Он подтянул голенища сапог и чуть не бегом припустил к диспетчерской, проворно размахивая руками.
Фомин бессмысленно смотрел Ему вслед. Его не успокоила наивная ложь Каца. И обмануть Исаак как следует не умел. Теперь многое становилось понятным. Обида и гнев захлестнули.
Сергей быстро прошёл по карьеру и сразу направился к дому Каца.
В тамбуре до него донёсся мягкий басок.
— Поедешь на прииск «Борискин», найдёшь Соллогуба. Он всё знает…
Фомин быстро открыл дверь и вошёл. В комнате было двое мужчин. Золотозубый, широкоплечий блондин с нагловатыми глазами стоял у порога. Он сразу попрощался и вышел. Второй по-домашнему развалился на диване и дымил длинной английской трубкой. Алла Васильевна суетливо убирала со стола.
— Прошу извинить за вторжение. Но у меня к вам, Алла Васильевна, срочный разговор, — резко проговорил Фомин.
Мужчина поднялся. Алла Васильевна вытерла руки о полотенце и, улыбаясь, обняла Сергея.
— Познакомьтесь с моим добрым другом Поплавским. Это Сергей Константинович, чекист и мой покровитель.
Поплавский театрально наклонил голову и протянул руку.
Сергея охватило желание отбросить от себя Левченко, ударить в улыбающуюся физиономию Поплавского и сказать всё, всё… Но страх сковывал Его, и он с ужасом чувствовал свою беспомощность.
Поплавский ухмыльнулся и опустил руку.
— Простите, но я тороплюсь. Служба, — проговорил он с улыбочкой и надел фуражку.
— А чай? — любезно предложила Алла Васильевна, отпуская Сергея.
— Нет, нет, дела. Завтра на седьмом прорабстве должны быть лопаты Беккера и грейдеры. Техснабжение теперь — это тысячи людей, километры дороги, это золото в казну страны. Ну, будьте здоровы. — Поплавский отвесил общий поклон и вышел.
— Ого, мой кролик, как видно, меня ревнует? Я даже рада: значит, не старею. — Она сузила глаза и пристально посмотрела на Фомина.
Они стояли друг против друга. Один — возмущённый до глубины души и с тысячами смутных подозрений. Вторая — насмешливая и зовущая.
— Что это за подозрительные мужчины? Особенно этот золотозубый? Мне кажется, я где-то видел это лицо.
— Подозрительные? Почему? Наверное, так же как и ты для них, — сладеньким голоском ответила она, хотя глаза сверкнули холодом.
— Довольно, Алла, — резко оборвал Сергей. — Поездки по приискам, сомнительные встречи, самородок у печки. Не считаете ли вы, что это всё серьёзнее, нежели ревность?
— Поездки, встречи самородки… Ах, ах! Ну продолжайте. На какие Ещё ужасы способна ваша фантазия? — засмеялась она беспечно.
Это сразу обескуражило Фомина.
— Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы заинтересоваться вашими делишками кому следует.
— Бедный, несчастненький кролик. Он так любит лакомиться в чужом огороде, но трусливо прячет ушки, когда где-нибудь хлопнут дверью, — снова засмеялась она, но глаза испытующе прощупывали Сергея.
Под окном прогудела машина. Левченко посмотрела в окно. Ноздри Её тонкого носа затрепетали.
— Всё это глупо и старо, как мир. Я ведь вижу, как трясётся ваш хвостик. Значит, вы решили с этим старым Евреем разыграть инсценировку, чтобы поскорее выпроводить меня? У меня тоже возникли кое-какие подозрения, и во всём этом, конечно, необходимо разобраться. Вы говорите, что Исаак, которому вы потворствуете, показывал вам самородок? Это, пожалуй, стоит внимания. — Она на миг задумалась. — Ну что же, пройдёмте вместе в райотдел и постараемся разобраться. Пусть прополощут наши косточки. Мне нечего бояться.
Сергей растерялся. Он чувствовал себя так нехорошо, словно Его сейчас выкатали в грязи.
— Алла Васильевна, прошу вас, уезжайте, — прошептал он.
— Это почему же? А потом, кто вы мне, чтобы определять черту моей оседлости? Или вы боитесь, что придётся заглянуть туда, куда бы вам не хотелось?
Она насмехалась.
