продолжила дама.

Ее дочь вдруг перевела на меня злобный взгляд. Она прекрасно знала, что граф уделял мне внимание.

Теперь сохранить самообладание пришлось мне.

– Вы с братом знали? – шепнула я Климентине.

– Про помолвку с этой мадемуазель я слышу впервые, – ответила приятельница, – предлагаю вернуться домой, на сегодня слишком много волнений… Я расскажу вам о своих размышлениях…

Ростоцкий, не желавший слушать наши дамские разговоры, сказал, что желает прогуляться и вернется домой позднее.

Мы с Климентиной поехали вдвоем.

– Поэтому я не хотела с вами говорить о графе Н*, – спокойно начала Климентина, – надеялась, что вы позабудете его сами, не люблю вести драматичные беседы, достойные дурочек…

Понимаю, Ольга и Константин думали точно также.

– Граф польстился на состояние? – спросила я. – В свете говорили, что он богат.

– Нет, не на состоянии. Граф, действительно, богат, иначе хитрая мамаша не дала бы согласия на брак…

Я внимательно слушала ее слова. Граф богат, зачем ему жениться на этой кислой девице.

– Граф Н* из тех мужчин, которые предпочитают фривольный образ жизни, окружая себя милашками-актрисками, – спокойно продолжала Климентина, – Одной из которых оказалась бедняжка Коко. Конечно, и таким мужчинам приходится жениться дабы соблюсти приличия и продолжить род. Обычно их избранницами становятся тихие невзрачные барышни, готовые закрывать глаза на их похождения.

– Кошмар, неужто я похожу на унылую особу, – ахнула я.

Мне стало дурно, неужели я настолько скучна?

Климентина рассмеялась.

– Аликс, не вздыхайте, вы не похожи на сей неприятный образ! Именно это и удивило меня, когда граф Н* принялся ухаживать за вами. Мой брат говорил с ним, и к нашему удивлению, граф сказал ему, что вы смогли вызвать у него серьезный интерес…

– А потом он уехал и не писал, – вздохнула я.

– Увы, привычный стиль жизни оказался для него важнее, – пожала плечами Климентина.

В эти минуты беседы я поняла, что насколько мы с Климентиной сроднились. Я говорила с ней как с сестрой.

– Аликс, я высокомерна и люблю светские интриги, но я ценю дружбу, – сказала мне Климентина, – вы очень помогли мне… Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь… Если какая-то змея осмелится плести против вас интриги, я ее уничтожу.

– Благодарю, – ответила я, искренне радуясь, что обрела настоящего друга.

Удивительно, как часто вежливые барышни оказываются в душе подлыми злодейками, а резкие и дерзкие – верными друзьями.

К своему удивлению, новость о сущности графа не вызвала у меня бури чувств. Я восприняла как неизбежность. Климентина одобрила мое спокойствие.

– Забавно, что отгадка оказалась столь проста, – усмехнулась я, – а то я забеспокоилась, что скучная барышня смогла очаровать графа больше, чем я… Оказывается, он решил жениться на девице, которая не станет препятствовать его развлечениям с актрисами.

– Не завидую графу, – хитро улыбнулась подруга, – на сей раз он просчитался…

– Просчитался?

Климентина знала о высшем свете намного больше меня.

– Милая Аликс, вы скоро сами все увидите. Если я расскажу, это испортит вам все впечатление. Сюрприз будет ярким!

Барышня хитро улыбнулась.

– Ничего, потом увидит он вас на балу как Онегин Татьяну…

– О, нет! – прервала я, – мои слова будут гораздо короче и грубее речи Татьяны. Я буду готова позабыть приличие и повторить словечки, которыми ругаются стражники-казаки с Кавказа, когда выпьют слишком много местного вина.

Подруга одобрительно пожала мне руку.

– Бобровский тоже ужасен, – попыталась я высказать ответное сочувствие, чувствуя себя эгоисткой.

– Не стоит беспокойства, – ухмыльнулась Климентина, – я найду способ, как уничтожить его… даже нищая не захочет стать его женой…

Ростоцкая неисправима.

Мне снова вспомнилось лицо невесты Бобровского. Где я могла ее встретить? Размышляя, я перевела взор в окно, мы проезжали мимо Зимней Канавки. Видение ночи снова промелькнуло пред моим взором. О, Боже, эта барышня привиделась мне в кошмаре, призрак Коко показал мне это испуганное лицо… А ее взгляд – это был взгляд умирающей…

Сегодня у Ростоцкого я вновь встретил Стахова, который пребывал в прекрасном расположении духа. К нему вернулся былой веселый нрав. Однако меня настораживало то, что он ни словом не обмолвился о барышне Адель.

Ростоцкого это внезапное равнодушие также удивило, и он, не сумев сдержать любопытства, спросил:

– Вы навещали Адель?

Денис Стахов с удивлением взглянул на собеседника.

– Какая надобность мне навещать Адель? – поинтересовался он. – Неужто вы поддались сплетням, возникшим из пустоты?

– А неужто вы забыли про Пиковую Даму? – прервал я его ироничную речь.

Стахов смотрел на нас как на безумцев.

– Почему все болтают, будто я увлекался карточными гаданиями?! – воскликнул он с раздражением.

Выходит, наш друг позабыл о своих приключениях.

– Очень часто, человек побывавший за гранью, забывает многое, – задумался Ростоцкий, – но Денис также позабыл тайны карт, которые мечтал узнать…

Былой картежник запрокинул голову и закрыл глаза.

– Значит, это я обезумел? – спросил он устало.

– Нет-нет, – спешно заверил я друга, – ваше душевное состояние не вызывает опасений… Просто вам у Ростоцких стало дурно, а когда вы очнулись позабыли некоторые детали…

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Возможно, он только прикидывается, что ничего не помнит. Хотя версия Ростоцкого вполне вероятна, я не стал бы доверять Стахову.

Денис устало вздохнул.

– Какие детали? Детали о карточных гаданиях и о любви к дурочке Адель? – поморщился он.

Уверенность Стахова в своей правоте была непоколебима. Он готов был всех счесть безумцами. Особенно поражала его внезапная неприязнь к барышне, от любви к которой он страдал.

– Все не столь просто, – размышлял я, – кто-то пожелал, чтобы вы забыли обо всем… Но неужто мадемуазель Адель не вызывает у вас никаких чувств?

– Никаких, кроме желания держаться от нее подальше, – отмахнулся Стахов. – Меня всегда пугали барышни такого склада. А ее любовь к Типанскому? Неужели я влюбился в сумасшедшую?

Ростоцкий вопросительно смотрел на меня.

– Бестолковые сплетни, – ворчал Стахов, – вам не известно, что вчера в Петербург вернулась молодая дама, в которую я, действительно, влюблен. Три месяца я ждал ее возвращения, собирался сделать предложение. А что моя любимая узнает вернувшись? Я как безумец ухлестывал за дурочкой Адель! Теперь не знаю, пожелает ли она меня видеть.