Дзирту казалось, что она обрела покой.
Возможно, его мысли направляли лишь его собственные надежды на нее и на Эффрона.
Он молился, чтобы ситуация была такой, какой он ее видел.
В один из таких дней, когда корабль снова был к северу от Врат Балдура, выбирая более быстрый и короткий путь к Лускану, так как сезон заканчивался, Эффрон и Далия вместе вышли из трюма.
Уже одного этого было достаточно, чтобы привлечь внимание Дзирта, поскольку за два месяца плавания такого он еще не видел. Они двинулись в сторону каюты капитана, и Далия подала Дзирту знак спуститься.
Дроу посмотрел вокруг, убедился, что в зоне видимости не было парусов, и соскользнул со своего насеста. Он заметил на себе взгляд Энтрери, а также Серой Амбры и Афафренфера, пока шел по палубе, чтобы присоединиться к паре.
— За все время, что я был с вами, ты ни разу не вызывал свою пантеру, — сказал Эффрон.
Дзирт удивленно посмотрел не него.
— Гвенвивар не любит открытые воды, — солгал он. — Она рычит от палубной качки.
— Ни разу, за весь сезон.
Дроу нервно сглотнул и, сузив глаза, уставился на молодого колдуна. Здесь Эффрон ошибался: Дзирт по ночам несколько раз призывал к себе Гвенвивар. Но ненадолго, потому что пантера появлялась еще более изможденной и теперь по-настоящему страдающей и иссохшей, будто жизненная сила быстро покидала ее материальную форму.
— Что ты знаешь? — спросил он.
— Она находится в Царстве Теней, а не на Астральном Плане, — сообщил Эффрон, и глаза Дзирта широко распахнулись, а Далия ахнула, как и Серая Амбра, стоявшая неподалеку.
— В доме лорда Дрейго Проворного, — пояснил Эффрон.
— Она служит нетерезскому лорду? — спросил Дзирт голосом, полным скептицизма.
— Нет, — поспешил ответить Эффрон. — Она служит ему только тогда, когда ты призываешь ее к себе, поскольку он видит ее глазами. Сквозь них он наблюдал за вами многие месяцы.
Дзирт посмотрел на Далию, которая смогла лишь пожать плечами, очевидно пребывая в таком же недоумении, как и он.
— Почему ты рассказываешь мне это?
— Потому что я знаю, где она, — сказал Эффрон. — И я могу отвести тебя к ней.
ЧАСТЬ III. В тени
Мое путешествие из Лускана в Калимпорт и обратно оказалось одновременно и самым однообразным, и самым запоминающимся из всех, что мне когда-либо выпадали. Мы не пострадали от шторма, не столкнулись с пиратами, и с нашим судном не возникло никаких проблем. На протяжении всего плавания любая деятельность на борту Мелкого Шкипера была не более чем рутиной.
Но на эмоциональном уровне в эти десятидневки и месяцы я наблюдал за увлекательной эволюцией от чистейшей ненависти до глубочайшей вины и абсолютной необходимости примирения в, казалось бы, невозможно разрушенных отношениях.
Но было ли так на самом деле?
Когда мы сражались с Херцго Алегни, Далия была убеждена, что противостоит своему демону, однако это было не так. Именно во время этого путешествия, стоя перед Эффроном, она обнаружила своего демона. И это был не изувеченный молодой тифлинг, а рана, от которой страдало ее собственное сердце. Эффрон был только символом, зеркалом, отражающим то, что она когда-то совершила.
То же можно было сказать и об Эффроне. Возможно, он не был обременен чувством вины, но сердце его, несомненно, было разбито. Он пережил абсолютное предательство, предательство матерью своего ребенка, и на протяжении всей своей жизни он никогда не соответствовал ожиданиям и требованиями жестокого отца. Он вырос в тени Херцго Алегни, без защиты, без друзей. Кто бы вышел невредимым из такого испытания?
Тем не менее, несмотря на все это смятение, я знаю, для них обоих остается надежда. Пленение Эффрона во Вратах Балдура (за что мы будем в вечном долгу перед братом Афафренфером!) вынудило Далию и ее сына в течение длительного времени находиться вместе в тесном помещении. Ни один из них не мог спрятаться от своих личных демонов; главный вопрос, символ, зеркало. Все это появлялось в глазах каждый раз, как их взгляды встречались.
Так Далии пришлось бороться с чувством вины, затаившимся внутри нее. Со всей честностью она должна была признать и заново пережить свои поступки тех далеких дней, о которых предпочла бы никогда не вспоминать. Она оставалась в смятении. Но бремя ее значительно облегчилось, поскольку, к ее чести, она встречала его искренне и открыто.
И разве это не единственно верный путь?
