Темирболот стал внимательно вглядываться, не зная, верить или не верить Лизе.

— Это, наверно, какой-то джигит тебя поджидает, — сказала Джаркын Лизе.

Голос Джаркын прозвучал язвительно, но Темирболот и Лиза даже не слышали ее слов. Они неотрывно смотрели на гребень горы. У Темирболота сразу мелькнули в голове слова Чернова о «непрошеном госте».

Лиза первая увидела именно этого «непрошеного гостя»!..

Момун целый день пролежал среди тех кустарников, у которых Айкан подстрелила лису. Он молился аллаху, всем пророкам, духам своих предков, прочитал молитву в память своего отца и даже прослезился. Но ни духи предков, ни сам аллах ему не помогали — туман не спускался. Все вокруг замерло. Не было и ветра, который мог бы замести следы.

Идти по гребню горы было невозможно — Момун отлично понимал, что его немедленно обнаружат… Ползти? Но мешали всюду наваленные обломки скал.

Он с трудом одолел около километра и спрятался… Потом снова шел всю ночь и добрался до того валуна, где затаился сейчас.

Подниматься выше и прыгать с одного обледеневшего, скользкого камня на другой было безумием.

И, кроме всего, Момун был голоден, устал, продрог. Голодного человека мороз сильнее пробирает, чем сытого. Момун никак не мог унять охватившей его дрожи.

Он слонялся у облюбованного им валуна и старался согреться на солнышке. И вот, когда дрожь немного утихла, а зубы перестали стучать, раздался шум подъезжающего грузовика. Осторожно заглянув вниз, Момун увидел, что машина остановилась, оттуда вылезли люди. Три человека направились по лощине прямо в сторону камня, за которым прятался Момун. Четвертый задержался у грузовика.

Сердце Момуна тревожно застучало.

Вчера он видел: по дороге вверх проехали в машине три пограничника. И Момун решил, что это те самые пограничники, почему-то переодевшись в штатское, идут, чтобы захватить его.

Ему показалось, что один из трех, решив обогнуть скалу, отошел в сторону.

«A-а! Они хотят отрезать мне все дороги, — подумал в отчаянии Момун. — Что делать? Бежать! Но куда? Нельзя даже добраться до соседнего утеса, не будучи замеченным…»

Момун увидел, что четвертый, у которого он рассмотрел винтовку за плечами, начал догонять тех троих.

Момун посмотрел в бинокль и окончательно уверился, что этот человек — пограничник, тоже надевший почему-то гражданское платье.

«Да! Да! Это и есть тот самый, что разговаривал с Айкан два дня назад… Значит, выследили, что я теперь здесь прячусь. Живым я в руки им не дамся! Но сидеть спокойно и ждать — невозможно. Все-таки что-то надо предпринимать», — лихорадочно соображал Момун.

Он решился нырнуть за соседний валун и, приподнявшись, еще раз заглянул вниз, где стояли теперь те трое.

Лиза заметила его именно в эту минуту.

Момун снова присел на корточки.

Он услышал, как один из преследователей сказал другому женским голосом: «Вот на том гребне какой-то человек приподнялся и снова спрятался за камнем! Вон, вон, за тем…»

Женщина?! Момун не знал, что и подумать.

— Э-эй! — крикнул Сергей и стал махать руками, подзывая к себе ребят.

Сергей решил предложить им повернуть отсюда прямо на юг, чтобы добраться поскорее до зимовки Айкан. Сегодня он хотел переночевать в тепле, а утром идти к Большому Кен-Суу.

Окрик Сергея Момун истолковал по-своему.

«О аллах, поддержи меня!.. Помоги уничтожить врагов, открой мне безопасную дорогу и дай в спутники своего пророка. Дорогой мой отец, поддержи меня своим святым прахом!» — не переставал твердить Момун. Он протянул руки к плоскому камню и дотронулся до него. Камень легко сдвинулся с места — он не был прихвачен смерзшимся снегом к скале.

Спасение! Момуна охватила неистовая радость — ему даже стало теплее.

Он вспомнил слова своего отца: «Сын мой, в дождь нельзя ездить по крутым спускам, зимой — стоять под крутым склоном».

