Смутны своды золотые,

Тайно воинства святые 

Светят на стенах,

И стоит, у кипарисной

Дивной раки,с рукописной

Книгою, монах.

Синий бархат гробно вышит

Серебром... Она не дышит,

Лик ее сокрыт...

Но бледнеет он, читая,

И скользит слеза, блистая,

Вдоль сухих ланит.

25.I.16

В горах Сицилии, в монастыре забытом,

По храму темному, по выщербленным плитам,

В разрушенный алтарь пастух меня привел,

И увидал я там: стоит нагой престол,

А перед ним, в пыли, могильно-золотая,

Давно потухшая, давным-давно пустая,

Лежит кадильница - вся черная внутри

От угля и смолы, пылавших в ней когда-то...

Ты, сердце, полное огня и аромата,

Не забывай о ней. До черноты сгори.

25.I.16

Когда-то, над тяжелой баркой

С широкодонною кормой,

Немало дней в лазури яркой

Качались снасти надо мной...

Пора, пора мне кинуть сушу,

Вздохнуть свободней и полней

И вновь крестить нагую душу

В купели неба и морей!

25.I.16

Дурману девочка наелась,

Тошнит, головка разболелась,

Пылают щечки, клонит в сон.

Но сердцу сладко, сладко, сладко:

Все непонятно, все загадка,

Какой-то звон со всех сторон:

Не видя, видит взор иное,

Чудесное и неземное,

Не слыша, ясно ловит слух

Восторг гармонии небесной

И невесомой, бестелесной

Ее довел домой пастух.

Наутро гробик сколотили.

Над ним попели, покадили,

Мать порыдала... И отец

Прикрыл его тесовой крышкой

И на погост отнес под мышкой...

Ужели сказочке конец?

30.I.16

По снежной поляне,

При мглистой и быстрой луне,

В безлюдной, немой стороне,

Несут меня сани.

Лежу, как мертвец,

Возница мой гонит и воет,

И лик свой то кажет, то кроет

Небесный беглец.

И мчатся олени,

Глубоко и жарко дыша, 

В далекие тундры спеша,

И мчатся их тени

Туда, где конец

Страны этой бедной, суровой,

Где блещет алмазной подковой

Полярный Венец,

И мерзлый кочкарник

Визжит и стучит подо мной,

И бог озаряет луной

Снега и кустарник.

30.I.16

На треножник богиня садится:

Бледно-рыжее золото кос,

Зелень глаз и аттический нос

В медном зеркале все отразится.

Тонко бархатом риса покрыт

Нежный лик, розовато-телесный,

Каплей нектара, влагой небесной,

Блещут серьги, скользя вдоль ланит.

И Улисс говорит: "О, Цирцея!

Все прекрасно в тебе: и рука,

Что прически коснулась слегка,

И сияющий локоть, и шея!"

А богиня с улыбкой: "Улисс!

Я горжусь лишь плечами своими

Да пушком апельсинным меж ними,

По спине убегающим вниз!"

31.I.16

На Альпы к сумеркам нисходят облака.

Все мокро, холодно. Зеленая река

Стремит свой шумный бег по черному ущелью

К морским крутым волнам, гудящим на песке,

И зоркие огни краснеют вдалеке,

Во тьме от Альп и туч, под горной цитаделью.

31.I.16