— Лиарена, — заплакала вдруг Инрисса, — это ты меня прости, радость моя! Я же столько лет считала, что убила тебя тем переносом… ведь из последних сил бросала… потом сознанье потеряла… пришла в себя только через месяц, Вайз из-за грани вытащил. Но о себе я не думала, всех, кто попадал из доранта Гардеро о найденных сиротках спрашивала… и никто о таких не слышал. Потому и решила будто промахнулась… или еще страшнее, никто тебя не нашёл…

— Матушка, — вскочила со стула дорина, бросилась к матери и, заливаясь ответными слезами, крепко обняла её голову, прижала к себе, принялась нежно гладить худые плечи и спину.

— Рис!

— Лиа! — двое мужчин уже стояли рядом с ними, пытаясь утешить, успокоить и, не зная, как это сделать, не разорвав объятий, к которым мать и дочь шли двадцать лет.

Первой взяла себя в руки Инрисса, подняв лицо, нежно поцеловала руку дочери, и, бережно отстранив её от себя, передала Тайдиру, мигом утащившему жену в самое дальнее кресло.

— Родная… — тихо шептал горько крививший губы Экард, — забудь… как страшный сон, теперь у нас всё будет хорошо. Прошу тебя… пусть все беды и вся боль останутся в прошлом… мы получили сполна на всю оставшуюся жизнь.

— А эти дети? — вдруг вспомнила Инрисса про притихших малышей, — чьи они? Я помню всех, кто попадал в логово отступников, и тех, кого утащили бандиты Жанора и его подлого папаши… мерзкий был человек.

— Зачем им были нужны дети? — потемнел украдкой наблюдающий за хозяином дома Невил.

— Чтобы вырастить себе слуг и помощников. — Тяжело вздохнул Вайзин, — Те, кого воспитывали мы, не хотели идти к ним в услуженье ни за мясо, ни за новые вещи. Ну, а девушки и женщины — понятно зачем. Поэтому женщин мы берегли… старались выдать замуж за своих, хотя бы фиктивно. Вот и Инрисса изображала мою жену… и проговориться было нельзя. У серых тонкий слух и они немедленно докладывали Синяю, пока мы не нашли способ их наказывать.

— Серые не виноваты, — тихонько сообщил Зелен, сидевший рядом с Сиреном неподалёку от посерьёзневших ребятишек, — Глас кричал им прямо в голову, что отдаст Черну… они боялись.

— Зелен, забирайте ребятишек и ведите погулять, но следи, чтоб на солнце они не выходили, — скомандовал Экард, — иначе будут ожоги.

Дождался, пока повар с сиреневым слугой унесут малышей, и прямо глянул в глаза Невила.

— Сколько они понимают из наших разговоров?

— Больше обычных детей, — так же честно ответил тот, — и учатся очень быстро.

— А почему они все примерно одного возраста, а ты намного старше? — осторожно поинтересовался Ильтар.

— Это непростой рассказ, — вздохнул Невил, — и начинать нужно с событий, произошедших почти сто лет назад. Но не с того, что тогда произошло, а с выводов, которые я сделал, перенеся на своей собственной шкуре все последствия, казалось бы, безобидного эксперимента.

Он смолк, но никто из присутствующих не произнёс ни слова, страшась прервать эту исповедь и так и не узнать истины.

— Сейчас неважно, какую причину нашёл тогда один из моих приятелей Тириас, чтобы поссориться с магистром Игнасилом, бывшим в те времена главой обители магов. Сейчас я могу сказать точно, она была никчёмна и лжива, потому что двигала Тириасом не обида и не чувство справедливости, а неуёмное честолюбие и по-детски страстная любознательность. Вместе с сильным даром созидания и неистощимой фантазией это по-настоящему разрушительная смесь, и теперь я абсолютно уверен, таким людям нужно нарочно устраивать всевозможные препятствия и трудности, чтобы потомкам остались от них лишь полезные открытия и заклинания, а не воспоминания о катастрофах.

— В дневниках Игнасил писал о своём глубочайшем сожалении, что не сумел остановить этого человека, — тихо заметил Ильтар.

