— Земля и река — прекрасные целители, — сказала пожилая женщина тем же вечером.
Она закончила перемалывать очередной початок кукурузы огрубевшими руками и бросила зерно в стоявшую рядом огромную корзину. Прежде чем взять следующий початок, она потянулась за солидной щепоткой нюхательного табака.
Кэтрин ждала. Она уже заметила, что тетушка Эм редко что-то говорила просто так: обычно на все была причина. Девушка осторожно горкой насыпала зернышки в подол, с грустной улыбкой заметив, что кусочки зерен впились в ее шероховатые руки с короткими, для удобства, ногтями, как у ребенка. Она не особо переживала по этому поводу, но спрашивала себя, что сказала бы ее мама.
На самом деле ей было интересно, что могла сказать ее мама по поводу всего произошедшего. Связался ли с ней Рафаэль? Наверняка. Мама, естественно, подумала, что она сбежала с Маркусом, так же как и Рафаэль…
Нет, она не станет думать об этом. Пока не станет.
— Ты снова хорошо выглядишь, — наконец продолжила тетушка Эм. — Лучше, как мне кажется, чем выглядела раньше.
Кэтрин улыбнулась ее проницательности.
— Кроме земли и реки, полагаю, мне нужно благодарить вас с Джонатаном. Я многим вам обязана.
— О, пожалуйста, оставь это. Нам это было в радость. Но надеюсь, ты не будешь возражать, если я скажу кое-что?
— Вы же знаете, что не буду. И обещаю не перебивать вас снова.
На морщинистом смуглом лице мелькнула улыбка, и его выражение мгновенно смягчилось.
— Ты нам помогала, участвовала в работе и прекрасно ее выполняла, нужно отдать тебе должное. Однако нам было ясно как божий день, что ты не привыкла так работать. Мне неизвестно, откуда ты пришла, Кэтрин, но ты явно не принадлежишь ни к нашему кругу, ни к реке. Судя по тому, что тебя многое удивляет, и по тому, как ты воспринимаешь некоторые вещи, я делаю вывод, что ты привыкла к прислуге и большому дому. А кольцо на пальце и твой взгляд говорят мне, что не обошлось без мужчины. Это неудивительно для женщины с такой внешностью, как у тебя. Всегда все связано с мужчиной, правда? Ты можешь не отвечать. Я знаю. Но дело вот в чем. Мне неизвестно, почему ты оставила привычную жизнь — и я не спрашиваю об этом, — но если ты хочешь вернуться, я полагаю, что сейчас самое время.
Кэтрин не пыталась делать вид, что не понимает ее.
— Из-за Джонатана?
— Из-за Джонатана. Мне не хотелось бы видеть, что он страдает больше, чем нужно.
— Мне тоже, — согласилась Кэтрин, устремив взгляд на реку. — Но, кажется, мне больше некуда идти.
— Вряд ли. Но даже если и так, это не причина задерживаться в месте, к которому у тебя не лежит сердце.
Пораженная правдивостью этих слов, Кэтрин ответила:
— Вы, по-моему, абсолютно уверены, что мое сердце не… лежит.
Пожилая женщина вздохнула.
— Я была бы рада, если бы это было не так, честное слово!
Они продолжили перемалывать кукурузу, и тишину нарушал лишь стук наполняющего корзину зерна. Затем разожгли огонь. Тетушка Эм ничего не проронила. Ни зернышка. Ни слова. Ни выражения сочувствия.
— Вы с Джонатаном, наверное, скоро поедете в Натчез, — наконец произнесла Кэтрин.
— Верно.
Тетушка Эм наклонилась вперед и опытным глазом оценила содержимое корзины.
— У меня там живет подруга. Может, мне удастся убедить ее приютить меня до тех пор, пока я не свяжусь с мамой.
— Тебе виднее, — проговорила тетушка Эм, грустно опустив глаза на свои руки, — хотя я не могу представить, чтобы мать не приняла назад своего ребенка, невзирая ни на что.
— Невозможно не взирать ни на что, — тихо произнесла Кэтрин.
Тетушка Эм молча посмотрела на нее, затем снова переключила внимание на зерно. Кэтрин закрыла глаза. Она понимала, что старушка была права. Безмятежные, спокойные дни были для нее бальзамом, пока она боролась со слабостью и апатией, охватившей ее после болезни. Как скоро дни снова омрачатся теперь, когда она поправилась? Простая жизнь не требовала умственных усилий. Учитывая некоторые желания, которые появлялись у нее в последнее время, Кэтрин не была уверена, что их можно удовлетворить здесь.
