Валя наступила носком ботинка на комочек земли и принялась растирать Его в порошок. Юра смотрел на неё и ждал.

С речушки повеяло холодком. Комочек под Её ногой не хотел рассыпаться, и Его крупинки вдавливались в сырой грунт.

— Я узнавала. Топографы прииску не нужны. Не катать же мне тачку? — наконец проговорила она, не поднимая лица.

— Зачем же тачку? Можно на пробуторку или на проходнушку. Работает Женя, и Ещё как…

— Опять эта Женя? — вспыхнула она и посмотрела на него отчуждённо. — У меня нет причины подмазываться…

Она повернулась и быстро пошла к посёлку.

Белый снег на сопках почернел и грязными ручейками скатывался к реке. Юра шёл позади, и с каждым шагом расстояние, разделяющее их, увеличивалось. Он опустил голову и совсем не спешил.

ГЛАВА 7

Схлынул весенний паводок. Ключи и речки вошли в свои берега, но вода продолжала оставаться мутной, как в половодье. Работающие приборы делали Её похожей на сусло.

Однообразные звуки приисковых работ неслись по распадку «Пятилетки». С печальным стоном падала вода со шлюзов. С глухим шорохом рассыпались эфеля по отвалам. Ритмично постукивали скребки пробуторщиков. Громыхали тачки по трапам, и далёким громом грохотали по бункерам камни и щебень. И все эти звуки прорывались сквозь несмолкаемый говор воды и снова тонули в Её монотонных напевах.

Только в тишине пересмен, как канонада Единого наступления на мерзлоту, прокатывались по тайге гулкие взрывы.

В этот день рабочим шестого прибора предоставили выходной. С планом лихорадило. С самой весны ни одного облачка. Ключи пересыхали, для приборов не хватало воды. На комитете решили забойщиков подменить добровольцами из молодёжи. И вот теперь со всех сторон к забою подходили ребята.

Ещё не доходя до забоя, Юра сбросил рубаху и припустил напрямик, перепрыгивая через лужи и балансируя на скользких валунах. Широкоплечий, здоровенный, коричневый от загара, он забавно надувал щёки и прыгал. Чудак парень.

— Ну скажите, не балбес? Ребята, да вы посмотрите на Юркину мордаху! А Ещё руководящий товарищ, — захохотал Булычёв. — Да иди же скорей, чёрт здоровый! Тут ждут, а он себе забавляется.

Юра сразу посерьёзнел и, подойдя к ребятам, распорядился:

— Валерка, бери ребят и становись в забой. Ты, Вася, вместо того чтобы орать, привёл бы в порядок трапы. Будешь заниматься откаткой. Расманов, тебе девушек — и на пробуторку. Учти, Если будут сносы, разжалуем к чертям. Понял? А теперь самое главное. Сегодня с прибора надо снять больше минимум на полкилограмма. Пусть все знают, что можно работать лучше. Ну что, поехали? — Он тут же выбрал тачку покрепче, лихо крутанул и покатил Её к забою.

Ребята разобрали инструмент, сбросили рубашки. Краевский открыл задвижку в водозаводной канаве, и прозрачная струя хлынула со шлюза, растекаясь по отвалу.

Юра нагрузил первую тачку.

— Пошла! Поехала! — Колесо пискнуло и весело запрыгало по настилу. Крепче, крепче руки. Надо всё делать красиво. Несколько напряжённых метров — и Юра наверху. Теперь с фасоном опрокинуть, одним махом, так, чтобы всё содержимое в бункер.

Тр-р-ррр… — загрохотало по доскам. Вода бурлит под ногами. Камешки бегут как живые, ударяясь о голенища сапог.

Забегали скребки в руках пробуторщиков. Туда-сюда, туда-сюда. Ребята смеются.

— Хорошо, чёрт возьми, хорошо! Смотрите внимательно за сносами, а то знаете?.. — И Юра помчался снова вниз к Валерке.

Игорь важно толкает тачку. Он не спешит. Юра увидел, что у него под погрузкой стоит вторая, резервная. Он тоже подготовил себе лопату и на этом выиграет время.

— Давай будь человеком. У Игорька две тачки, — ворчит он на Самсонова. И в тачку, в тачку, только звенит лопата. А сам не спускает глаз с Краевского. — Есть! — Юра бегом вверх и уже наступает на пятки Игорю. — Не задерживай! Время — золото! — Они почти одновременно опрокинули в бункер пески и вперегонки обратно. — Ты двойной тягой. Ну и чёрт с тобой. Всё равно не возьмёшь. Понял? — бросил насмешливо Юра и шмыг вперёд.