— Ему бы это никогда не удалось, Тириас обладал невероятным обаянием и неисчерпаемым юмором… люди тянулись к нему, и я сам в то время был под впечатлением его харизмы. Потому ему и удалось так легко заразить нас своей идеей об обители для избранных, свободном отшельничестве для самых одарённых. Нас было девять человек… и каждый считал себя самородком и талантом. — Невил горько усмехнулся, — теперь вы можете понять, как стыдно мне за того человека, каким я был когда-то. Но первые годы отшельничества я чувствовал себя почти счастливым, наслаждался полной свободой от всяких правил и обязанностей и устраивал свою часть лабиринта так, как хотелось только мне. Разумеется, мы ходили друг к другу в гости и делились находками, не всем одинаково удавались разные заклинания, но только в своём уголке я ощущал себя хозяином самому себе. Моя первая жена была прекрасная женщина, но не переставала постоянно руководить мною и считала нужным настоять на своём в каждом вопросе, даже самом пустяковом. Какую рубашку я должен надеть, какие сапоги заказать, какие блюда есть с утра, а какие — вечером… именно ей я обязан такой неистовой тягой к свободе, не тем она будь помянута.

Он помолчал немного, преодолевая нахлынувшие воспоминанья, выпил несколько глотков остывшего чая и продолжил рассказ. Теперь Невил старался говорить суше и короче, но иногда не мог удержаться от горьких усмешек, мгновенно делавших гораздо старше и жёстче его юное лицо.

— Сегодня Зелен напомнил мне слова, которые я совсем забыл… про ужин. В тот день я искренне верил, будто у нас хватит сил прервать эксперимент, принявший угрожающие размеры, и выпустить на свободу самого Тириаса и троих моих друзей, оказавшихся запертыми в центре зала для испытаний, где они развернули проклятую ленту. Уходя туда, я еще не знал, что они прихватили с собой все заряженные в источнике камни, намереваясь разом создать щит такой мощности, чтобы он с гарантией мог удержать энергию источника, стремительно мчавшую по изогнутому особым способом серебряному жёлобу. И теперь никто уже не узнает… о чем они думали и о чем жалели в последние минуты своей жизни. Выстроенный ими барьер оказался так силен, что не выпустил их оттуда, хотя у них было два посоха переноса, считающиеся из-за своей мощности артефактами. Я до сих пор не знаю… когда магистры решились на последнюю попытку, и как настроили жезлы… но один их них я обнаружили на столе в лаборатории через несколько дней после того, как получил последний слабый зов о помощи. Второй нашёлся позже в комнате хозяина. В то время я был уже немолод… но за эти три декады стал седым стариком. Меня утешала только мысль, что все остальные мои друзья и трое учеников остались живы. Но вскоре нас постиг новый удар. Когда мы попытались перейти в свои убежища, оказалось что щиты уже раздались и все мы тоже в клетке… правда, довольно просторной. Только много позже я разобрался в запутанных и небрежных записях Тириаса и понял, как ошибался, отправляясь ему на помощь. Он изначально запланировал многослойный щит, чтобы не потерять ни грана энергии, если лента сорвётся с пути. Улететь неизвестно куда, как Мебиус, он не собирался. Поэтому мне нужно было хватать всех, кто выжил, бежать на поверхность, запечатывать входы и идти за помощью в обитель. Но судить задним умом легко… а в тот момент я лихорадочно искал способ открыть проходы. Друзья работали вместе со мной… несколько лет мы почти не спали и не отдыхали, и всё же не находили никакого выхода. Нашей общей силы не хватало, чтобы разрушить проклятую защиту, а снаружи никто не подозревал о постигшей нас катастрофе. Однажды Глас доложил, что еда кончается и тогда мы поняли, что сначала придётся устроить своё бытие и научиться как-то добывать продукты и вещи. Тогда еще проходили посылки от Зелена, но щит становился всё плотнее, и зачастую выбрасывал тележки назад, или в непроходимые тоннели. Несколько лет мы работали не покладая рук, выращивали зелень в оранжереях, запускали в озера рыбок и водоросли и разводили съедобных слизней. Но об этом можно рассказывать очень долго, поэтому я буду краток. Через десяток лет мы придумали, как с помощью точечных порталов отправлять в лес особых ловцов и у нас впервые появилось на столе мясо. Постепенно всё вроде бы обустроилось, но тут снова свалилась беда, на этот раз с самым старшим из нас, Ратгусом. У него уже начинало сдавать здоровье, но мы подлечивали, как могли… и вдруг он слег, отказали ноги и правая половина тела.