— Слабы вы на расплату! А не побоялись влезть в чужую семью, находиться в связи с подозрительной женщиной и Ещё делать Ей сомнительные услуги. А этого старика надо тряхнуть. Не посыпятся ли из него и другие самородки…
Сергей молчал. Если бы он и пошёл, то пришлось бы выступить с обвинением против себя и Каца. Что мог он сказать? Самородка нет, и разве можно Его разыскать? Значит, подвести себя, несчастного старика, который ради него вышвырнул злосчастный самородочек. Эта женщина была способна на всё.
Левченко вышла в другую комнату и быстро переоделась.
— Я готова, пойдёмте! Ну, что же вы, кролик! Я жду!
— Я ничем не располагаю, кроме личных подозрений. Нет, Алла Васильевна, я никуда не пойду, — пробормотал он, пряча глаза.
Левченко распахнула дверь.
— Тогда вон! Вон! — повторила она. — И забудьте, что вы когда-либо меня знали.
Фомин вышел. Он потерял всякое уважение к себе. Нужно всё начинать сначала. Но как?..
ГЛАВА 6
Дорога на прииск испортилась. Татьяна возвращалась до трассы пешком. Идти было трудно, ноги то скользили по липкой глине, то хлюпали по снежной каше, обдавая одежду грязными брызгами. Солнце припекало, от Яркого света глаза болели и в тёмных очках.
Весна! Даже не верилось. Казалось, что снова набежит туча, закутает солнце в мохнатую шубу, пойдёт снег. Но нет, была настоящая весна. Об этом журчали весёлые ручейки. Весеннюю песню насвистывали стайки снегирей, взлетающие из-под ног. Твердила о весне и серебристая чешуя снега. Напевало сердце. Татьяна схватилась за ветку берёзки, и в руке остались зелёные почки с горьковато-терпким запахом листьев. Хорошо…
За поворотом дороги над седыми вётлами метнулся коричневый дымок. Она легко вбежала на насыпь и подняла руку. Выскочивший из пыли грузовик, вильнув кузовом, остановился. Из кабины выглянуло молодое загорелое лицо.
— Ах, это вы, Таня? Пожалуйста! — Водитель разостлал на замасленном сиденье телогрейку и распахнул дверку. — Прошу.
— Спасибо. — Татьяна подобрала юбку, уселась, протёрла ветровое стекло платком и посмотрела на парня. — Вы извините, но, честное слово, я что-то вас не припомню.
— Откуда же? Нас много, а вы… — Он не договорил и включил скорость. Машина рванулась. Встречный ветер пахнул прохладой и шаловливо разметал пряди волос по Её лицу. Что-то счастливое наполнило душу и защекотало в глазах. Отчего? Может, из-за Лёнчика? Он впервые со своей агитбригадой добровольно вышел на расчистку руслоотводной канавы, вернулся мокрый до нитки, но с весёлым лицом. До этого он только охотно выступал в самодеятельности — плясал.
А возможно, потому что Игорёк, провожая, заботливо завязал ей шарфик и нежно заглянул в глаза…
Так-так-так, — отстукивал мотор. Верно-верно-верно, — твердили колеса. Да-да-да, — отзывалось сердце.
Раздался хриплый сигнал. Татьяна открыла глаза. Они спускались к мостику через реку Оротукан. Водитель притормозил, вынул папиросу и, скосив на неё глаза, выбросил в окно.
— Что так?
— Да ну Её. В кабине и так душно, Ещё разболится голова.
Кто он, этот молчаливый и внимательный паренёк? Да мало ли замечательных парней прибыло на Север.
У моста, рядом с домиком дорожников, остановилась встречная машина. Из кабины вылез плотный блондин и, забросив на плечо костюмную пару, лениво направился к домику.
Что такое? Страшно знакомый костюм, но чей? Она рассмотрела полосатую подкладку, схваченную у полы зелёной ниткой. Вспомнила — Юрин. Это она как-то наскоро прихватила отпоровшийся уголок.
— Стойте! — схватила она за руку водителя. Выскочила из кабины и бросилась к бараку.
Татьяна вбежала в помещение и не сразу различила людей: в закопчённое окно Едва пробивался тусклый свет. Блондин бросил на нары брюки и, отодрав подкладку рукава, разглаживал на руке ткань. Татьяна схватилась за полу пиджака.
— Как вы смели? Это вещи Колосова! Отдайте сейчас же!
Блондин насмешливо скривился.
— Отдайте! — повторила Таня, — Вы украли…
— Украли? Да вы что! Это мне мамаша подкинула из Одессы, — уставился на неё рачьими глазами блондин и расхохотался. — Кисочка, ну зачем так пугать? Да и не надо сильно тянуть. Так можно порвать шикарный клифт.