— Опять двадцать пять. Да ты что это? — остановился он в двери и оглянулся. — Наших отношений лучше не затрагивай. Если ты не дура, думаю, сообразишь.

— Каких это отношений? Наглец.

Татьяна вышла. Шёл снег, крупный и редкий, как листопад. Было по-весеннему тепло и сыро. В конце улицы, у обрыва толпились мальчишки с салазками. Среди них она увидела знакомую беличью шапку.

— Дядя Миша, а у меня на подрезах. Смотри, во! — Краснощёкий пузан в снегу до глаз перевернул санки…

— А, товарищ Самарин, здравствуй. Так говоришь, на подрезах? Ишь ты, молодец.

— А у меня наточенные…

— Нет, дядя Миша, со мной: он Ещё пацан, вывалит, — подскочил третий постарше и оттолкнул того в снег. Завязалась борьба, только мелькали голые головы и обледеневшие шубки.

— Не годится, товарищи, а то не поеду ни с кем.

— А пусть не лезет, троешник.

— Ах, троешник, тогда не надо. Давай твои.

Краснов выбрал санки и стал усаживать ребят кого куда.

Когда Татьяна подошла к спуску, Краснов уже стоял весь в снегу. Санки валялись вверх подрезами, а вся орава, хохоча, шапками отряхивала Его одежду.

— А, Таня? — поднял он глаза. — Я уже прокатился.

— Дядя Миша, когда к нам в школу? У нас уже белка, горностай и куропатка, — кричал Ему сверху малыш.

— Неправда! Белка подохла. Не стала Есть и подохла, — поправил Его второй.

— Ну вот что, герои. В школу я зайду завтра. А теперь у меня другие дела. А ну, все на горку, кто первый!

Татьяна пошла рядом.

— Фанера вся, а общежития не закончены. На половине останавливаться нельзя.

— Понимаю, Таня, но у нас ни листа. Впрочем, Есть один вариант, но придётся Ехать на Атку за двести километров. Машина моя. Согласна?

— Почему я?

— А потому что лимиты использованы, потому что фанера нарасхват и никому другому не получить, а ты привезёшь. Хорошо?

Татьяна кивнула.

Был уже час ночи, посёлок засыпал. Мороз щекотал лицо. Над посёлком висела луна и с высоты озирала разросшийся Оротукан.

ГЛАВА 5

В начале апреля несколько дней дул южак. Тёплый ветер подточил сугробы, навесил хрустальную бахрому на карнизы крыш. На дорогах запарили проталины.

Потом ветер утих, ночью прошёл снег, и снова выглянуло солнце. Это была Ещё не весна, но зима уже отступала. С тайги сбежала серая хмурь. Белели склоны распадков. Терялись в ослепительном сиянии купола сопок. Воздух насыщался влагой и мягчал. Только ночь куталась в густую туманную мглу.

Наступили самые напряжённые дни подготовки к весне. Дорожники очищали кюветы, наводили временные мосты, сооружали переправу через Колыму. На горных участках вскрывали пески, строили приборы, сплотки, руслоотводные канавы. В мастерских ремонтировали оборудование. Уходили в поле поисковики. Водники готовили суда к навигации. В тайгу шли тракторы.

Колосов вернулся из леса, он сдержал слово. Колонна автомобилей заканчивала вывозку последних кубометров древесины для клуба. В конторе Его ждал Прохоров.

— Не ладится у меня с ворьём. Говорить не хочу, но может кончиться плохо. Или меня… или я кого-нибудь. Так что направьте обратно в тракторный.

— А что такое?

— То динамку подменят, то свечи вывернут. Как ни день, обязательно пакость. Поймаю, и всё… Зачем мне это надо?

— Хорошо, Прохоров. Иди, подумаем.

Надо принимать какие-то меры. Дороги тяжёлые, кого попало не посадишь за руль. Жульё настойчиво изводило Прохорова, а это был лучший водитель. Колосов не знал о Его взаимоотношениях с ворами и потому не понимал истинных причин.

Мимо окон, блеснув лаком, промчался «роллс-ройс» и остановился у проходной. Пока Юра вызвал Краснова и сообщил о прибытии руководителей Дальстроя, машина проскочила в жилую зону.

Нашёл он Берзина в столовой лагеря. Тот сидел с водителем Яном и Ел из алюминиевой миски.

— Начальник механической базы Колосов, — отрапортовал Юра и покосился на раздаточное окно.

