Изменить стиль страницы

«В чем дело? – спрашиваю. – Спины, можно сказать, нет, живи и радуйся, думаю, ты с ней в первом приближении разобрался».

«Это хорошо, – сказал он, – а вдруг заболит снова?!»

Как-то Алексей прибыл на занятия с «опрокинутым» лицом, и на мои вопросы поначалу только головой мотал. Но потом его всё же прорвало: «Сон я увидел, даже не знаю, как это назвать. Сначала вполне пристойный, ну обычный детектив, сплошной экшн, как у меня это бывает: суета, бандиты, разборки. И вдруг проходит слух, что в городе завелась какаято черная зверюга типа киплинговской Багиры и давит людей беспощадно. Всё бы хорошо, но через какое-то время я понимаю (во сне!) что ищет она конкретно меня! И с этого момента сон превращается в кошмар. Я забился в какую-то квартиру и сижу там день, два, три. А чертова пантера расположилась напротив подъезда и ждет. Мне есть хочется, и домашние не знают где я, а телефона нет – короче говоря, нужно что-то делать. А я даже во сне понимаю – что-то здесь не так! Обшарил квартиру, нашел наган какой-то, насквозь ржавый, непонятно, может ли вообще выстрелить. Эта же тварь ни с места, как прикипела. Ну, собрался я с духом, наган в кармане – на всякий случай. Выхожу, вокруг ни души, внутри всё дрожит. Зверь – ко мне, встал на дыбы и оперся о плечи лапами – меня аж к земле пригнуло. Из пасти дух смрадный, а у меня в душе борьба дикая: выстрелить – не выстрелить? Но понимаю даже во сне: что-то здесь не так, лучше не дергаться! Вдруг она снимает с меня лапищи, разворачивается прочь, делает три прыжка и тает в воздухе. Меня вышибло из сна, как пробку. Весь в поту, голова шальная.

Жена спрашивает:

– Не заболел?

– Вроде бы нет...

Времени – полчетвертого ночи. Сполоснулся в душе и снова лег. Но толком больше и не спал. Такое ощущение, словно всё вокруг как-то не так, будто изменилось... «Поздравляю!– сказал я. – Сначала ушла боль, теперь – связанный с ней страх. Хорошо, что ты не стал чудить во сне, а повел себя правильно. Если бы испугался – могли быть варианты...»

Когда речь заходит о сбросе, то следует понимать: тема эта актуальна для тех, кто приходит в йогу исключительно с проблемами психоэмоциональной сферы! Людей, которые хотят разобраться со множеством функциональных расстройств, заболеваниями позвоночника либо опорнодвигательного аппарата в целом эта тема если и касается, то далеко не всегда. В их занятиях просто есть проходной этап оптимизации текущего эмоционального состояния, более или менее явный для самого практикующего. Непременное «включение» сброса у каждого практикующего классическую йогу вовсе не обязательно! Вокруг немало людей эмоционально сбалансированных, другое дело, что они относительно незаметны на фоне быстро растущего вокруг количества индивидов проблемных, не способных адаптироваться к текущим социальным реалиям, именно они экспортируют свой дисбаланс в социум, заполняя его нервозностью и агрессией.

Кроме того, несмотря на все возможности классической йоги, она может помочь далеко не всегда, поскольку в любых заболеваниях и расстройствах существует так называемая точка возврата, пройдя которую психосоматика оказывается в невосстанавливаемом состоянии.

Если речь идет о психике, то йога неприменима при неадекватном поведении – безотносительно к его причинам. Люди такого статуса в лучшем случае – пациенты клиник неврозов, в худших – завсегдатаи психушек. Что касается точки возврата, проиллюстрирую это понятие примером.

В 2008 году в группу одного из инструкторов Школы пришел молодой еще человек, назову его Димой. Поскольку его состояние и внешний вид были инструктору непонятны, он переадресовал парня мне. После краткого общения и оценки внешнего вида я попросил Диму немедленно сделать биохимию крови. На следующий день голос его по телефону я узнал не сразу:

«Диагноз – острый лейкоз, меня срочно положили в онкоцентр Блохина...»

