Подобные чувства испытывали многие придворные дамы, а имя Гарри Роддни шепотом передавалось из уст в уста.

— Интересно, как это Гарри познакомился с де Шартелье, — сказала Генриетта Клариссе, когда они ехали по Пиккадилли. — Поговаривают, что он умирает от любви к госпоже маркизе. Но, безусловно, он не сможет прельстить ее в качестве нового жениха.

— Кто знает, дорогая, — цинично заметила Кларисса. — Ведь он так молод, а маркиз уже старик.

— Что ж, Гарри, разумеется, будет присутствовать на приеме, — продолжала Генриетта. — Но ведь мы не поддерживаем с ним отношений, не так ли, Эдвард? — обратилась она к своему толстому, с лицом развратника супругу.

Эдвард хмыкнул. Его сейчас больше занимали мысли об обильном угощении и превосходном вине, чем о людях, с которыми он скоро повстречается. Опять этой Генриетте надо было заговорить о Гарри Роддни! Она никак не могла смириться с тем, что Гарри не удостоил ее даже поклоном при их последней встрече. Все говорили о том, как сильно он изменился с тех пор, как вернулся из Индии и унаследовал деньги дяди. Кто-то рассказывал, что с ним произошел несчастный случай и он лишился памяти, однако Генриетта не верила в это; скорее, он лишился своих изысканных манер, саркастически замечала она. Теперь, когда он стал сказочно богат и занял высочайший пост в Ост-Индской компании, он слишком зазнался и стал еще более самодовольным.

— Если я увижу его сегодня, то просто пройду мимо, — продолжала Генриетта. — А если мне выпадет возможность поговорить с маркизой, то не премину предупредить ее, чтобы она не принимала во внимание его уверения в любви. Я постараюсь намекнуть ей на его нереспектабельное прошлое.

— А как насчет того, чтобы намекнуть на ваше прошлое, любовь моя? — язвительно вставил Эдвард и грубо расхохотался.

Генриетта сильно ударила его по ноге кончиком туфельки, отчего он взвыл и пригрозил разнести в пух и прах ее сооружение на голове. Растинторп, человек уравновешенный, запротестовал, а Кларисса глупо захихикала. Когда они добрались до места назначения, Генриетта была вне себя от раздражения.

Маркиз и маркиза де Шартелье стояли на верхней площадке лестницы самого красивого особняка, воздвигнутого напротив Грин-Парка полвека назад, и ожидали первых гостей.

Елена пребывала в странном состоянии — волнение, смешивалось с дурным предчувствием. Ведь сегодня она вновь встретится с Генриеттой Памфри и Клариссой, хозяйкой почившего Зоббо, а также со многими другими, кого она знала в прошлом, но смела лицезреть лишь издали, с почтительного расстояния, как простая служанка.

Для нее было необычно и одновременно горько-радостно ощущать себя хозяйкой, которая вот-вот начнет принимать своих гостей; чувствовать себя одной из богатейших женщин Лондона, носящей один из самых почетных титулов в истории Франции.

Платье ее было от знаменитого портного. Сшитое из переливающегося серого атласа, вышитое золотой нитью, длинное и довольно узкое, оно было оригинального фасона, не скрывающего восхитительного изгиба ее бедер, с высокой талией, с короткими рукавами-буфами и низко вырезанным корсажем, подчеркивающим красоту ее пленительной груди. На плечи была наброшена золотая кружевная пелерина, на шее сверкало уникальное бриллиантовое ожерелье из коллекции маркиза. Огромные бриллианты красовались в ее ушах, переливались на запястьях и длинных изящных пальцах. Вновь по желанию маркиза она не напудрила волосы, а распустила их пышные блестящие локоны по плечам и груди. На ее бледном лице глаза казались неестественно огромными и черными. Еще никогда она не была столь прекрасна, а простотой и элегантностью своего платья, безусловно, затмевала всех женщин, прибывших на бал.

В хрустальных люстрах сверкали тысячи свечей, освещая огромную залу. Скрытый за пышными гирляндами цветов, играл оркестр. В полночь гостей ожидал роскошный банкет. Лакеи в униформах сновали с серебряными подносами, подавая изысканные яства и тончайшие вина.

Люсьен прекрасно понимал, что чувствует его молодая красавица жена. И он старался развлечь ее обсуждением отвлеченных проблем.