Однако Джонатан не мог этого понять. Уже садилось солнце, окрашивая рябь от течения реки в огненно-розовый цвет, когда он нашел ее прислонившейся к мачте возле каюты.
— Бабушка говорит, что ты покинешь нас в Натчезе, — сказал он, прикоснувшись к мачте над ее головой.
Кэтрин с улыбкой повернулась, и ее лицо озарилось мягким жемчужным светом.
— Да, — ответила она. — Ты пожелаешь мне удачи?
— Если хочешь.
На его лице было такое озадаченное выражение, что Кэтрин быстро отвернулась, затаив дыхание.
— Да, это то, чего я хочу.
— Почему? — низким голосом спросил он. — Объясни мне почему.
— Потому что я должна.
— Это не ответ.
— Нет?
— Ты же знаешь, что нет. Ты… ты была, как из сна. Я думал, что мне судьбой предназначено встретить тебя, спасти тебя.
— Я признательна за все. Я недостаточно тебя поблагодарила…
— Я не благодарности хочу!
Прошло несколько секунд, прежде чем Кэтрин решилась произнести:
— Прости меня.
— Простить? — непонимающе спросил он. — За что?
— Прости, что не могу дать тебе то, чего ты хочешь, прости за то, что мне просто нечего тебе дать.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем он заговорил, и ей поначалу показалось, что он смирился с поражением. Но Джонатан просто искал причину.
— Если это из-за нашего с бабушкой образа жизни, то мы можем все изменить. Я знаю, что ты привыкла к чему-то другому.
— Нет-нет. Дело не в этом, Джонатан, поверь мне, не в этом. Ты, должно быть, понял, что я была замужем.
— Я… видел кольцо. — Он замолчал. — Но только покойник позволил бы тебе уйти.
Кэтрин почувствовала, как к глазам подступили слезы от этого простого признания, и в памяти пронеслось воспоминание о другом времени, другом мужчине. «Я никогда не позволю тебе уйти», — прошептал ей тогда Рафаэль. Слова, пустые слова.
— Мой муж очень даже жив, — сухо бросила она. — Мы… У нас были разногласия.
— Ты уверена, что дело только в этом?
Кэтрин кивнула. Зачем утомлять его рассказом? Будет лучше, в конце концов, если она не даст ему ни малейшего повода для надежды.
— Значит, он тебе безразличен.
— Почему ты так решил? — спросила она, резко повернувшись.
— Если бы он был тебе небезразличен, то ты попыталась бы скорее вернуться к нему.
Это было неоспоримой правдой, и она не стала возражать, молча глядя на реку.
— Прости меня, Джонатан, — сказала она мягко, но равнодушно. — Однако я не обязана все тебе объяснять.
— А тебе не кажется, что ты в долгу передо мной?
— Значит, дошло до этого? Долг?
Он резко отошел от стены.
— Нет. Забудь, что я сказал. Все забудь.
— Джонатан, не злись, — сказала она, когда он бросился прочь от нее. — Мне здесь не место, пойми.
— Думаешь, я не знаю, — пробормотал он хриплым голосом. — Думаешь, я не знал все это время?
Он ушел, так громко ступая, что мост начал раскачиваться и в воду посыпались щепки. Опустив плечи и засунув руки глубоко в карманы, он побрел по тропинке. Кэтрин наблюдала за ним, пока юноша не скрылся из виду в тени леса.
Натчез-под-Холмом оказался районом с разбросанными тут и там брезентовыми хибарками, похожими на лачуги, и некрашеными зданиями, который пересекали грязные, изрезанные колеями улицы. Вонь там смешивалась со звуками скрипки, арфы и аккордеона, смехом и криками, драками и шумными ссорами. Над этой грязью на просторных, обдуваемых ветром высотах Натчеза-на-Скале возвышались кирпичные дома важных господ, с колоннами и арками, похожие на виллы древнеримских патрициев. Жители города часто прогуливались вечером мимо развалин старого форта Панмур, вдоль края скалы и через Зеленый Поселок. С этого прекрасного места они могли разглядеть плебеев, развлекающихся внизу в своей известной в округе манере — убивая, калеча, воруя и грабя.