Напуганный посещением большого начальства, повар суетился и что-то торопливо докладывал одному из приезжих.

— Садитесь, товарищ Колосов, и пообедайте с нами, — спокойно проговорил Берзин. Его большие серые глаза доброжелательно встретились с Юриным взглядом.

— Спасибо. Я уже обедал, а кроме того, в посёлке у нас очень хорошая столовая, — начал было Колосов, но директор Дальстроя неожиданно спросил:

— Скажите, товарищ Колосов, вы как хозяйственный руководитель что считаете своей основной задачей?

Вопрос Берзина Его удивил. Разве не главное — выполнение производственного плана? Юра так и ответил.

— Нет, выполнение плана должно быть только следствием. Главное… — Он так и не договорил. В дверях показался Краснов.

— Где же Владимир Васильевич? Разве он не приехал?

Берзин показал глазами на раздаточное окно.

— Занимается кухней. Забастовал наш Васильевич. Говорит, что пробовать пищу больше не в силах, потерял всякие вкусовые ощущения. — Он улыбнулся и кивнул на водителя. — Да и я уже не могу. Хорошо, Ян человек сильный. Теперь на него вся надежда.

Тот сделал испуганное лицо и замотал головой.

— Всё, всё. Больше нету и я…

Краснов уже знал правило Берзина заезжать во все столовые и проверять, как организовано питание.

Вытирая руки полотенцем, из кухни вышел Репин.

— Здравствуй, Михаил Степанович. Знакомился с меню и приготовлением обедов. Ничего, но слишком всё однообразно. Посмотрели бы, как организовано дело на Стрелке. Те же продукты, а сколько изобретательности.

— Да, на Стрелке кормят хорошо. Пошлите своих поваров, пусть поучатся, — Берзин поднялся, надел, кожаную тужурку, взял шапку и кивнул Краснову. — Ну что же, товарищ начальник, пойдём, покажи, как живут у вас люди.

В бараках было чисто. Шторки, драпировки, тумбочки придавали уют. Обстановка подтЯнула и заключённых.

Они сидели кто на койках, кто за столом, все опрятные. Берзин поздоровался и остановился у порога.

— Это хорошо, даже очень. Так следует сделать и в других лагерных пунктах. Совещание начальников лагерных подразделений Есть смысл провести здесь. Вот и познакомятся с организацией быта, — сказал он Репину и посмотрел на Колосова. — Вы это неплохо решили.

— Ну, положим, я тут не особенно виноват…

Но Берзин уже взял; под руку Репина, что-то тихо сказал и прошёл с ним к столу. Их сразу обступили заключённые.

— Гражданин начальник, когда же амнистия?

— Денег мало дают с лицевого счёта…

— Гражданин директор, у меня личный вопрос, — протолкался Прохоров.

— Сначала посмотрим, как вы тут живёте. Вечером будем принимать в одном из бараков. Подготовьте, что у вас наболело, разберёмся. Начальнику лагеря вместе с председателями коллективов подработать вопросы, которые следует разрешить. Общие жалобы можете высказывать сейчас — такие, как питание, нарушение законности.

— Жалоб нет, гражданин начальник, — выступил на шаг вперёд Копчёный. — Живём, как видите, неплохо. Вот прокурор допускает нарушения.

— Какие?

— Не ведётся приём по личным вопросам.

— Да-да, было такое. Транспортные затруднения. Теперь всё наладится. Что Ещё?

— Всё. Да, впрочем, Ещё: я водитель, а вот дневалю. Не доверяют…

— Зайдёте вечером, поговорим.

Откуда-то вывернулся Лёнчик. Он шмыгнул носом и, пряча глаза, скривился:

— Ездит вас тут, а толку? Перца нет, лавровый лист не дают. Вместо мяса — консервы…

— Да, заменяем, — подтвердил начальник лагпункта.

— А мне никто десять лет не заменяет на восемь, — перебил Его зло Ленчик.

На него зашумели заключённые. Берзин подождал, когда все успокоились, и так же спокойно сказал:

— Есть, молодой человек, чудесное качество человека — это личное достоинство. Надо обязательно научиться уважать себя и других…

Обошли все бараки. Проверяли постельное бельё. Заглянули в бытовые мастерские и каптёрку. Начальник Дальстроя был внимателен и требователен. Потом он попросил провести Его в штрафной изолятор и беседовал со штрафниками. И только после обследования лагпункта Колосову удалось затащить Его в мастерские.