Освобождение Далии стало еще более полным благодаря щедрости Эффрона или, возможно, его потребности, даже если он не отдавал себе в этом отчет. Он стал относиться теплее к своей матери и ко всем нам; он открыл мне местонахождение Гвенвивар, что означало решительный отказ от жизни, которую он вел до пленения во Вратах Балдура. Я не знаю, простил ли он свою мать, простит ли он ее в один прекрасный день, но его враждебность, безусловно, остыла, от чего стала легкой походка Далии.
Я наблюдаю эти изменения, ведь честность была приоритетом большую часть моей жизни. Когда я говорю вполголоса в одиночестве под звездами, или когда пишу в этих самых дневниках, как делал в прошлом (и, надеюсь, буду продолжать в будущем), то ничего не скрываю и не желаю скрывать! В этом все дело. Прежде всего, я должен посмотреть в лицо своим собственным недостаткам, без оправданий, без оговорок, если надеюсь преодолеть их когда-нибудь.
Я должен быть честным.
Как ни странно, мне легче сделать это, обращаясь к конкретному человеку: к себе самому. Прежде такого не было. Даже не знаю, помышлял ли я об этом тогда, в моей прежней жизни, рядом с прямолинейным и грубоватым Бренором и тремя другими моими друзьями, которым полностью доверял. Размышляя об этом сейчас, чувствую, что все было скорее наоборот. Я был влюблен в Кэтти-бри много лет, прежде чем признался ей. Кэтти-бри знала это с нашего первого путешествия в Калимпорт, когда мы приплыли, чтобы спасти Реджиса. Ее намеки пробудили меня и заставили осознать самообман — или это была просто рассеянность?
Она разбудила меня, потому что я спал умышлено, я дремал, боясь последствий признания того, что таилось в моем сердце.
Должен ли я был больше доверять ей? Я считаю, да. Так же как и Вульфгару. Это та цена, которую вынуждены были заплатить мои друзья, и я погасил долг своим чувством ответственности.
Конечно, в некоторых случаях нельзя поделиться истиной своего сердца, когда нанесенная рана рискует оказаться хуже, чем цена обмана. И поэтому, когда мы снова видим на горизонте очертания Лускана, я смотрю на Далию и чувствую, как разрываюсь.
Ибо теперь я знаю правду, которую таит мое сердце. Я скрывал ее, я боролся с ней, я хоронил ее под любыми предлогами, какие только мог себе представить. Так как признать ее, значило бы снова взглянуть в глаза тому, что я потерял, и что мне никогда не вернуть.
Я нашел Далию, потому что был одинок. Она возбуждает и увлекает, я не могу это отрицать, и путешествуя рядом с ней, я многому научился. Если смотреть через призму событий в Невервинтере, Гаунтлгриме, Порте Лласт, включая историю с шайкой Стайлеса, мы оставили за собой мир лучшим, чем его нашли. Я в самом деле хочу продолжить это путешествие с Далией, Серой Амброй, Афафренфером, и даже с Эффроном (возможно, больше всего с Эффроном!), и даже с Артемисом Энтрери. У меня такое чувство, что я на правильном пути.
Но Далия — это определенно не любовь.
В какой-то момент я поверил, что люблю ее, из-за ощущения жара в моих чреслах, а вернее, из-за холода, который сковал мое сердце. Я снова услышал совет Инновиндиль прожить жизнь, как череду коротких, интенсивных периодов, возрождаясь после каждой потери, чтобы найти новую жизнь и завязать новые захватывающие отношения.
Несомненно, есть доля правды в этом совете, а некоторые представители народа следуют ему буквально.
Но это не мой случай (я надеюсь на это так же, как и боюсь). Я могу заменить моих компаньонов, но я никогда не смогу заменить моих друзей. И самое главное, я никогда не смогу заполнить пустоту, оставленную смертью Кэтти-бри.
Не с Далией.
Возможно ни с кем?
Я не поделился этой правдой из-за нынешнего эмоционального состояния Далии. Я поверил Эффрону, когда он рассказал, что она пыталась занять место в постели Артемиса Энтрери. В действительности меня удивило не это, а то, что я понял, насколько мало меня беспокоила эта информация.
Кэтти-бри по-прежнему со мной, в моих мыслях и в моем сердце. Отныне я не буду пытаться защититься от утраты, прячась в компании другой женщины.
Возможно, течение времени и повороты на моем пути докажут мне конечную мудрость слов Инновиндиль. Но существует огромное различие между намерением следовать своему сердцу и попыткой направить его.
В любом случае, теперь передо мной ясная дорога; я должен вновь обрести самого дорогого мне друга. Я иду к тебе, Гвенвивар. Ты вернешься ко мне. Мы будем снова идти вместе под ночными звездами.
Или я умру, пытаясь найти тебя.
Вот мой обет.