Игорёк промолчал. Важно завести Юрку. Он не уступит, да и остальные подтянутся.

У трапов заминка. Юра в сторону и по камням, по лужам. Только подпрыгивает тачка и жалобно позванивает чугунное колесо.

— Куда! Совесть имей, моя очередь!

— Не спи! Забой широкий, кто мешает! Кто зевал, тот воду хлебал, — хохочет Юра и снова за лопату. Скорей, скорей. Пока добрался паренёк, что возмущался, Юра уже снова наверху.

Теперь уже все стараются обогнать друг друга. Лица возбуждены. Руки словно приварены к тачкам. У забоя очередь. Юра вытер лицо и вынул папиросу. Солнце удивительно быстро плывёт по небосклону. Не успели откатить по сто пятьдесят тачек, а оно уже над головой. Роса высохла. Над разрезом снова коричневая дымка, а сопки тонут в синеватом мареве.

— А что, ребята, неплохо работнули! Интересно, как там на шлюзах? — и Юра туда.

Расманов наклонился над головкой прибора. Руку в воду — ив карман.

— Ты это что? Самородок?

— Ну да. Мы же договорились подъёмное золото сдавать на счёт строительства клуба. Ты что, забыл? — Расманов посмотрел на него с такой искренностью, что Юра остыл.

— Да разве с прибора? Или ты дубина или прикидываешься? А Если говорить по-честному, я думал другое. Но, к сожалению, у меня нет основания это утверждать.

— Ну и дура же ты, Юрка. Какая дура. Так можно навести тень на кого хочешь. Да Если бы я хотел… Неужели ты думаешь, не мог это сделать без тебя?

Юра смотрел на него пристально и не совсем дружелюбно. Олег обиженно отвернулся и швырнул самородок обратно.

— Да что, мне больше всех надо? — взялся он за скребок.

И Юра устыдился своего подозрения.

— А ну, дай сюда! — Юра вырвал у Расманова скребок. — Разве так буторят? Вот так надо. — В Его руках замелькала ручка скребка. Вверх-вниз, вверх-вниз, — Вот

камешек. Ты Его вот так краешком — и в сторону. А теперь уголочком — и вбок. — Булыжники у Юры выскакивают из колоды, как рыбки, и прямо со шлюзов вниз. Скребок умело ворошит пески, подхватывает крупные камни, и они хлюпаются под прибор. — Понял, как надо? — Он сунул Расманову в руки скребок и побежал к своей тачке.

Ребята успели передохнуть, и снова громыхают тачки по эстакаде.

— Сколько у тебя, Игорёк? — спросил, не останавливаясь, Юра.

— Сто девяносто. А у тебя?

— Двести три.

— Верно. А я думал, соврёшь.

— Значит, считаешь, — усмехнулся Колосов. — Ну теперь чёрта два обскачешь.

В узком распадке пошло хорошее золото, но не было воды и работали на проходнушках. Девушки мыли рядом с агитбригадой Алексеева.

Проходнушка — это почти маленький промприбор. Три двухметровые доски, сколоченные желобком, с торцовой вставкой с одной стороны. Над ней маленький бункерок — головка устройства. На низ желобка укладывается мешок, или, как Его называют, мат. Под бункером на подкладках железный лист с насверлёнными отверстиями — грохот. А ниже, по всей длине шлюзика, на мат укладывается деревянная рамка с врезанными поперечными планками, напоминающими лесенку. Называют это трафаретом, и служит он для улавливания металла. На забрасываемые в бункерок пески льют воду специальным ведёрком. Пробуторивая грунт, сбрасывают в отвал.

Это простенькое промывочное устройство легко переносится по забою, требует мало воды и доступно каждому неопытному промывальщику.

Девушки на носилках подносили к проходнушке пески. На промывке работало двое. Одна, круглолицая, плотная, в резиновых сапогах, стояла в отвале и орудовала скребком. Вторая, стройная, в комбинезоне и в брезентовых рукавицах, черпала воду из лужи и напевала. Её загорелое лицо с высохшими брызгами казалось веснушчатым. Поднимая тяжёлый черпак, она морщила лицо. Тогда Её голос начинал звучать глухо и тихо. Казалось, поют двое. Одна весёлая, а вторая печальная. И обе поют слаженно.

Никто бы, пожалуй, не узнал в этой усердно работающей девушке белоручку.