На такой стадии болезни не ощущать, что с тобой происходит, это кажется невероятным! Потом уже, когда мы с Димой анализировали несколько последних лет его жизни, всплыла тема странных фокусов самочувствия, но они особо не мешали, а потом исчезли и забылись, так и оставшись загадкой.

Парень появился у меня в зале через три месяца, серо-желтый, с отечным лицом, и спросил, совместима ли практика асан с химиотерапией. Состоялся тяжелый разговор, я прямо сказал ему, что лейкемия – не тот диагноз, при котором то, чем мы тут занимаемся, может помочь. Тем более в острой стадии! Вполне возможно, что точка возврата уже пройдена и от йоги может стать только хуже...

Дима заявил, что ему терять нечего, и он готов взять ответственность на себя. Я не в силах был запретить ему домашние занятия йогой, в то же время нельзя бросить человека в таком положении...

Проклиная себя за мягкотелость, я назначил ему для начала дважды в день Нидру. С момента, когда в ней возник «пунктир», к парню постепенно начал возвращаться нормальный цвет лица. А потом настала очередь самых простых поз, в полном релаксе, без тени напряжения. Через пару месяцев он отметил, что неделя под капельницей действует на самочувствие уже не так зверски.

Через полгода Дима выглядел замечательно, свежая физиономия никак не коррелировала с диагнозом и текущими процедурами. Врачи онкоцентра терялись в догадках, но в занятиях йогой он им не признался.

Потом спросил, нельзя ли ездить на работу хотя бы на половину дня, самочувствие ведь нормальное. Надо сказать, что Дима был менеджером достаточно высокого ранга и его руководство повело себя достойно – больному продолжали ежемесячно выплачивать половину обычного оклада, сохраняя должность и место.

Но с работой поначалу не вышло, когда он попытался ежедневно находиться там хотя бы до обеда, к вечеру стала расти температура. Пришлось повременить, но потом он всё же вышел на половинный рабочий день и чувствовал себя нормально.

После первого года лечения лейкемии развитие событий имеет два варианта. Первый – обострение болезни, что чаще всего и случалось, второй – переход на химиотерапию раз в два месяца, а после окончания второго года полная ремиссия и выздоровление.

Облучение на Каширке обычно проходят партиями, по нескольку человек идентичного диагноза, естественно, что познакомившись там, они, как товарищи по несчастью, потом между собой общаются. И вот к концу первого года народ из их партии начал умирать, что крайне напрягло парня, несмотря на отличное самочувствие. Тут уже я ничем, кроме вербальной терапии, помочь ему не мог. Всё шло как бы нормально, но на четырнадцатом месяце лечения, когда в живых из упомянутой партии остался он один, пошла негативная реакция по костному мозгу. И кровь при этом оставалась как у здорового, врачи отказывались верить этому! Но тем не менее надежды на выздоровление рухнули.

Вскоре Диму отправили в Германию и сделали пересадку костного мозга, к счастью, нашелся донор. Хотя парень звонил мне оттуда и голос его был вполне позитивен, это не успокоило, на душе всё равно остался тяжелый осадок. Выводы из этой истории оказались неутешительными. Во-первых, йога с онкологией не справилась, это естественно, поскольку надежных способов лечения в данном случае просто нет. Хотя влияние глубокой релаксации и физических упражнений на ее фоне было явным, всё же темп (скорость) развития болезни перекрыла полезный эффект йоги.

Если бы Дима начал занятия йогой в начальном этапе болезни, а не в период ее расцвета, шансов на выздоровление оставалось бы гораздо больше, хотя – не факт. Рекомендовать йогу онкологическим больным невозможно, поскольку человеку может стать как лучше, так и хуже. И что делать, если болезнь обострится? Кстати, после того звонка из Германии Дима больше так на связь и не вышел, я не знаю, чем всё это кончилось. Хотя выжившие обычно появляются...

Пределы, скорость и параметры восстановления психосоматики посредством занятий йогой всегда непредсказуемы, о чем говорит и пример следующий.