Изменить стиль страницы

— Мы с Кэтрин только что выпили чаю. Если ты присоединишься к нам, я закажу еще один чайник, — предложила Элен.

— Я не буду, — решительно произнесла Кэтрин. — Мне пора уходить.

— Что за вздор. Мы даже толком не посидели. Останься ненадолго, а потом Уэсли отвезет тебя в город.

Когда Кэтрин мельком взглянула на мужа Элен, то обнаружила, что он смотрит на нее, точнее на ее грудь. Поняв, что она это заметила, он отвел взгляд в сторону.

— Рад услужить, — пробормотал он.

Элен позвонила в колокольчик и воскликнула:

— Тогда решено! Садись, Кэтрин. Уэсли, ты не поверишь, какое приключение произошло с Кэтрин. Клянусь, я позеленела от зависти. Позволь тебе рассказать…

— Прости, дорогая, но я бы предпочел услышать все от самой Кэтрин, если ты не возражаешь.

На секунду между бровей Элен появилась небольшая морщинка. Женщина лишь ответила:

— Да, пожалуй, так будет лучше.

Кэтрин не разделяла этого мнения, хотя ее версия, бесспорно, была бы короче и менее неловкой, чем рассказ Элен.

Когда она закончила, хозяин дома сидел, положив руки на колени и нахмурившись.

— Значит, как я понял, у вас в Натчезе нет друзей, кроме моей жены.

— Все правильно, Уэсли, — ответила Элен, прежде чем Кэтрин успела придумать уклончивый ответ, — но она такая гордая, что предпочитает неудобную таверну нашему бедному дому.

Уэсли Мартин сдвинул брови и прищурился.

— Таверна — не место для женщины без сопровождения, особенно для знатной дамы. Думаю, вы уже убедились в этом на собственном опыте, Кэтрин… Я могу называть тебя Кэтрин?

Кивнув, она разрешила.

— Уверена, мне помогут люди, которые меня спасли.

— Старушка и ее внук?

— Они защищали меня на протяжении нескольких недель, — сказала Кэтрин.

Ей было неприятно оправдывать то глупое положение, в которое ее поставила подруга.

— Ты никого не знаешь в Натчезе, — безапелляционно заявил муж Элен. — Полагаешь, мать быстро ответит на твое письмо?

— Я не уверена. Естественно, я на это надеюсь.

— Я так и думал. Совершенно очевидно, если бы ты была уверена, что тебя примут дома, то не было бы необходимости писать о своем приезде заранее.

— Совершенно верно, — согласилась Кэтрин: это был единственный возможный ответ на столь несокрушимую логику.

— Да. Я подозреваю, ты ограничена в средствах. Это само собой разумеется. Именно потому долго оставаться в таверне будет не только неразумно, но и весьма затратно.

Разговор был ненадолго прерван, потому что наконец принесли свежий чай. Сразу после того как его разлили, Уэсли Мартин продолжил:

— Ввиду этих обстоятельств и Элен, и я будем чувствовать, что подвели тебя, не настояв, чтобы ты осталась у нас. Твое присутствие будет в радость Элен, и я смею тебя заверить, что ни один мужчина никогда не откажется видеть за своим столом еще одно прелестное личико.

Элен с бесконечной благодарностью посмотрела на мужа, а затем повернулась к Кэтрин.

— Вот, — сдерживая ликование, произнесла она, — теперь ты примешь приглашение остаться?

Ее согласие было чистой формальностью. Кэтрин почувствовала, как ее захватил водоворот неистовой энергии. Ее потянули наверх и разместили в комнате для гостей гигантского размера, обставленной со всей взыскательностью. Когда у нее спросили, что она желает, Кэтрин без колебания попросила ванну. Ей принесли ванну, кусок мыла с запахом розы и мягкие полотенца.

Служанка Элен, когда первый раз вошла в комнату по распоряжению хозяйки, была сердита. Не расположил ее и вид маленького, но очень острого ножа в украшенных кожаных ножнах, который Кэтрин сняла с бедра перед тем, как войти в ванну. Однако через несколько секунд она уже была поглощена работой. Вскоре служанка была мокрая по локти, намыливая шампунем длинные медово-золотистые волосы Кэтрин, добавляя топленый гусиный жир и пахту, лесной орех и уксус, чтобы вернуть им обычный светлый цвет.