Момун знал, что в это время года снежные оползни в горах не редкость. И он решил устроить обвал, чтобы под ним погибли все четыре его преследователя. Хищник стал хладнокровно ждать, когда к троим его врагам подойдет четвертый с ружьем.

— Эй, идемте прямо на юг! — крикнул Сергей.

— О аллах! О духи предков, не дайте ему уйти!

Момун высоко поднял плоский камень, сделал несколько шагов вперед и кинул вниз вдоль склона горы. Послышался сухой треск ударов камня о камни, потом грохот…

В один миг лощина, где стояли девушки и Темирболот, оказалась заваленной снегом. В небо поднялся огромный столб снежной пыли.

— О-ой! — донесся до Момуна далекий крик. Сердце негодяя застучало где-то у горла…

Многое пережил он на своем веку, пролил немало чужой крови, чинил своим врагам вред, привык к брани и проклятьям своих хозяев, побывал в разных переделках. Но никогда, как ему казалось, он не слышал такого сильного-, пронзительного и грозного крика. Этот голос долго еще звучал в ушах Момуна. Может быть, хищник почуял в этом крике угрозу, а скорее всего просто испугался того, что совершил. Он долго не мог унять боли в сердце, чувствовал слабость во всем теле.

— О-ой! — крикнул Сергей.

Он взглянул в ту сторону, откуда послышался треск, краем глаза уловил человека, убегавшего за валун, и лавину, катившуюся вниз.

Больше кричать он не мог. Ветер отбросил Сергея в сторону, свалил с ног; его в миг засыпало снегом.

Только потому, что голова чудом оказалась над снегом, Сергей не задохнулся. Тяжесть сдавила грудь, сжимала, как в тисках. Несколько мгновений он не мог перевести дух. Пытался пошевелиться, двинуть ногой или рукой — ничего не получилось, хотел повернуть голову и посмотреть в сторону обвала, но и это не удалось.

И почему-то ему сразу не пришло на ум, что ребята могли быть погребены под снегом. Он откашлялся и крикнул, но из сдавленной груди вырвались только слабые, хриплые звуки.

Горы вокруг по-прежнему резали глаз белоснежным нарядным покровом. Лишь одну от вершины до подножия, как рана, рассекала темная полоса — весь снег, сорвавшийся вниз, скопился в лощине, и долго еще над ним курился белый дым — легкая снежная пыль.

Пограничники видели, как из грузовика вышли четверо и направились по лощине в сторону от дороги. Машина помчалась дальше.

Эти четверо могли быть только Темирболот, Сергей и другие чабаны. Зимовка Айкан находилась неподалеку от тех мест, и лишь Темирболот с друзьями мог направляться в те края.

— Товарищ капитан, — доложили Чернову. — В горах произошел снежный обвал. На гребне горы, по которой катилась снежная лавина, замечен человек…

Чернов с несколькими пограничниками помчались к перевалу. Следы приводили к засыпанной снегом лощине, но по другую ее сторону, за обвалом, пограничники отпечатков ног не обнаружили.

— Товарищ капитан, люди вроде остались под снегом, — высказал один из пограничников то, что думали остальные.

— Как это могло случиться? — воскликнул Чернов. Он не мог, не хотел верить. — А вон, посмотрите, в стороне что-то чернеет. И, мне кажется, кто-то стонет.

Они мигом добрались до задыхавшегося в снегу Сергея. Сугроб быстро раскопали, и уже через несколько минут Сергей мог вымолвить:

— А где ребята?

— Ребята?..

— Лиза, Джаркын, Темирболот…

Сергею ничего не могли ответить. Пограничники были потрясены не меньше, чем отец Лизы. Не веря еще, что произошло несчастье, он громко крикнул:

— Лиза! Э-эй! Ли-за! Темирболот!..

Не получив ответа, он вдруг горько и громко зарыдал. Потрясение было, видимо, так велико, что он, всегда выдержанный и спокойный, не мог сдержать себя.

Взволнованный Чернов взял его под руку и пытался утешить. Пограничники столпились вокруг, переглядываясь.

Сергей плакал, как ребенок, и беспомощно озирался вокруг.

— Скорей! Скорей! — вдруг крикнул он. Рыдания перехватывали его горло. — Посмотрите вон вверх за большим валуном… Кто это? — Горе снова захлестнуло его. — Где мои дети? — крикнул он исступленно и горько.