«Как я мог не полюбить тебя?» — произнес он, и было бессмысленно вспоминать, как дрожал его голос. Он был не первым и не последним, кто говорил мне подобные вещи, но, когда другие нашептывали мне нежности, я вспоминал именно его, звук его голоса и прикосновения его губ к моим векам.

Я сохранил его записку, как бы глупо это ни выглядело, спрятал её в комоде вместе с бинтами, которые больше не были нужны. Но надолго она там не задерживалась. Я почти до дыр затер на листке строчку, в которой он написал «Твой», потому что гладил бумагу, бездумно глядя на залитый солнцем канал.

Хэди докучала, называя меня замкнутым, а Элиза жаловалась, что со мной больше не интересно играть в шашки: я часто отвлекался и забывал поддаваться ей. Но я сказал им, что они глупышки, и вновь стал вести себя как обычно.

Несколько недель спустя кто-то поехал на юг проведать больного родственника и вернулся с рассказом о том, что Майкеля фон Трита видели в районе Делфта в компании девочек из забегаловок и уличных мальчишек, которые следовали за ним, словно свита за самим королем Лодевейком.

Все терялись в догадках, что могло привести его туда, почему он собрал себе компанию в захолустном городке после роскоши Амстердама. Я же хранил молчание.

После этого новости появлялись всё реже. Слухи разносятся быстро, но дороги между городами длинны и путешествия занимают много времени. И всё же, несмотря на это, сплетни распространяются – такие же нескончаемые и надоедливые, как жужжание мух.

Я с головой погрузился в работу, полагая, что это, по крайней мере, будет отвлекать меня от мыслей о Майкеле. Но толку не было. Я не мог отделаться от происходившего даже будучи со своими клиентами. Девушки гордились тем, что какое-то время наш бордель пользовался вниманием вампира, и обожали хвастаться этим. В конечном счете, стало известно, что он приходил раз за разом именно ко мне.

Вот тогда нас стали посещать другие вампиры. Девочки толпились вокруг них так же отчаянно, как в свое время окружали Майкеля. А когда выяснилось, что все вампиры приходили, чтобы взять покровительство надо мной, совершенно игнорируя девушек, те разом ополчились против меня. Хэди обвинила меня в жадности и не верила, когда я настаивал, что ничего от них не хочу.

Приходя, вампиры тщательно изучали меня, словно занятную диковинку. Я смиренно сносил этот осмотр до тех пор, пока они не принимались задавать мне вопросы о Майкеле. Они хотели знать, что он видел во мне.

— Еду, — прямо отвечал я им. — Вот и всё, чем я был для него.

Но когда они просили насытить их, я решительно отказывал.

Они пытались добиться своего ещё пару дней, а потом переставали появляться. Как бы там ни было, моих смертных клиентов разубедить оказалось гораздо сложнее. Вскоре в постели я только и делал, что отвечал на вопросы о нем, хотя как раз он должен был занимать мои мысли меньше всего. Мужчин привлекало то, что они будут ласкать того, к кому прикасался Майкель фон Трит.

Один из клиентов – я уже какое-то время с ним встречался и успел проникнуться к нему теплыми чувствами – схватил меня, когда я собрался раздеться, и спросил:

— Правда, что тебя покупал вампир?

— Да, — скучающе ответил я ему. В последнее время всех интересовало во мне только это. — Но он хотел только поесть. Он не пускал меня к себе.

Это не было ложью. В обоих случаях, когда мы делили постель, он ни разу не платил мне.

— Он кусал тебя? — Казалось, мой клиент получал удовольствие. — Куда? Покажи мне.

Я подчинился – именно за это мне и платят. Развернув запястья, я позволил ему осмотреть кожу и повосторгаться тем фактом, что она оставалась совершенно гладкой, а потом коснулся горла и рассказал, что там он кусал тоже, но только однажды.

Он обнял меня и склонился ближе, чтобы царапнуть своими тупыми человеческими зубами по месту, на которое я указал, а потом сполз к запястьям и повторил то же самое с каждым из них. Я не мог не думать о том, что так он пытается поставить свою метку поверх той, что уже впечаталась в мою кожу.

Я выкинул его из своей комнаты, отправил вслед за ним его кошелек, а после сел на постель, содрогаясь от отвращения.

В следующий раз, когда клиент попытался заговорить со мной о вампире, ушел уже я – вернее, выскочил на свежий летний воздух. Я пошел вдоль канала прочь из де Валлена, к пекарне. Взяв свежевыпеченную сладкую булочку, я встал под деревом, чтобы съесть её. Листва бросала на золотистую корочку пеструю тень, которая менялась и качалась от каждого порыва ветра. Я смотрел, как крапинки света танцуют на булочке, на моей коже, и вдруг пришла непрошеная мысль: «Майкель захочет услышать об этом. Я должен запомнить, чтобы рассказать ему».

Выкинув остатки булочки в воду, я откинулся на дерево и потер ладонями лицо.

Всё, что у меня было, оставалось в комнате борделя, но я не мог собраться с силами, чтобы вернуться туда. Я не мог оставаться в де Валлене, не вбирая его в себя с каждым вдохом, не слыша свежих слухов о нем, не видя его в глазах каждой сплетницы. Половину монет, лежавших в моем комоде, заплатил мне он. Всепоглощающее желание сбежать, оставить всё позади и никогда не слышать его имени, было безгранично.

Но вместо этого я, повинуясь долгу, добрался до борделя и поднялся в свою комнату. До того, как солнце село и очередная полная клиентов ночь поглотила нас, я спрятал самое ценное в маленькую сумку, собрал остальные пожитки и попрощался с Элизой.

Она уставилась на меня, на коробку у меня подмышкой, на сумку в моих руках, и поняла то, чего я не сказал вслух.

— Куда ты пойдешь? — спросила она, обнимая меня.

Я не мог ответить ей, потому что сам не представлял куда. Я знал только, что больше ни секунды не могу оставаться в Амстердаме.

Поцеловав её на прощание и пожелав удачи, я покинул де Валлен и купил место в первом же попавшемся мне экипаже, отправлявшемся из города на юг.

Мы прибыли в Делфт – через него проезжал любой идущий на юг экипаж. Пока коней поили, кормили и перепрягали, пассажиры выбрались из кареты немного передохнуть. Я, в отличие от остальных, попросил кучера снять с крыши мой багаж.

Пару секунд он пристально смотрел на меня.

— Если вы опоздаете, экипаж ждать не будет, — сказал он. — И денег своих вы назад не получите.

— Я знаю, — ответил я. — Если понадобится, поймаю другой экипаж.

Он пожал плечами и стащил мою сумку. Закинув её на плечо, я отправился к центру города.

Здесь, как и в Амстердаме, были каналы, в глубине которых плавали рыбы, а по краям цеплялись лилии. Я гулял, слушая ветерок и болтовню людей. Остановившись, я купил себе на обед сосиску, а когда подошло время отправления экипажа, я понял, что ушел от него слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Поправив сумку на плече, я продолжил путь.

Солнце село, и вскоре мой желудок заурчал, так что я нашел таверну, заказал себе кое-что перекусить и занял место в глубине зала, чтобы не видеть бликов на воде. Время шло, толпа шумела всё громче, и вскоре какой-то мужчина заговорил о Майкеле.

В конечном счете, это должно было случиться. Может, Делфт – то ещё захолустье по сравнению с Амстердамом, но сплетни здесь работают так же, как и везде. Я прислушивался достаточно долго, чтобы уловить, что его видели у Марейна с дюжиной девушек на коленях, а потом перестал вникать. От представшей в воображении картины у меня внутри всё перевернулось.

Выпив ещё три кружки пива, я сидел, повесив голову и пытаясь не слушать. Я не собирался ни о чем спрашивать, пока тот мужчина не направился к выходу. Именно в этот момент внезапно стало жизненно важно разузнать хоть что-нибудь. Бросив монеты на стол, я выскочил из таверны, таща сумку за собой.

Поймал я его уже на улице. Он с сомнением смотрел на меня, пока я пытался отдышаться.

— Прошу прощения, извините... Вы не подскажете, где это – «У Марейна»?

Он презрительно фыркнул. Задай мне кто подобный вопрос, с головой выдающий чужака, в Амстердаме, я отреагировал бы так же.