Посреди этого процесса пришла Элен с полудюжиной платьев, переброшенных через руку. Она щедро отдала все Кэтрин.

— Среди них должно быть что-то подходящее для тебя, chérie, нужно только кое-где подшить. Они как новые, даю слово. Я их только примеряла. Уэсли покупает одежду для меня в Новом Орлеане. А эти платья он не разрешил надевать, утверждая, что я выгляжу в них слишком старой, а он это ненавидит. Мне самой так не кажется, но я стараюсь делать ему приятное. Это он предложил отдать их тебе. Он подумал, что ты в ближайшее время не пойдешь к местной модистке.

Кэтрин приняла платья с искренней и надлежащей благодарностью, потому что они были хотя и простые, но красивые и даже элегантные — темно-серые, сливовые и темно-красные, но эти цвета соответствовали ее настроению. Также щедро была подарена пара туфель — великоватых, но Элен сразу предложила воспользоваться услугами одного слуги, который был неплохим сапожником. Обдумав все, Кэтрин начала подозревать, что Уэсли Мартин не желал, чтобы его жену видели в обществе ее подруги, но она оставила эту догадку при себе.

Ужин прошел тихо. Сразу после него Кэтрин удалилась в свою комнату писать письмо матери. На его составление требовалось время, поскольку она должна была учитывать ложные сведения, которые мама о ней получила. Она могла бы подождать день-два и написать все гораздо лучше, но завтра должна будет отправляться лодка в Новый Орлеан, и муж Элен пообещал передать с ней письмо. Вполне могло случиться, что ее мама предпочтет и дальше носить траур, не желая встречаться с воскресшей дочерью, вовлеченной в скандал. Однако Кэтрин не могла допустить, чтобы она узнала обо всем от других.

Последовавшие дни тянулись долго и ничем не отличались друг от друга. Компания Элен вскоре перестала быть интересной. Ее разговоры состояли из сплетен — во всех прослеживалась точка зрения мужа — и обсуждения узоров для вышивания, ее единственного развлечения. В перерывах между этими двумя темами она постоянно упоминала о выпавших на долю Кэтрин испытаниях, пытаясь выведать у нее детали, и злилась, когда та отказывалась об этом говорить.

Также Кэтрин обнаружила у своей подруги склонность к ревности. Уэсли Мартин не мог произнести и полдюжины слов в адрес Кэтрин, чтобы Элен с решительным видом и сверкающим взглядом не вмешалась в разговор. Желая успокоить подругу, Кэтрин решила затаиться, проводя большую часть времени в своей комнате под предлогом, что ей нездоровится, хотя это было не так; она просила Элен заниматься ежедневными делами, утренними визитами и вышиванием, как будто Кэтрин здесь не было. Поначалу Элен отказывалась, но Кэтрин продолжала настаивать, и вскоре она рассердилась и перестала проявлять чрезмерное гостеприимство. Однажды, когда Кэтрин особенно рьяно уклонялась от ее вопросов, Элен надела шляпку и, фыркнув, ушла из дома.

Наблюдая за ней из окна своей спальни, Кэтрин спрашивала себя, станет ли Элен потчевать дам своего круга рассказами о гостье. Наверняка так и будет, да еще с приукрашиванием. Конечно, она не станет ее очернять — вопросительной интонации в голосе и приподнятой брови будет достаточно, чтобы разорвать в клочья остатки ее репутации.

Прошло совсем немного времени, когда она с удивлением услышала, что экипаж вернулся. Вряд ли Элен могла прийти домой так скоро; для ответного письма из Нового Орлеана было слишком рано, но Кэтрин не могла удержаться, чтобы не выйти к лестнице.

Внизу в холле стоял Уэсли Мартин. Когда он взглянул на Кэтрин, его бледные губы растянулись в улыбке. Он засунул в карман письмо, которое читал, и протянул ожидавшему дворецкому шляпу и трость.

— Мне передали, что Элен уехала, оставив тебя одну, — отозвался он.

Спускаясь по лестнице, Кэтрин ответила:

— Да, я настояла на этом.

— Сегодня такой прекрасный день, первая осенняя прохлада. Я подумал, что ты тоже могла бы насладиться поездкой в фаэтоне. Мне нужно нанести пару визитов в городе, а потом мы могли бы проехаться за город.

— Заманчивое предложение.

Кэтрин действительно так считала. Она очень давно не выходила на улицу. Прогулка поможет отвлечься от мучительного ожидания.