— Помнишь, Обри говорил тебе, что я получил известие с французского судна: приверженцы Наполеона уже устали от его системы правления, и Франции хотелось бы вновь возобновить с нами торговлю? — спросил он.

Елена спокойно отвечала:

— Да, я видела это послание. Уверена, что мир между Францией и Англией восстановится этим летом.

— Понадобится несколько лет, чтобы разрешить наши споры. Наполеон все еще настроен очень категорично и пока непреклонен. Тем не менее твой дебют происходит в великое время, дорогая. Если я буду хорошо себя чувствовать, мне бы очень хотелось в ближайшие месяцы стать свидетелем спуска на воду первого парохода, сконструированного в этой стране. Одно из самых волнующих событий. Также я попросил Обри навести справки об использовании газа для освещения наших домов. Скоро будет и это. Мистер Мердок уже использовал газ для освещения фабрики.

Елена пыталась вникнуть в слова мужа.

— Мне кажется, я всегда буду предпочитать свечное освещение, — проговорила она. Затем, приблизившись к мужу вплотную, слыша его сухой кашель и видя, как он изможден и плохо выглядит, несмотря на изысканный черный бархатный камзол, расшитый золотой нитью, она добавила: — Иногда я боюсь, что нынешний образ жизни совсем не подходит вам, Люсьен. Умоляю вас, не оставайтесь из-за меня в Лондоне.

— Я чувствую себя достаточно хорошо, — возразил он решительно. — Мне очень хочется увидеть ваш триумф и насладиться им вместе с вами, дорогая. Уверяю вас, это доставит мне величайшее удовольствие.

— Сэр Гарри, — объявил дворецкий.

Тонкие губы Люсьена искривились.

— Итак, вне всякого сомнения, он пришел первым и уйдет последним. Посему, дорогая, сделайте этот вечер для него таким, как он того заслуживает.

Елена промолчала. Маркиз по-прежнему посмеивался, пока баронет поднимался по лестнице. Елена смотрела на приближающегося Гарри. До чего же он строен и красив; до чего изящен в светлом парчовом камзоле, в напудренном парике и с горящими страстью глазами! Несмотря на все усилия Елены держать себя в руках, сердце ее отчаянно забилось. Ненависть и страстное желание, словно дьявольские близнецы, пронзили ее. Но, несмотря на смятение, овладевшее всем ее существом, она с загадочной улыбкой протянула Гарри руку, унизанную бриллиантами, и проговорила:

— Добро пожаловать, сэр. Как мило, что вы пришли пораньше.

— Я не мог больше ждать, так мне хотелось увидеть вас, — ответил он, склоняясь над ее рукой, а затем повернулся и поклонился маркизу. Он мало виделся с Люсьеном и в Лондоне и в Брайтлинси. Его не мучила совесть по отношению к маркизу, ибо он был убежден, что Елена не любит своего престарелого супруга и несчастлива с ним. Стало быть, она нуждается в утешении, и Гарри поклялся, что добьется того, чтобы стать ее единственным утешителем. — Ваше великолепное платье делает вас просто божественной, мадам, — тихо проговорил Гарри. — Я очарован.

Она улыбнулась, ее бархатные глаза смотрели ласково. И в то же время в них зажегся какой-то удивительный огонь, заставляющий сладостно трепетать тела их обоих. Он восхищался каждой, даже крошечной, деталью ее наряда, однако мысленным взором, как и все последнее время, видел лишь одно: скрытые от стороннего взгляда тайные красоты ее пленительного тела, которое он жаждал заключить в свои объятия. Сейчас он стоял чуть в стороне, наблюдая за тем, как она приветствует остальных гостей, о которых объявлял дворецкий — парами или поодиночке.

— Его светлость герцог Фардингейлширский.

— Лорд и леди Данмороу.

— Достопочтенные мистер и миссис Джордж Картин.

— Леди Амелия Фицгейл и мисс Арабелла Фицгейл…

Зычный голос дворецкого в сверкающей униформе продолжал монотонно объявлять новоприбывших, хозяйка и хозяин дома торжественно приветствовали гостей. Люсьен одаривал всех очаровательной улыбкой, ему отвечали тем же. Но восхищенные взгляды гостей намного дольше задерживались на его молодой жене, стоявшей рядом. Проходя в блистающую огнями залу, гости шептали друг другу: