А теперь посмотрим, как вышеизложенное коррелирует с темой подсознания.

«В процессе эволюции подсознание возникло как средство защиты сознания от лишней работы и непереносимых нагрузок» («Мозг. Эмоции, потребности, поведение», т. 1). С одной стороны подсознание – демпфер и защита, с другой – своеобразный «отстойник», туда, под порог восприятия, автоматически сбрасывается утративший актуальность и/или опасный для рассудка информационно-эмоциональный «материал». Если количество и масштаб стрессов, пережитых субъектом в детстве и юности, не выходит за пределы средних значений, защитный механизм вытеснения исправно выполняет свои функции.

Но «для любых вещей и переживаний существует оптимальная величина. Сверх этой величины переменная становится вредной» (Г. Бэйтсон).

Стресс (в переводе с английского – давление) – это ощущение в теле, являющееся результатом множества событий, источник которых находится либо в самом организме, либо за его пределами. Если удары бытия начинаются слишком рано и превышают приспособительные возможности ребенка, его подсознание постепенно превращается в своеобразный «могильник», переполненный негативом. Поскольку вместе с ситуациями, к которым личность не смогла адаптироваться вытесняются и фрагменты памяти, к ним «примыкающей», индивид оказывается лишенным своей собственной истории. Деформируется структура взаимодействия между сознанием и бессознательной частью психики, что ведет к тотальной аберрации (искажению) восприятия, осознания, мышления и действия.

Известно, что «по мере развития человеческой истории менялись нагрузки, от которых нет программ генетической защиты, и теперь приспособление к среде зависит от психических возможностей человека во много раз больше, чем от силы его мышц, крепости костей и сухожилий и скорости бега. Опасным стало не оружие врага, а слово. Эмоции человека, изначально призванные мобилизовать организм на защиту, теперь чаще подавляются, встраиваются в социальный контекст, а со временем извращаются, перестают признаваться их хозяином и могут стать причиной разрушительных процессов в организме» (Радченко, 2002). Иными словами, вытесненный в подсознание негатив и неудовлетворительная коммуникация с миром вызывают даже у очень молодых людей сначала функциональное угнетение и разлад, а впоследствии приводят к органическим заболеваниям органов и систем.

Даже если детство и семья благополучны, а вытесненный материал компенсирован, у человека нашей реальности остается проблема накопления перегрузок текущих. Жизнь требует постоянного усложнения ментальной деятельности и увеличения скорости реагирования. Эмоции мешают абстрактному мышлению, гормональные механизмы их обеспечения с одной стороны – постоянно угнетены, с другой – порожденный стрессами адреналин не утилизируется необходимой и достаточной физической активностью.

Это ведет к постоянному преобладанию симпатики и мышечному гипертонусу, сохраняющемуся даже во сне. Опасно растет общее нервное напряжение со всей сопутствующей атрибутикой – сужением поля восприятия, нарушением четкости мышления, ухудшением коммуникации с окружающим и т. д.

Восприятие, кстати, устроено удивительным образом, кажется (если мы пребываем в здравом уме и твердой памяти), что сознание (внимание) действует подобно лучу прожектора, высвечивающему в ночи пейзаж. Кажется, стоит лишь направить внимание (а вместе с ним и взгляд) на что-то, как оно становится ясно воспринимаемым. Но это лишь одна из многих иллюзий, осложняющих жизнь. Деформированное сознание в отличие от прожектора действует как проекционный фонарь, не проясняя ситуацию, но накладывая на нее собственные искажения. Такое состояние называется омраченностью, ментально-эмоциональным токсикозом.

«Ограничения (деформации. – В. Б.) личности находятся вне сознания и обусловлены количеством и характером вытесненного» (Грегори Бэйтсон).

Как правило, наличие этого токсикоза субъект не осознает, ему кажется, что с ним-то как раз – порядок, это «снаружи» всё идет как не надо. Ошибки поведения множатся и наслаиваются, ломая все планы, расчеты и, в конечном счете судьбу. «Жизнь всё больше начинает походить на сказку, полную ярости и шума, излагаемую идиотом» (Шекспир). В перспективе маячит что-либо из малопривлекательного набора: срыв адаптации, невроз, функциональные расстройства, депрессия, пограничное состояние, психоз.

В любой нервной сети (в том числе в ЦНС человека. – В. Б.) существует два противоположно направленных фундаментальных процесса – поступление информации извне в психику, и затем ее извлечение оттуда в сознание.

Совокупная энергия психики всегда равна единице, она оптимально и автоматически распределяется по всему спектру реакций на окружающий мир. Днем основное ее количество уходит на обеспечение работы бодрствующего сознания, тогда как во время сна большая часть ресурса расходуется внутренней «кухней» бессознательного и процессами восстановления тела.

Бодрствующее сознание в обыденности никогда не бывает пустым, а когда такая пустотность приходит во время занятий йогой, то освободившаяся часть внутрипсихической энергии по закону сохранения передается подсознанию, дополнительно активируя спрессованное в нем патологическое содержимое. Это способствует его просачиванию сквозь анамнестический барьер в разреженное ментальное пространство. Возникают необходимые и достаточные условия для транспорта вытесненного материала из подсознания (и не только. – В. Б.) к ее «поверхности». Это и есть то, что здесь именуется сбросом. С одной стороны, это кризис системы, с другой – трансформация к лучшему.

Как и насколько будет осознан этот материал субъектом – решает системный разум, прежде всего оберегая рассудок. Этот высший координатор диверсифицирует сбрасываемый материал по соответствующим каналам восприятия (которые теперь работают каналами сброса!), через которые он и аннигилирует.

Главное условие запуска процесса системной разгрузки подсознания – максимальное (на протяжении всей практики) торможение ума и падение его тонуса, что сопровождается парасимпатическим преобладанием.

Ведущая репрезентативная система организует (оформляет) аннигилируемый материал, определенным образом представляя его в сознании, но содержание «сброса» ученик (а до завершения процесса – пациент) йоги осознает лишь отчасти. В подавляющем большинстве случаев сброс происходит неосознанно, через физическое движение, ощущения (беспричинную боль) в теле либо выраженные эмоциональные «откаты», так или иначе отражаясь во снах.

Многие известные методы психологической разгрузки и реабилитации (психоанализ, ребефинг, НЛП, гипноз, аутогенная тренировка, гештальттерапия, томалогия, деконцентрация и т. д. и т. п.) проигрывают в безопасности сбросу! Поскольку он по большей части происходит вне сознания, без повторных ассоциативных переживаний, присущих психоанализу!

Запуск автономного процесса разгрузки подсознания инициирован субъектом, но реализуется психосоматикой без какого-либо вмешательства (а, по большей части и ведома. – В. Б.) личности либо влияния извне! И потому процесс этот безошибочен, безопасен и оптимален.

Рассмотрим более или менее типичные варианты сброса.

Для успешной йогатерапии (как, впрочем, и терапии любой) необходима качественная коммуникация с пациентом. Она осложняется тем, что «кинестетики обычно жалуются на аудиальных и визуальных собеседников, обвиняя их в бесчувственности. Визуализаторы упрекают аудиалов в том, что те не обращают на них внимания, поскольку во время разговора не смотрят им в глаза. Аудиалисты жалуются, что кинестетики их не слушают и т. д. В конечном итоге всех недоразумений представители одной группы расценивают поведение другой группы как намеренно недоброжелательное и патологическое («Структура магии», т. 2).

Надо также учитывать, что преобладание ведущей репрезентативной системы не означает бездействия остальных. Многие одновременно мыслят образно и вербально, а кинестезия вообще представлена у каждого (исключая «пограничников» и тяжелых невротиков). Кроме того, знание ведущей репрезентации имеет решающее значение при выборе подходящей медитативной техники.